Фантомная боль - Шиннок Сарина - Страница 30

30

может обучить так, как ситх. Никто не умеет воевать так, как ситх! И никто не умеет любить так, как ситх! Потому что любовь ситха – она всегда до гроба!

Такая двусмысленная фраза. Было ли это объяснением насчет Килинди, или это было о чем-то другом – Трезза знал, что не спросит его об этом.

Над столом повисла тишина. На эстраде солист группы – долговязый чисс со взъерошенными волосами – начал новую песню. Низким, загробным голосом он чеканил строчки, звучащие как заклятие:

Иридония, ты видишь две луны,

Как забрака сердца два…

Услышав знакомые слова, Дарт Мол встал из-за стола. Тяжелым прыжком оказавшись возле чисса, он положил руку на струны его ксанты.

- Молчи, - приказал ситх музыканту.

- Что? – недоуменно проронил чисс.

- Тебе не нужно петь эту песню, - строго пояснил забрак.

- Но я специально по случаю Вашего присутствия…

Иридониец надменно смерил солиста взглядом:

- Ты думаешь, что знаешь, о чем поешь?

- Чисс может понять это, - ответил тот.

- Но какое право ты имеешь чувствовать так же?!

- В смысле?

Но дальнейших разъяснений этого непонятного нападка не последовало. Вместо того, чтобы что-то объяснять, Дарт Мол ударил чисса ногой по колену. Удар был даже не в полную силу, но те, кто стоял рядом, могли отчетливо услышать хруст костей. Музыкант упал со стоном, запрокинув голову назад, он корчился от боли, но боялся даже прикоснуться к травмированной ноге. Другие участники группы – битх, наутолан и пара забраков – попытались помочь ему. Никто из них не сказал ни слова Лорду Ситхов, который вернулся к своему столу как ни в чем не бывало. Он стал напротив Треззы, чешуйчатая кожа которого сменила цвет с зеленого на красный. Фаллиин почти инстинктивно выделял феромоны, пытаясь унять нервное напряжение забрака.

- Думаю, я уже достаточно набрался, - заключил Мол. - Я пойду отсюда.

- Я еще посижу, - ответил Трезза.

Ему предстояло многое осмыслить.

Ситх направился к выходу из кантины. Фаллиин встал из-за стола и подошел к окну, провожая его взглядом.

Мол изменился – в этом у Треззы не было сомнения. Но его нынешнее поведение… за этим наверняка скрывалась глубокая черная печаль.

Что доставляло Молу удовольствие от жизни? Его тело, его работа, одобрение его учителя-ситха. Он потерял все это! Искалеченный. Преданный. Выброшенный. Он точно проклинает своего учителя, но не посмеет занести над его головой световой клинок.

Молодой ситх умел прятать мысли, но интуиция Треззы… Фаллиин ощущал, что грядут еще большие перемены, куда более тяжкие. И самое страшное, что в мыслях о будущем, на фоне печали Мол предвкушал, что ему станет как-то особенно хорошо. Он весь был словно клубок нервов в предвосхищении чего-то великого, где его судьба будет определена, но в этом не было ни одной ноты восторга. Трезза остро чувствовал это состояние. Это давило на него непосильным грузом.

Фаллиин, стоя у окна, видел, как его бывший студент запрыгнул на спидер и вскинул вверх кулак в знак прощанья и уважения. Трезза также поднял кулак в ответном жесте. Конечно, Дарт Мол по-прежнему мог выглядеть внушительно. Все те, кто замирал перед ним в благоговейном страхе, наверняка не знали его возраста, и они бы ни за что не поверили, если бы узнали, что этому забаку было немногим за двадцать. Лишь умудренный седой фаллиин всегда мог видеть что-то дальше горящих глаз и устрашающих татуировок. Трезза с первой встречи видел его настоящего: мальчика, в глазах которого гнев вытеснил боль, верящего в боевого отца-ситха, рвущегося повоевать. Сейчас это был тот же юнец, но уже искалеченный своей войной, постаревший мальчик со взглядом на два парсека. Фаллиин прожил долгую жизнь и видал виды, он знал несчастных юношей, рвущихся в бой и возвращавшихся из боя с этим взглядом.

Дарт Мол, сам того не ведая, сказал истину: он умер там, на Набу.

- Блядь, - проронил Трезза, ударив кулаком в стену. – Блядь! – повторил он громче. – Бля-а-а-ади!

Он начал неистово, яростно лупить кулаком по стене.

- Бля-а-ади! Бля-а-а-ади! – орал он, сколько хватало его дыхание. Утомившись, он затих, но с каждым хриплым выдохом он шепотом повторял: - Блядь! Блядь. Блядь…

Наконец Трезза умолк и застыл, припав к грязной стене, закрыв глаза и продолжая рычать, протестуя в немом бессилии против грядущего кошмара.

***

В выходной день на Столичной Площади всегда прогуливались беззаботные иридонийцы. Поодиночке, парами или компаниями они слонялись здесь, рассматривая красивые постройки, кидая мелочь уличным музыкантам и приветствуя военных в увольнении. Статные забракские мужчины в черной униформе охотно улыбались в ответ зевакам, но улыбки исчезли с их лиц, когда мимо пронесся ситхский спидер. Они отсалютовали министру обороны.

Военные напрасно пытались расшаркаться перед ним: Дарт Мол не обращал на них внимания. Он остановился перед дворцом и слез со спидера. На площади перед величественным зданием гулял молодой забрак с сыном. Его ребенок был совсем мал: без татуировок, с бугорками на черепе, едва обозначившими узор будущих рогов – не больше года от роду. Отец поставил его на землю и, отойдя на пару шагов, присел перед ним на корточки. Его дитя училось ходить. Маленький забрак чуть ли не после каждого шага спотыкался и падал на четыре кости, но не плакал. Он сопел, но поднимался, потирал ручками ушибленные коленки и снова пытался идти. Отец не пытался поднять его, а лишь подбадривал словами. И когда чадо, дойдя до него, оперлось ладошками на его колено, ощутив надежную опору, и улыбнулось, забрак-отец невероятно нежно взял сына на руки и прижал к себе. Его татуированное лицо лучилось счастьем.

Наблюдая за этим, Мол тряхнул головой и оскалился с отвращением. И это будущий воин?! Сколько раз он упал, пока дошел до отца?! И отец не наказал его за это, а порадовался?! Это суровое иридонийское воспитание?!

Что еще мог думать ситх, забывший свое прошлое, не знавший родительскую любовь? Сколько раз он сам падал, пока научился ходить? Лишь один?

Совет Министров Иридонии не проводил в этот день заседания. Но у Дарта Мола было дело – он продолжал обивать пороги кабинета Кейсил Вервуд, настаивая на назначении новых лиц на основные должности. Он вошел в свой кабинет. В обстановке появилась некоторая новизна: оружие, подаренное Треззой, заняло почетные места на стенах. Амулет из чешуйки таозина, также преподнесенный бывшим наставником, забрак прикрепил к министерской мантии, повесив его на обведенный вокруг плеча красный