Белый Волк - Геммел Дэвид - Страница 17

— Значит, решено, — кивнул Брейган. — Отдыхай пока. Я положил на твои ожоги примочки из трав. Какое-то время будет больно, но потом, думаю, все заживет.

Рабалин снова погрузился в озеро сновидений. Когда он проснулся, было темно, и сны рассеялись, как туман — кроме одного. В памяти остался страшный топор и человек с глазами, как зимнее небо.

Утром брат Лантерн дал Рабалину свою запасную рубашку и штаны. Рубашка, сшитая из мягкой ткани, которую Рабалин никогда раньше не видел, блестела на солнце. На груди у нее, на бледно-голубом поле, была вышита золотом маленькая змейка, свернувшаяся и готовая к удару.

— Я запачкаю ее из-за ожогов, — сказал Рабалин. — Не хочется портить такую красивую вещь.

— Это всего лишь тряпка, — бросил Лантерн. Штаны из тонкой черной кожи оказались длинноваты.

Брейган подвернул их прямо на Рабалине и достал из котомки пару сандалий, которые пришлись мальчику почти впору.

— Ну вот, — сказал Брейган, — теперь ты у нас точно дворянский сын.

В последующие дни Рабалину пришлось трудно. Ожоги мокли и не спешили заживать, а новая тонкая кожица то и дело лопалась. Рабалин мучился, но терпел, понимая, что для воина, который прежде был братом Лантерном, его присутствие нежелательно. Тот с ним почти не разговаривал — хотя, с другой стороны, он и с братом Брейганом мало говорил. Большей частью он шел впереди, иногда пропадая из виду. Когда дорога вилась через холмы, он поднимался наверх и осматривал оставшуюся позади местность.

Утром четвертого дня воин, как называл его про себя Рабалин, согнал их с дороги в густой подлесок. Из кустов они увидели, как мимо проскакали пятеро всадников. В одном Рабалин узнал Сергиса, капитана городской стражи.

На глаза Рабалину навернулись слезы. Несчастный он человек. Идет куда-то с чужими людьми, один из которых его не любит, а городская стража по-прежнему ищет его. Что, если они будут преследовать его до самого Мелликана и заявят на него, как на убийцу?

Воин увел их поглубже в лес слева от дороги, и они весь день продирались сквозь кустарник. К вечеру Рабалин совсем обессилел. Воин нашел укромную ложбинку и развел там костер. Рабалин из-за своих ожогов держался подальше от огня.

Брат Брейган принес ему похлебки.

— Ну как тебе, легче хоть немного?

— Да.

— Ты грустишь по своей тете, я по глазам вижу. Рабалину стало стыдно. Его больше печалили собственные несчастья.

— Она была славная, — сказал он виновато, избегая прямой лжи.

Воин ушел куда-то в ночь, и без него Рабалин почувствовал себя уютнее,

— Хоть бы он насовсем ушел, — промолвил он вслух.

— Кто? — спросил Брейган, и Рабалин смутился — он не хотел говорить то, что думал.

— Брат Лантерн. Он меня пугает.

— Он не сделает тебе ничего дурного. Лантерн… хороший человек.

— Что случилось в монастыре? Горожане пришли туда?

— Пришли.

— И все спалили, наверное?

— Нет, они ничего не тронули. Расскажи мне про своих родителей. Ты знаешь, где они живут?

— Нет. Да и вряд ли я им нужен. Они бросили нас с сестренкой на тетю Аталу и ни разу не дали о себе знать. Они не знают даже, что Лаша умерла. Оба они никчемные люди, по правде сказать.

Теперь уже Брейгану стало неловко.

— Никогда не говори так, дружок. У всех у нас свои слабости. Никто не совершенен. Ты должен научиться прощать.

Рабалин промолчал. Тетя Атала никогда не говорила плохо о его родигелях, но от других он, подрастая, много чего наслушался. Отец его был бездельник, то и дело воровавший у своих хозяев. Два раза это сходило ему с рук, на третий его посадили в тюрьму. Он и пил к тому же, и Рабалин ясно помнил, как он однажды ударил мать. Она тогда отлетела к стене и чуть сознания не лишилась. Шестилетний Рабалин в слезах бросился к матери, и отец отшвырнул его пинком. «Попробуй тут выбейся в люди! — гаркнул он. — Колотишься как проклятый, да еще щенки эти неблагодарные — изволь кормить их и одевать».

Рабалин ненавидел в людях слабость. Он не понимал, как могла мать бросить своих детей и уйти с этим негодяем. Про отца с матерью он сказал монахам только потому, что боялся, как бы его не оставили в лесу. Видеть родителей он не хотел, пропади они пропадом.

Брейган подбросил в костер хворосту.

— Так что же случилось, когда толпа пришла в монастырь? — спросил Рабалин.

— Я не хотел бы говорить об этом.

— Это было ужасно, Рабалин. Отвратительно, — ответил Брейган, печально глядя в огонь.

— Джаспер-то хоть цел?

— Собака Килии.

— Да, с ним все хорошо. Настоятель Кетелин о нем заботится.

— А почему брат Лантерн теперь одет не по-монашески?

— Он вышел из ордена. Он, как и я, был послушником и вечных обетов еще не принес. Может, съешь еще что-нибудь?

— Мне все-таки хотелось бы знать, что такого ужасного у вас произошло.

— Там погибли люди, Рабалин, — вздохнул Брейган. — А настоятеля ранили ножом.

— Это брат Лантерн остановил их, да?

— Откуда ты знаешь? — удивился Брейган,

— Я не знал, просто догадался. Я видел, как он обработал арбитра, который тебя ударил. Он нисколько не боялся, да еще велел людям отнести арбитра в трактир. Я и подумал, что, если горожане придут к монастырю, он тоже не испугается. Кого он убил?

— Я уже сказал, что не хочу говорить об этом. Спроси его самого, когда он вернется.

— Он тоже не скажет. И он не любит меня.

— Он и меня не очень-то любит, — смущенно улыбнулся Брейган.

— И все-таки вы путешествуете вместе. Почему?

— Настоятель попросил его проводить меня в Мелликан.

— Что ты будешь делать, когда придешь туда?

— Вручу письма церковному конклаву, а затем принесу обет перед епископом.

— До столицы далеко идти.

— Полтораста миль. Лантерн рассчитывает добраться туда дней через двенадцать — пятнадцать.

— А война? Нам встретятся солдаты?

— Надеюсь, что нет, — испугался Брейган. — Мы будем покупать провизию в деревнях и держаться подальше от больших дорог.

— Ты когда-нибудь бывал в столице?

— Нет, ни разу.

— Килия была. Она говорит, что там на арену выпускают бойцовых зверей. А Келиас и Педлар говорили, что такие звери и на войне будут драться. Их называют Смешанными, и король обещал составить из них целую армию,

— Я не люблю говорить о-таких вещах. — Брейган попытался придать своему голосу суровость, но потерпел неудачу.

— А я бы хотел увидеть хоть одного.

— Поосторожнее с желаниями, мальчик, — сказал Лантерн, внезапно выйдя из-за деревьев. — Смешанные — это чума, а тот, кто хочет их использовать, — полный дурак.

Утром шестого дня, усталые и голодные, они пришли к почтовой станции близ укрытой в холмах деревушки. Припасы у них почти вышли. Почтовый двор состоял их трех деревянных построек и пустого, без лошадей, загона. Над трубой самого большого дома лениво поднимался дым. В деревне не наблюдалось никакого движения — только лисица прошмыгнула по главной улице и скрылась.

Скилганнон велел Рабалину и Брейгану ждать на опушке рощи, а сам зашагал к станции. Из дома вышел навстречу ему крепкий мужчина, коротко остриженный, но с окладистой бородой,

— Доброе утро, — сказал он.

— И тебе того же. Где твои лошади?

— Солдаты забрали. Станция закрыта на неопределенное время. Все ушли, — добавил смотритель, поймав взгляд, брошенный Скилганноном в сторону деревни. — Датиане, говорят, в одном дневном переходе отсюда, поэтому люди похватали пожитки — и наутек.

— А ты что ж?

— Мне идти некуда, сынок. Мой дом тут. Еда еще осталась, так что если ты и твои друзья хотите позавтракать — милости просим.

— Ты очень любезен.

— Я, по правде сказать, рад буду побыть в компании.

Зовут меня Сет. — Он протянул руку. Скилганнон пожал ее, и Сет покосился на изображение паука. — Ты знаешь, что тебя ищут? Они здесь были вчера. Говорили про большую награду. — Награда будь здоров, — подтвердил Скилганнон.