Мечи Дня и Ночи - Геммел Дэвид - Страница 68

Аскари засмеялась, и он спросил с улыбкой:

— Чем это я тебя рассмешил?

— Слышать, как ты называешь другого тронутым...

— Забавно, правда? Я, конечно, мог бы ответить «уж я-то знаю»... Не обижайся, но не согласилась бы ты полежать со мной? Глядишь, голова и прошла бы.

— Ты мне противен, Декадо! С чего ты взял, что я соглашусь спать с тобой?

— Про сон речи не было. Впрочем, ты могла бы ограничиться простым «нет». — Он взглянул на небо. — Ты все еще хочешь найти своего друга?

— Конечно!

— Пешком ты до темноты не успеешь. Садись со мной на коня, я отвезу тебя к ним. — Он снова сел в седло и подал ей руку.

— Почему я должна тебе верить?

— Не могу придумать ни одной веской причины.

— Я тоже. — Аскари улыбнулась, убрала стрелу в колчан и взялась за его руку. Декадо освободил ей стремя. Она поставила туда ногу и села позади него.

Встреча с Гильденом сильно расстроила Ставута. К старому солдату, храброму, глубоко порядочному и доброму, он относился не только с симпатией, но и с уважением. Ненависть, с которой тот высказался о «подлых тварях», потрясла Ставута. Шагая со стаей в гору, он не переставая думал о предубеждениях, владеющих Гильденом. А ведь несколько недель назад он бы их принял как должное. Тогда он и сам придерживался такого же образа мыслей, потому что совсем не знал джиамадов. Теперь-то он понимал, что зла в них не больше, чем в волках или львах. Они убивают, чтобы есть. В них нет ненависти, нет злобы.

Прошлой ночью он стал свидетелем драки Ш акула с другим крупным зверем. Началась она так внезапно, что Ставут не успел помешать. Эти двое накинулись друг на дружку, рыча и кусаясь. Поначалу противник теснил Шакула, но тот нанес ему удар правой, прыгнул на него и повалил. Еще две звонкие оплеухи, и противник обмяк. Через некоторое время он зашевелился, стал на четвереньки и понюхал землю у ног стоявшего над ним Шакула, а собравшаяся вокруг стая принялась топать ногами.

Шакул вернулся к завороженному этой сценой Ставуту, и тот спросил:

— Из-за чего вы сцепились?

— Место. В стае.

— Я не понял.

— Место Шакула.

— О каком месте ты говоришь?

— Красношкурый, — сказал Шакул, тронув его за плечо. Потом похлопал себя по груди: — Шакул. — Он показал на побежденного им зверя: — Брога. — Последним был сидящий невдалеке Грава.

Ставут понял, что иерархия в стае устанавливается по праву сильного, и ему сделалось не по себе.

— Значит, мы с тобой тоже когда-нибудь подеремся? Шакул издал ряд отрывистых звуков, заменявших ему смех, и ушел.

Все утро стая провела в пути. Ставут не имел понятия, как быстро движется армия Вечной и следует ли им бояться ее. Скорее всего войска только пройдут через этот край. Рисковать, однако, он не хотел и намеревался как можно больше увеличить расстояние между ними и своей стаей. Это, к несчастью, означало, что стая должна подняться высоко в горы. Джиамады тащили его повозку попеременно, но тропа делалась все более трудной и узкой. Ставут жался к скальной стене, подальше от зияющей справа пропасти. Шакул шел рядом с ним.

— Красношкурый больной?

— Нет. Просто боюсь высоты.

Шакул подошел к самому краю, посмотрел вниз и сказал:

— Далеко.

Потом он ушел разведать дорогу. Грава, свесив свой длинный язык, произнес нечто неразборчивое.

— Верно подмечено, — ответил Ставут, и Грава тоже ушел, избавив Ставута от признания, что он не понял ни слова.

Впереди раздался грохот обвала, и Ставут, подняв руку, остановил джиамадов. Грава побежал посмотреть, что там, вернулся и возбужденно залопотал.

— Давай-ка помедленней, — перебил его Ставут.

Тот послушался, но Ставут разобрал только одно слово: Шакул.

Вместе с Гравой они подошли к самому оползню. Часть карниза тоже обвалилась. Грава показывал вниз. Ставут на коленях, упираясь ладонями, подполз к обрыву и заглянул туда. Его сразу же затошнило. Шакул висел на маленьком выступе футах в тридцати ниже. Ставут выругался, но потом вспомнил, что в повозке у него есть веревка. Джиамады, теперь втроем, героически тянули возок в гору. Ставут подбежал к ним, поставил фуру на тормоз, порылся внутри и вылез со связкой. На месте происшествия, кроме Гравы, собрались уже и другие. Выбрав зверя посильнее, Ставут перекинул ему веревку через плечи, а конец сунул в руку.

— Я брошу веревку Шакулу. Когда он схватится за нее, тяни. Понял?

— Тяни, — повторил зверь.

Ставут, разматывая веревку, вышел на край обрыва.

— Сейчас я тебе ее брошу, — крикнул он Шакулу, но Грава замотал головой. — Что такое? — Грава показал, будто цепляется за что-то когтями, и заговорил — очень медленно. Ему пришлось повторить несколько раз, прежде чем Ставут понял, в чем дело. Если Шакул отпустит хотя бы одну руку и попытается схватить веревку, он сорвется. — Можешь спуститься к нему? — спросил Ставут Граву, но тот отшатнулся, тряся головой.

Ставут, снова выругавшись, сделал на конце веревки большую петлю, сбросил ее вниз и сказал зверю, державшему другой конец:

— Когда я крикну, тяни.

— Тяни, — подтвердил тот.

— Блестяще, — пробормотал Ставут. Глубоко вздохнув, он взялся за веревку и полез в обрыв. — Главное, вниз не смотреть. Аскари так говорила. — Он легко находил опору для ног и скоро добрался до Шакула. В глазах зверя Ставут увидел страх.

— Далеко! — прохрипел Шакул.

— Я накину на тебя веревку, а ты держись.

Тут Ставут понял, что ему все-таки придется посмотреть вниз, и у него скрутило желудок. Он медленно повернул голову, сосредоточившись на висящих над бездной мохнатых ногах Шакула. Слез чуть пониже, пропустил ступни зверя в петлю и повел ее вверх. Дул холодный ветер, мелкие камни сыпались вниз. Левая рука Шакула соскользнула и ухватилась за скалу снова. Ставут закрепил петлю на середине его туловища и крикнул:

— Тяни!

За этим ничего не последовало. Только теперь Ставут сообразил, что отдал веревку Броге, с которым Шакул дрался ночью. Болван! Единственный джиамад в стае, желавший сместить Шакула, держит сейчас в своих руках его жизнь.

— Тяни веревку! — снова заорал Ставут. Шакул сорвался и упал, увлекая его за собой.

Веревка натянулась. Шакул поймал Ставута на лету, прорвав когтями рубашку и кожу под ней. Теперь они висели над бездной оба. Рубашка зловеще трещала.

Над краем показалась голова Гравы, и Ставут закричал:

— Вытащи нас!

Веревка натянулась опять, и они медленно, дюйм за дюймом, поползли вверх по скале. Шакул, как мог, упирался ногами. У самого края Грава ухватил Ставута за шиворот и вытащил на карниз. Брога в кровь ободрал себе руки веревкой, но не выпустил ее.

— Молодец. — Ставут потрепал его выше локтя. — Спасибо.

— Брога тянуть. — Он бросил веревку и стал зализывать ободранные ладони. У Ставута тряслись ноги, и тошнота одолевала его пуще прежнего. Чтобы как-то отвлечься, он стал сматывать веревку. Потом спохватился, что второй ее конец по-прежнему привязан к Шакулу, и развязал узел.

— Ничего себе приключение, а?

— Идем дальше, — сказал Шакул. — Найдем место. Поесть. Поспать.

— Ну что ты. Не надо столь горячо изъявлять свою благодарность. Это меня смущает.

— Скажи опять, — попросил Шакул.

— Ладно, не важно. Найдем место, где можно поесть и поспать.

Шакул кивнул и снова зашагал по тропе.

Вечером, сидя у костра, Ставут все время поглядывал на Шакула. Зверь после падения со скалы вел себя не совсем обычно. Он огрызался на других и теперь тоже сидел в полном одиночестве. Часть стаи во главе с Гравой отправилась на охоту, остальные, в том числе и Брога, улеглись спать. Ставут тоже был бы не прочь, но оцарапанный бок болел и мешал заснуть. Он пошел и сел рядом с Шакулом. Зверь поднял на него свои янтарные глазищи.

— Что случилось, дружище? Повредил себе что-нибудь?