Полуночный Сокол - Геммел Дэвид - Страница 63

— Шелковые простыни! — проговорила она. — Ты разбогател!

Низко над кроватью пролетел черный ворон и уселся на ветку неподалеку от Морригу.

— Чего ты хочешь от меня?

— Учитывая, что ты собираешься ввязаться в идиотскую историю, правильнее будет спросить, чем я могу тебе помочь?

Бэйн слез с кровати, сделал глубокий вдох и почувствовал запах свежего горного воздуха.

— У меня было всего одно желание — спасти жизнь Лии. А теперь мне вообще ничего не нужно. Завтра я либо выиграю, либо меня убьют.

— Да, тебе не удалось спасти любимую. В жизни такое случается, Бэйн. А чего бы ты хотел для себя? Если пожелаешь, я дам тебе сил и ловкости, чтобы одолеть Волтана.

— Я и так смогу его одолеть.

— Нет, не сможешь, и Ванни тебе об этом говорил. Волтан сильнее, мощнее и быстрее, а еще он неумолимый и беспощадный. Попроси меня!

— Нет.

— Это гордость тебя останавливает?

Бэйн задумался:

— Может, гордость, а может, я просто не хочу использовать волшебство. Мне не нужна помощь. Хочу встретиться с ним на равных условиях.

— Как благородно! — проговорила Морригу. — А ты хоть на мгновение веришь, что Волтан мог бы поступить так же?

— Я не отвечаю за то, что делает или не делает Волтан, но хочу, чтобы он ответил за смерть Лии и знал, за что умирает.

— И чего ты этим добьешься, Бэйн? Надеешься, что Волтан одумается, что испытает хоть каплю раскаяния?

Бэйн покачал головой:

— Дело не в нем, дело во мне. Я обрету покой только после того, как убью его.

— Ах вот как! Все дело в Бэйне! Ни в Лии, ни в злодее Волтане, а только в Бэйне.

— Да, все дело в Бэйне! — яростно отозвался он. — А почему бы и нет? Разве кто-нибудь за меня заступался? Я всегда был один! Я любил маму, и, думаю, когда я был маленьким, она тоже меня любила. Но вот я подрос, и каждый раз глядя на меня, она видела Коннавара и отстранялась. — Он засмеялся так жутко, что даже ворон захлопал крыльями, — Где друзья и любимые? Единственный друг предал меня, когда подумал, что я умираю. Да, все дело в Бэйне. Если я завтра умру, кто заплачет обо мне?

— В самом деле, кто? — переспросила Морригу. — Ну, раз я тут не нужна, пора в путь. Ложись спать, ригант. Спи!

Странный был сон, его наверняка навеяли страхи, но Бэйн очень отчетливо его помнил.

— Пора разминаться, — сказал Телорс.

В оружейную вошли два солдата в серебряных доспехах.

— Вас вызывает к себе император, — сказал один из них Бэйну.

— Ему нужно размяться, — вмешался Телорс.

— Пойдем, — проговорил второй, не обращая на Телорса никакого внимания.

Бэйн надел черную шелковую рубашку и пошел за охраной по подземным коридорам, а потом — вверх по лестнице на второй ярус. Одолев подъем, Бэйн оглянулся по сторонам и увидел, что стадион полон. Зрители ждали вечернего представления. Стадион цирка Палантес вмещал тридцать тысяч зрителей, но еще сотни стояли в проходах.

— Сколько народу! — охнул первый солдат.

— Успокойся, — проговорил второй, — большинство пришло посмотреть, как сожгут Госпожу-в-Маске. Они ждут, что она сотворит чудо и упорхнет на небо.

Он грубо засмеялся.

— Я думал, что освободили всех сектантов, — удивился Бэйн.

— Только не Госпожу-в-Маске. Ее сожгут вместе с Наладемусом. Вот так шутка! Представляю, что они наговорят друг другу, когда их привяжут к столбам и подожгут!

Солдаты пошли дальше, на третий ярус, где располагался охраняемый вход в королевскую ложу. Бэйна провели внутрь, и он увидел только Джасарея. На императоре была белая туника и длинная пурпурная накидка, а на голове — широкая шляпа из соломы, защищавшая лицо от солнца.

— Проходи и садись, парень.

— Благодарю вас, ваше величество, но мне нужно готовиться к поединку.

— Всему свое время.

Где-то недалеко трубач протрубил короткий сигнал. Зрители расселись и затихли. С западной стороны арены из ворот появился гладиатор, направляясь к центру. Толпа презрительно зашипела и засвистела. Бэйн посмотрел вниз и едва поверил своим глазам. Это был Волтан.

— Мне пора идти, ваше величество.

— Сиди! — приказал Джасарей.

— Но я буду с ним сражаться, вы обещали!

— Да, обещал, молодой человек, и я сдержу слово. Однако я не обещал, что ты сразишься с ним первый.

Открылись западные ворота, и на песок вышел второй гладиатор. Он был без нагрудника, в кожаном килте, а на бритой голове был повязан красный шелковый шарф.

Это был Свирепый.

Бэйн не мог поверить своим глазам.

— Почему? — прошептал он.

— Я и сам не мог понять, когда Свирепый впервые попросил меня об этом, — рассказывал Джасарей, — это было той ночью, после покушения. Я пообещал, что вы оба можете просить что угодно. Свирепый задержался и сказал, что хотел бы сразиться с Болтаном первым. На следующий день ко мне пришел ты, и я все понял. Полагаю, ты тоже знаешь ответ на все вопросы.

Бэйну стало дурно. Потянувшись вперед, он вцепился в перила балкона. Да, он знал все ответы. Свирепый делал это ради него. Слова старшего друга всплыли в памяти Бэйна, словно высеченные из огня.

«У тебя нет отца, а у меня — сына. Мне кажется, мы стали почти родственниками, и, как любому отцу, мне не хочется, чтобы мой сын губил себя по собственной глупости».

Бэйну стало стыдно и страшно. Ради его эгоистичной мечты о мести жизнью рисковал его единственный настоящий друг. Его мозг не выдерживал напряжения, и вся горечь и ненависть его детства и юности начала таять вместе с тоской и одиночеством, обидами и разочарованиями. Все стало казаться мелким и ничтожным по сравнению с жертвой, которую ради него собирался принести этот человек. Свирепый знал, что Бэйну не одолеть Волтана, и понимал, что, несмотря на собственный возраст, он все еще может ослабить Волтана, растратить его силы на себя, может, даже ранить, чтобы у Бэйна появилось больше шансов выжить. — Я не хотел… — шептал Бэйн.

— Надеюсь, что нет, — отозвался Джасарей, — но это благороднейший из поступков.

В голосе императора чувствовалась гордость, гордость с примесью удивления, будто, признавая благородство и величие поступка, он до конца не понимал мотивов.

Император встал и, сняв соломенную шляпу, помахал ею в воздухе. Послышался звук трубы, и гладиаторы скрестили мечи в знак приветствия, затем разошлись. С бешеной скоростью Волтан атаковал первым, но Свирепый блокировал удар и контратаковал с такой силой, что Волтану пришлось отпрыгнуть назад. Зрители изумленно молчали. Конечно, немногие из тридцати тысяч собравшихся могли полностью оценить высочайшее мастерство боя, но о том, что сражаются два великих гладиатора, знали все. Они чувствовали, что этот необыкновенный поединок войдет в историю и через много лет они будут рассказывать детям и внукам о смертельном поединке между Болтаном и Свирепым на арене цирка Палантес.

Бэйн наблюдал за поединком с ужасом и изумлением. Свирепый был прав. Он не смог бы одолеть Волтана. Для такого роста и сложения скорость Волтана была совершенно необыкновенной. Он прекрасно двигался, и в атаке, и в защите сохраняя равновесие.

Скорость поединка была просто невероятной, и само сражение немного напоминало танец. Бэйн смотрел не отрываясь, во рту у него пересохло, дыхание сбилось, вцепившиеся в перила пальцы побелели. Как бы ни закончился поединок, он знал, что поступок Свирепого навсегда изменил его жизнь. Никогда больше он не станет жаловаться на несправедливость. Подарок, который он получил сегодня, с лихвой покрыл все обиды и неприятности, которые с ним случались.

Меч Волтана порезал грудь Свирепого, и песок окропили первые капли крови. Бэйн застонал, но его голос утонул в оглушительном реве толпы. Волтан сделал резкий выпад, чтобы прикончить Свирепого, но тот отскочил вправо и контратаковал, Волтан отстранился, но недостаточно быстро, и меч Свирепого вспорол его правое бедро. Гладиаторы стали действовать осторожнее. Грудь Свирепого была оцарапана прямо под ключицей, и по животу обильно текла кровь. Волтан тоже истекал кровью, и его килт был весь в пятнах и лип к бедрам. Противники сцепились, заклацали мечи. Неожиданно Волтан ударил Свирепого кулаком в висок и повалил наземь. Свирепый покатился по песку и смог увернуться от удара, которым Волтан собирался вспороть ему живот. Гладиатор быстро поднялся.