Сумерки героя - Геммел Дэвид - Страница 57

Эмрин заставил себя приподняться на колени и попробовал встать. Его шатнуло. Серый Человек подхватил его.

— Держись. Дыши поглубже. Надо, чтобы ты усидел на коне.

— Да, господин, — с трудом выдавил Эмрин. Рядом с ним появился молодой человек, и Эмрин узнал герцогского сына Ниаллада.

— Позвольте помочь вам, — сказал юноша, и Эмрин оперся на него.

— Ступайте на конюшню, — велел Серый Человек. — Оседлайте двух коней и моего серого. Я сейчас приду.

Эмрин, поддерживаемый Ниалладом, вышел за дверь. На ковре лежал только что покинувший комнату солдат с перерезанным горлом. Дотащившись до парадного входа, они вышли на солнце. Свежий воздух оживил Эмрина, и к конюшне он подошел уже без поддержки.

Норда ждала их там с припасами, уложенными в небольшие мешки. Она бегом бросилась к Эмрину и нежно коснулась пальцами избитого, распухшего лица.

— Бедняжечка мой.

— Что, поубавилось красоты-то?

— Для меня ты и такой хорош. Займитесь-ка лучше лошадьми. Рыцарь велел, чтобы ему оседлали серого. — Она взяла Эмрина за руку. — Рыцарь — чудесный человек, но у него много врагов. Присмотри за ним, ладно?

Эмрин, несмотря на все свои страдания, рассмеялся.

— Я? За ним? Ну ты и сказала, Норда!

Серый Человек, с мрачным лицом, подошел к ним по мощенной гравием дорожке. Норда присела в реверансе.

— Ну как, можешь ехать? — спросил он Эмрина.

— Могу, господин.

Ниалл вывел из конюшни трех оседланных лошадей — двух чалых и мышастого. Серый Человек, сев верхом, повернулся к Норде:

— Спасибо, девочка. — Она опять присела. — И скажи Мадзе Чау, чтобы возвращался домой.

— Скажу, господин.

Эмрин с трудом взобрался на спину чалому и поехал к лесу вслед за хозяином и юношей.

Они ехали уже около часа, когда герцогский сын сказал:

— Те солдаты непременно поднимут тревогу. Скоро, наверное, за нами отправят погоню?

— У нас есть еще немного времени, — ответил Серый Человек.

Юноша помолчал и спросил:

— Вы их убили, да?

— Убил.

— Вы сказали, что оставите им жизнь, если они его развяжут. Что же вы за человек после этого?

Эмрин поморщился, услышав этот вопрос. Серый Человек, не ответив, направил коня к нему.

— Держите на запад, к лесу, чтобы руины остались к югу от вас. Если увидишь туман, сворачивай в сторону. Я догоню вас еще засветло.

— Да, господин. — Серый Человек повернул назад, и Эмрин крикнул ему: — Спасибо! — Потом он тронул каблуками коня и поравнялся с юношей.

Ниалл, красный и сердитый, воскликнул:

— Человеческая жизнь для него ничего не значит!

— Наша с вами значит, и мне этого довольно.

— Вы оправдываете то, что он сделал?

Эмрин натянул поводья и повернулся к юноше лицом.

— Взгляните на меня! Они собирались забить меня до смерти. Думаете, меня их смерть сильно печалит? Когда я был мальчишкой, нам с приятелями вздумалось поохотиться на оленя. Мы вооружились новенькими копьями, а у двоих были луки. Всего нас собралось семеро. Мы отправились в горы и скоро напали на след. Скрадывая добычу, мы стали пробираться через густой подлесок, и тут вдруг, откуда ни возьмись — громадный медведь. Ну а дурачок Стефф возьми да и пусти в него стрелу. Короче, с гор нас вернулось только двое.

— Какое это имеет отношение к Серому Человеку?

— Если раздразнить медведя, не удивляйся, когда он вспорет тебе брюхо! — рявкнул Эмрин.

Трехмечному было жарко. Солнце жгло покрытые лаком волосы, и ни малейший ветерок не колыхал длинный кафтан из черного шелка. Он постоял немного, опустив руки на два кривых меча, висящих у него по бокам. Третий, с привязанным к эфесу шлемом, помещался между лопатками. Криаз-нор, оглядев поляну, быстро пересек ее и вошел в тень. Трое его спутников, тоже в черном, следовали за ним по пятам.

Лесная прохлада после солнцепека была особенно приятна. Глядя золотистыми глазами на тропу, Трехмечный ощутил легкое раздражение. Им должны были предоставить ищейку: он, несмотря на все свое мастерство, уже трижды сбивался со следа, и это бесило его. Дереш Карани дал им три дня, чтобы убить меченосцев, и два почти на исходе. Если они не уложатся в назначенный срок, одного из четверки скорее всего казнят. Его, Трехмечного, вряд ли, но с Дерешем Карани ничего нельзя знать наверняка.

Он оглянулся на трех своих подчиненных. Скорее всего это будет Четвертый. Он только из питомника и еще не заслужил себе боевого имени. Однако он малый способный — его номер указывает на то, что в своем выпуске он был четвертым из пятидесяти. Трехмечный велел всем троим оставаться на месте, а сам осторожно двинулся дальше по оленьей тропе, ведущей на юг. Земля была твердая. Трехмечный услышал слабое журчание воды и пошел на звук. Почва стала мягче, в кустах он разглядел два копытных следа, а у самой воды — отпечаток сапога. Трехмечный кликнул своих бойцов.

— Полдня, а то и меньше, — заявил он, не сводя взгляда золотистых глаз с оттиснутого в грязи копыта. — Края подсыхают и крошатся.

Громадный сутулый Железнорукий вышел вперед. Вытащив меч из-под черного кушака, опоясывающего толстый живот, он опустился на четвереньки и принялся обнюхивать человеческий след. Закрыв глаза, он отстранил от себя запахи трех своих товарищей. Как на грех, на кустах недавно оставил свою отметину лис, и резкий мускусный дух забивал слабый человеческий запах. Железнорукий открыл глаза и доложил Трехмечному:

— Один, на котором кровь подсыхает, очень устал. Другой, риадж-нор, полон сил.

— Он не риадж-нор, — поправил Трехмечный. — Их орден вымер, и от них, как мне говорили, остались только бледные подобия, именующие себя раджни. Жители этого мира размягчились, как это часто бывает.

— С нами такого не случится, — вставил Четвертый. Трехмечный взглянул на могучего молодого воина и покачал головой:

— Пока дураки вроде тебя не начнут так думать.

Четвертый тихо зарычал и сгорбил плечи. Трехмечный подступил к нему вплотную.

— По-твоему, ты уже готов схватиться со мной? Так вызови меня, дерьмо овечье! Вызови, и я сниму с тебя башку и съем твое сердце.

Казалось, Четвертый вот-вот выхватит своей меч. Он задержал руку над черной рукоятью и опустил ее.

— Мудро, — заметил Трехмечный. — Теперь ты авось доживешь до того, чтобы заслужить себе имя.

— Мы можем догнать их еще до ночи, если поднажмем, — сказал Железнорукий.

— Лучше нагрянуть к ним в полночь, — возразил Шаговитый, самый высокий из четверых, длиннолицый, с тяжелым подбородком, глубоко посаженными глазами и зрачками как щелки. — Когда они будут спать.

— Я предпочел бы убить их в бою, — заявил Четвертый.

— Это ты по молодости, — дружелюбно ответил Шаговитый. — Если их убиваешь в спокойном состоянии, они вкуснее. Правда, Трехмечный?

— Правда. От страха и ярости мускулы делаются жесткими — не знаю почему. Ладно, в полночь так в полночь. Давайте отдохнем часок.

Трехмечный сел на берегу ручья, Железнорукий пристроился рядом.

— От четверки Острого Когтя ни слуху ни духу. Они, наверное, так же близко от них, как и мы.

— Возможно, даже ближе. — Трехмечный зачерпнул воды из ручья и поднес к своему тонкогубому рту.

— Зачем ты тогда согласился ждать до полуночи? — понизил голос Железнорукий. — Хочешь, чтобы Острый Коготь был первым?

— Не люблю я его, — улыбнулся Трехмечный. — В нем слишком много кошачьего. Как-нибудь я съем его сердце — и бьюсь об заклад, у него будет скверный вкус.

— С какой тогда стати ты отдаешь ему победу?

— Во всех преданиях говорится о великом мастерстве риадж-норов и смертоносной силе их клинков. Если Острый Коготь одолеет воина с таким мечом и заберет его сердце, я буду разочарован, однако переживу это.

— Ты не думаешь, что ему это удастся?

Трехмечный поразмыслил немного.

— Острый Коготь дьявольски хороший боец, но бесшабашный. Я не удивлюсь, если риадж-нор разрубит его на куски, и сердца моего это тоже не разобьет.