Великое заклятие - Геммел Дэвид - Страница 46

Ее похоронили вместе с сыном, в ясный летний день.

«Я тоже умру, как она», – подумала Аксиана.

– Ты не умрешь, – сказал Зубр.

– Я не хотела... говорить это... вслух, – прошептала она.

– Ты не умрешь, девочка. Скоро я приложу сына к твоей груди, и солнышко согреет вас обоих.

– Сын... – Как странно. Всю беременность она даже мысленно называла его только «ребенок». Ребенок Сканды. Плод насилия, изменивший ее юную жизнь.

«Мой сын ждет, чтобы родиться на свет».

– Я уже вижу головку, – воскликнула Фарис.

Зубр сам вытер пот с лица Аксианы.

– Не тужься пока. Погоди.

Она слышала его, но стремление вытолкнуть бремя из своего тела было сильнее.

– Не могу удержаться! – сказала она и сделала глубокий вдох.

– Нет! – гаркнул он. – Головка еще не прорезалась. Дыши вот так, – приказал он, видя, что кровь уже прилила к ее лицу, – по-собачьи. – Он высунул язык и показал как.

– Я тебе не собака! – прошипела она.

– Дыши, не то навредишь ребенку. Головка-то у него мягкая. Дыши, чтоб тебе! – Велев Фарис держать роженицу за плечи, Зубр перебрался вперед. Головка вышла почти полностью, и показалось плечико. Но пуповина обмоталась вокруг шеи, как синевато-серая змея. Зубр понял, что не сможет снять ее своими толстыми пальцами, и его охватил страх. Он уже дважды сталкивался с таким явлением. В первый раз пуповину перерезал лекарь. Ребенок выжил, но мать умерла, потому что часть последа осталась в ней и вызвала заражение крови. В другой раз ребенок задохся. – Не тужься, сдержись! – приказал Зубр. Поддерживая головку левой рукой, он подцепил пуповину мизинцем правой. Она соскальзывала, но с третьей попытки он удержал ее и осторожно снял с шеи. – Давай теперь! – крикнул он, устранив угрозу. – Тужься, как сто чертей!

Утробный стон, потом крик, и ребенок выпал прямо в руки Зубру, весь покрытый кровью и слизью. Зубр быстро перевязал и обрезал пуповину, потом вытер ребенку нос и ротик, прочистив дыхательные пути. Младенец, шевельнув ручонкой, сделал свой первый вдох, и тоненький крик огласил лес.

– Убирайтесь! – крикнул Зубр, услышав, что кто-то бежит к загородке, и велел Фарис принести еще воды. Став на колени, он положил ребенка на грудь Аксианы. Мать обняла его. Фарис, разинув рот, смотрела на крошечное сморщенное существо в руках королевы. – Ступай за водой, девочка. Успеешь еще наглядеться.

Фарис спохватилась и выбежала вон.

Аксиана улыбнулась Зубру и заплакала.

– Молодчина, – проворчал он и поцеловал ее в лоб.

– Ты тоже молодец, – сказала Ульменета у него за спиной.

Зубр, повернувшись к ней, заставил себя ухмыльнуться.

– Ну, если хочешь отблагодарить меня как следует...

– Не надо портить такую минуту, Зубр, – беззлобно перебила она. – Ступай к своим друзьям, а я закончу то, с чем ты так хорошо справился.

Зубр со вздохом поднялся на ноги и почувствовал себя смертельно усталым.

Ему хотелось сказать королеве, как много значили для него эти несколько часов. Хотелось сказать, что он гордится ею и никогда не забудет того, что здесь произошло. Что для него было большой честью принимать у нее роды.

Но Ульменета уже занялась ею, и королева лежала с закрытыми глазами, прижимая к себе маленького короля.

Зубр молча вышел из загородки.

Бакилас сидел под звездами, обнажив свое бледное тело. Водяные ожоги на ступнях и лодыжках заживали медленно. Тpoe его товарищей сидели рядом. Драско пострадал сильнее других, но и у него кровотечение остановилось. Его конь упал, когда они перебирались вброд через реку, и лишь проворство Лекора и Мандрака спасло Драско. Его вытащили, но вода проникла под черные доспехи и обожгла грудь, живот и руки. Драско и теперь был удручен этим.

Телесная смерть Пеликора и возвращение его в Пустоту только позабавили Бакиласа. Он всегда был глуп, и Бакилас не признавал своего родства с ним. Но гибель Немора на мосту опечалила всех креакинов. Они видели, как громадный человек бросился на него, и почувствовали ужас своего брата, когда тот, пролетев сквозь пламя, упал в ревущую реку. Они ощутили его боль, когда жгучая вода разъела его кожу, растворила плоть и кости.

Даже если Анхарат осуществит свое Великое Заклятие и вернет иллогиров обратно в мир, Пеликору и Немору понадобятся сотни лет, чтобы накопить силы и вновь обрести форму. Двое их братьев стали Ветрожителями, а враг не понес никаких потерь. Есть от чего прийти в бешенство.

Но теперь они по крайней мере знают источник магии, которая действует против них. Ребенок, белокурая девочка. При этом возникает другой вопрос: как может дитя в столь нежном возрасте управлять халигнатом?

– Что будем делать дальше, брат? – спросил Драско.

– Наша задача остается неизменной. Мы найдем младенца и доставим его Анхарату.

Драско потрогал полузаживший ожог на плече.

– При всем уважении, я не согласен. Мы все здесь воины, и в бою каждый способен справиться с десятком человек. Но это не бой. Двое наших уже вернулись в Иное Место, утратив форму, однако мы не стали ближе к выполнению своей миссии.

– Им придется сразиться с нами – не могут же они вечно убегать. Вступив с нами в бой, они умрут.

– Я в этом не столь уверен, – сказал Мандрак. – Они, может быть, и стары, но разве ты не ощутил силу их духа? Эти люди – прирожденные воины. Такие никогда не сдаются и очень опасны.

– По-твоему, они способны выстоять против креакинов? – удивился Бакилас.

– В конечном счете, разумеется, нет, – пожал плечами Мандрак. – Но ведь и мы уязвимы, брат. Кто-нибудь из нас еще может утратить форму, прежде чем миссия будет выполнена.

Бакилас, поразмыслив над этим, спросил четвертого:

– Что скажешь ты, Лекор?

– Я согласен с Мандраком, – ответил тот голосом низким, как отдаленный гром. – Я тоже видел их души на мосту. Такие легко не умирают. Они сами навяжут нам бой, и у нас не останется выбора. Вопрос с чародейством тоже не разрешен. Кто стоит за этим ребенком?

Ветер переменился. Мандрак раздул ноздри и вдруг перекатился вправо, где лежали его доспехи. Другие с той же быстротой последовали его примеру, и когда из-за деревьев вышли люди, обнаженные креакины встретили их с мечами в руках.

Людей было около дюжины, в домотканой одежде и куртках из звериных шкур. Рослый вожак с раздвоенной черной бородой носил шлем, сделанный из волчьей головы. У троих имелись луки, у остальных – ножи, мечи и даже один серп.

– Это что же такое? – заговорил вожак. – Четверо голых рыцарей прохлаждаются при луне. Разврат, право слово. – Его люди угодливо заухмылялись. – Положите-ка мечи, господа. Нас больше, и мы ничего вам не сделаем – только избавим вас от золота и лошадей.

Ответные слова Бакиласа были обращены не к нему.

– Убейте всех, только этого оставьте.

И четверо креакинов напали на ошеломленных разбойников. Один успел пустить стрелу, но меч Бакиласа перерубил ее пополам, а потом стал гулять направо и налево. Один человек упал с разрубленной шеей, другой с рассеченной грудью. Мандрак, отразив удар вожака, двинул его левой в лицо и сломал ему нос. Тот пошатнулся, а Мандрак подскочил и ударил его ногой ниже подбородка. Вожак рухнул, как подкошенный. Драско убил двоих и вонзил меч в спину третьего, собравшегося бежать.

Через несколько мгновений бой был окончен. Четверо уцелевших улепетнули в лес, семеро мертвых остались лежать на земле. Бакилас ткнул ногой бесчувственного вожака. Тот застонал и с усилием сел. Еще не совсем опамятовавшись, он потер подбородок и стал шарить вокруг, ища упавший шлем. Нахлобучил его на голову, встал и только тогда увидел лежащие кругом трупы. Он бросился было наутек, но Мандрак поймал его за ворот и швырнул наземь.

– Что вы хотите со мной сделать? – заныл разбойник.

Бакилас поднял его на ноги и сказал мягко:

– Нам надо связаться с нашим вождем, и ты нам в этом поможешь.

– Все сделаю, только скажите!

Бакилас разорвал на нем рубашку и провел пальцами по коже, нащупав грудную кость. Рука креакина вошла в тело, как нож, сжала трепещущее сердце и вырвала его из груди. Мертвый разбойник упал на траву, Бакилас же поднял его сердце ввысь и воззвал: