Волчье Логово - Геммел Дэвид - Страница 62

— Расскажи мне все, — сказал настоятель, глядя на Мириэль.

Она вздохнула и повела рассказ о сражении с чудовищем и о смерти Сенты. Голос ее звучал тихо и безжизненно, глаза смотрели вдаль. Дардалион чувствовал ее боль и ее горе.

— Мне очень жаль, дитя мое. Бесконечно жаль.

— Что ж, на войне люди всегда гибнут, — сказала она и, как во сне, пошла через двор.

Ангел накрыл Сенту своим плащом и встал.

— Я с удовольствием убил бы Кеса-хана, — процедил он.

— Этим ничего не поправишь. Ступай за Мириэль. Она сейчас сама не своя — как бы не случилось худого.

— Пока я жив, с ней ничего не случится. Но скажи мне, настоятель, к чему все это? Зачем нужна была его смерть? Сделай милость, скажи мне, что все это было не зря, — и я не желаю ничего слышать о твоем Собирателе.

— Я не могу ответить тебе. Ни один человек не знает, как завершится его путь и к чему приведут его действия. Но кое-что я тебе скажу — и надеюсь, что ты сохранишь это в тайне и не скажешь ни единой живой душе. Смотри — вот она сидит на стене. Что ты видишь?

Ангел взглянул на Мириэль в зареве заката.

— Прекрасную женщину, твердую — и в то же время хрупкую, сильную — но любящую. Что еще, по-твоему, я должен видеть?

— То, что вижу я. Молодую женщину, несущую в себе семя будущего величия. Она уже растет в ней — крошечная искорка жизни, рожденная от любви. И если мы выживем здесь, эта искра в один прекрасный день вспыхнет пламенем. — Так она беременна…

— Да. Сыном Сенты.

— Он так и не узнал об этом, — сказал Ангел, глядя на покрытое плащом тело.

— Зато ты знаешь, Ангел. Ты знаешь, что ей есть ради чего жить. Но она нуждается в помощи. Не многие мужчины способны обременить себя чужим ребенком.

— Меня это не пугает, настоятель. Я люблю ее.

— Так ступай же к ней, сын мой. Посиди с ней. Раздели ее горе.

Ангел кивнул и ушел. Дардалион направился в замок. Мальчик сидел в зале за столом, разглядывая свои руки. Дардалион, сев напротив, улыбнулся ему, и мальчик вернул улыбку.

Сверху спустился Кеса-хан и подошел к Дардалиону.

— Я видел ее на стене, — сказал шаман. — Я счастлив, что она осталась жива.

— Но ее возлюбленный погиб.

— Эка важность, — махнул рукой шаман. Дардалион сдержал гневный ответ.

— Я должен что-то сказать тебе, Кеса-хан, — сказал он, пристально глядя на черноглазого мальчика.

— Да?

— Тот молодой вождь, который женится на дочери Шиа…

— Ты знаешь, где его найти?

— Вот он, перед тобой.

— Кто? Этот глухонемой пащенок?

— Клянусь всем святым, шаман, ты поистине достоин презрения! — загремел Дардалион. — Он оглох младенцем, из-за болезни, а лишившись слуха, и говорить не мог научиться. Экодас вылечил его. Все, что ему теперь нужно, — это время, терпение и то, на что ты вряд ли способен: любовь! — С этими словами Дардалион повернулся и вышел из замка.

Вишна встретил его во дворе.

— Они опять строятся, чтобы идти в атаку. Нам придется попотеть, чтобы сдержать их.

Нездешний, сидя на крыше, смотрел, как суетится народ вокруг сброшенного вниз тела. Часовой чуть было не застал его врасплох — но пока он вытягивал меч, черный метательный нож, вонзившись ему в горло, пресек все дальнейшие попытки, а заодно и жизнь. Нездешний быстро снял с него одежду, надев на убитого собственные штаны и камзол.

Покойник был чуть пониже Нездешнего, и его штаны оказались немного коротковаты, зато черный панцирь и шлем с забралом пришлись впору. Длинные, до колен, сапоги, скрыли изъян в одежде. Они жали, но мягкая кожа сделала это обстоятельство сносным.

Выглянув через парапет, Нездешний увидел часовых на дворе. Он вынул меч убитого и закричал:

— Он тут! На крыше! — Невидимый снизу, он стукнул своим клинком о чужой так, что эхо пошло по всему двору, и трижды ударил мечом по лицу мертвеца, обезобразив его до неузнаваемости. Потом подтащил труп к краю крыши и сбросил его вниз.

Он выждал несколько минут и видел, как солдаты внесли тело во дворец. Потом надел шлем, опустил забрало, прихватил вторую веревку и перебежал к заднему краю. Нагнувшись, он осмотрел окна внизу. Согласно сведениям, добытым Мадзе Чау, где-то в углу должна быть лестница, ведущая вниз.

Захлестнув веревку за верхушку колонны, он спустился вниз мимо двух окон и остановился у третьего Окно было открыто, свет внутри не горел. Перекинув ногу через подоконник. Нездешний проник в комнату. Это была спальня с узкой кроватью без одеял и простыней — наверное, для гостей. Спрятав заряженный арбалет под черным плащом убитого. Нездешний вышел в коридор. Лестница была направо, и он двинулся к ней. Он услышал шаги на ступеньках, но не остановился. Навстречу ему поднимались двое рыцарей.

— Кто же все-таки прикончил убийцу? — спросил Нездешнего один из них.

— Не я, к сожалению, — пожал плечами Нездешний, продолжая спускаться. Рыцарь схватил его за плечо.

— В таком случае, кто остался наверху?

— Никто. — Нездешний вскинул арбалет, и стрела попала в открытый рот рыцаря. Второй хотел убежать, но Нездешний выстрелил ему в затылок. Рыцарь упал на ступени, и настала тишина.

Зарядив арбалет последними двумя стрелами, Нездешний устремился вниз.

Освобожденный от цепей Карнак напрягся, но почувствовал нож у горла и понял, что сопротивление бесполезно. Он ожег взглядом державших его людей.

— Клянусь богами, я запомню ваши лица!

— Тебе не долго придется утруждать свою память, — засмеялся кто-то.

Его выволокли из темницы и потащили по освещенному факелами коридору. У одной из дверей стоял Цу Чао.

— Будь ты проклят, желтый ублюдок! — крик-пул Карнак. Цу Чао молча посторонился, и дреная втащили в святилище. На полу мелом была начерчена пятиконечная звезда, а золотая проволока, натянутая между чугунными подсвечниками, образовывала поверх нее шестиконечную. Карнака снова приковали к стене рядом с другим узником — высоким, стройным молодым человеком, державшимся с царственным достоинством, несмотря на синяки на лице.

— Я знаю, кто вы, — прошептал Карнак.

— Да, я тот глупец, что доверился Цу Чао.

— Вы — император.

— Я им был, — печально вздохнул узник. — Вот он, змей…

Цу Чао в пурпурных одеждах подошел к ним.

— Этой ночью, господа, вы увидите, как я обрету невиданную доселе власть. — Его раскосые глаза блеснули, и тень улыбки мелькнула на тонких губах. — Я прекрасно понимаю, что вы не сможете в полной мере разделить мою радость, хотя достигну я ее при вашем прямом содействии. — Он положил ладонь на массивную грудь Карнака. — Для начала я вырежу у вас сердце и возложу его на золотой алтарь. Эта жертва привлечет сюда слугу владыки Шемака. Потом настанет ваш черед, император. Вас я отдам демону живьем, дабы он пожрал вас.

— Делай как хочешь, колдун, — бросил император, — но не докучай мне более.

— О, вашему величеству недолго осталось скучать. — В комнату вошли трое, неся окровавленный труп. — Ага! Моя неотвратимая якобы судьба. Тащите его сюда!

Рыцари опустили тело на пол. Цу Чао улыбнулся.

— Каким же ничтожным кажется он после смерти, с лицом, иссеченным острым мечом храброго рыцаря! Посмотрите только… — И тут Цу Чао умолк, глядя округлившимися глазами на правую руку мертвеца. На ней недоставало среднего пальца, и на месте старой раны остался белый рубец. Цу Чао опустился на колени рядом с телом. На безымянном пальце было надето кольцо красного золота, имевшее вид свернувшейся змеи. — Глупцы! — прошипел чародей. — Это же Онфель! Видите кольцо? — Цу Чао потерял всякое спокойствие. — Нездешний жив! Он здесь, во дворце. Бегите же! Ищите его!

Рыцари выбежали вон. Цу Чао закрыл дверь и заложил тяжелый засов. — Он убьет тебя, колдун! — захохотал Карнак. — Ты уже мертвец!

— Закрой свою мерзкую пасть! — провизжал Цу Чао.

— Попробуй меня заставить! Чем ты можешь мне пригрозить? Смертью? Вряд ли. Я знаю человека, который за тобой охотится, и знаю, на что он способен. Клянусь костями Миссаэля, я сам устроил за ним охоту, я привлек к делу самых искусных убийц и самых лучших воинов — однако он все еще жив. — Надолго ли? — Медленная жестокая улыбка искривила тонкие губы чародея. — Я слышал, ты нанял убийц, чтобы защитить своего драгоценного Бодалена. Он сам мне рассказывал.