Князья Хаоса. Кровавый восход норвежского блэка - Седерлинд Дидрик - Страница 23

Варг Викернес часто заявлял, что обвиняет христианскую церковь в уничтожении всего, что было прекрасного в истинной норвежской культуре, естественно, относящегося к языческой эпохе. Он рассматривает волну поджогов как органичное, инстинктивное революционное восстание против инородного христианства и полагает, что его музыкальный проект Burzum является ни больше ни меньше оружием в этой борьбе. Интересно отметить, что сам же он называет Burzum "мечтой, не имеющей ничего общего с действительностью. Он призван пробуждать фантазию смертных, чтобы они начали мечтать". В свете подобных высказываний Викернеса особенно интересно выглядит следующее наблюдение Штекеля:

Мы также должны не упускать из виду, что пироманьяки, как правило… придают большое значение своим мечтаниям и, не задумываясь, дают выход эмоциям самого различного происхождения через поджог. Они слышат голос своей собственной крови, который превращается в голос внутренний.

Штекель связывает свои выводы о пиромании с садизмом и жестокостью. В то время как Викернес и другие осуждённые по поджогам называли самые различные причины своих деяний, никто из них не выказал ни малейшего сожаления и сочувствия к страданиям священников, прихожан и просто местных жителей. Во время своего первого ареста по подозрению в поджогах Викернес сделал целый ряд злорадных и садистских комментариев в газетах и журналах в полном соответствии с ранней идеологией блэка — распространение «зла» и боли. Обсуждая открытия психолога Айвена Блоха, Штекель обобщает их:

В своих попытках объяснить склонность к пиромании. Блох предполагает, что за ней лежат садистские побуждения и сексуально оттенённая тенденция к разрушению. Он указывает, что красный цвет играет огромную роль в сексуальной жизни. Мысль о тёмно-красном пламени пробуждает те же чувства, что и вид краснеющего тела при флагелляции или пролитии крови с садистскими намерениями.

Даже признавая, что сексуальные и насильственные побуждения могут быть важными факторами при рассмотрении пиромании, психолог Штекель подходит к проблеме собственно преступления с иных позиций, нежели полицейский или пожарный. Его отношение к поджигателям сильно отличается от мнений, бытовавших во времена, когда им отсекали руки или изгоняли из общины. Штекель так говорит о пироманьяке:

Является ли он преступником? Является ли его поджог преступлением, требующим наказания? Мой ответ в обоих случаях безусловно отрицательный. Все, кто прочёл моё исследование полностью, должны осознать, что за поджогом не стоит криминальный мотив. Желательно, чтобы в этих случаях проводилось тщательное медицинское расследование. В этом случае будет наглядно показано, что многие из этих преступлений являются лишь побочными эффектами неправильного воспитания или зловещего окружения.

Молодёжь, вовлечённая в норвежскую блэк-метал среду, безо всякого сомнения не испытывала недостатка в зловещем окружении. Не существует свидетельств, что Викернес и иже с ним испытывали какие-либо "сексуально возбуждающие" чувства, сжигая церкви или оскверняя могилы, но достаточно очевидно, что в их действиях присутствуют определённые садистские наклонности. Их первоначальная мотивация была без сомнения символична и они не высказывают никакого сожаления по поводу того, что они рассматривают свои действия как праведную месть христианству, восхваляющее и плодящее слабость.

Ценность сожжённых в Норвегии церквей трудно определить. Потеря культурной и исторической значимости для членов общины (которые крестились, женились и хоронили своих близких здесь) не может быть восполнена. Даже поджигая церкви в своих городах, где последствий трудно не заметить, блэкушники не испытывали жалости.

Самыми знаменитыми примерами недавних церковных поджогов являются Фантофт и Хольменколлен, хотя ни в той, ни в другой не было прихода. Они были подобны музейным экспонатам. Наоборот, церковь Хаукето возле Осло имела действующий приход. В ночь на 3- е октября 1992-го года пасторская церковь была сожжена дотла. Пер Андерс Норденген был пастором в приходах Хаукето и Принсдаль.

Пер Андерс Норденген

Что произошло в Хаукето?

Полпятого утра меня разбудила дочь — мне звонили. Мне сообщили, что горит церковь. Не думаю, что когда-либо ещё в своей жизни я одевался так быстро. Я поехал в церковь, которая находилась всего в километре от моего дома, надеясь, что это небольшой пожар. Но когда я увидел взметнувшееся в небо пламя, то испытал самый настоящий шок.

Следующий день был весьма необычен. В Хаукето и Принсдале был траур и не только для тех. кто ходил в церковь. Я внезапно понял, что церковь означала для всех жителей. Церковь была символом безопасности. Всех здесь крестили, причащали или женили. Многие люди, которые не ходили в церковь, плакали и называли её "наша церковь". Позже нам помогли очень многие люди, которые сделали пожертвования. Мы продолжали служить богу во временных помещениях, мы не отменили ни одной службы, ни одной репетиции хора, ни одного мероприятия. Но это было тяжело и изматывало меня. Это одна из причин, по которой я сложил с себя сан священнослужителя.

Когда появились подозрения, что это был поджог?

В начале расследования полиция не верила, что к этому могут иметь отношение Сатанисты. Они никогда не говорили о Сатанизме и подозрения о поджоге были отметены. Это шокировало меня, поскольку это случилось сразу после поджога в Хольменколлене. Главный следователь строил всякие теории насчёт того, что кто-то из конгрегации оставил включенным электроутюг или кофеварку. Он даже сказал об этом по телевидению на следующий день. Для многих это было тяжелым ударом.

В ходе расследования были найдены следы, ведущие к одному из окон, которое было разбито. Позднее я занялся поисками серебряного креста, лежавшего на алтаре. Я надеялся, что он не уничтожен и не расплавился от жары, но никак не мог найти его. Потом мы нашли его у выхода. Только тогда полиция согласилась, что в церкви кто-то был и дело здесь нечисто. Почерневшее распятие занимает почётное место в новой церкви.

Оказалось, что это всё дело рук 19-летнего паренька из пригорода неподалёку от Хаукето. Он купил две канистры бензина на ближайшей бензоколонке, проник в церковь и поджёг ее. С собой он прихватил требники, которые полиция обнаружила у него дома.

Что вы испытываете к поджигателю?

Люди с ТВ и радио просили меня встретиться с ним и поначалу я было согласился. Но когда я услышал, что он не сожалеет о содеянном, решил что эта затея бессмысленна.

Я не думаю, что это имело под собой какое-либо идеологическое обоснование. Я думаю, что он оказался в этой ситуации только из желания быть признанным. Я также слышал, что у него было трудное детство. Я всё же склонен жалеть его и считаю, что его наказание слишком сурово. Тюремное заключение было недолгим — год или что-то около, но суд взыскал с него за ущерб 5 миллионов крон. Это разрушит будущее мальчика, я полагаю, что приговор должен быть таким, чтобы человек мог все же продолжать нормальную жизнь.

Всё, что может быть сделано для сгоревших церквей — возведение нового здания, которое каким-либо образом исполнит назначение старой церкви. Норвежское Управление Культурного Наследия оценивает стоимость каждой полной реконструкции между 15 и 30 миллионами крон (от 2 до 4 миллионов долларов). Поэтому расходы на восстановление могут достигнуть суммы 300 миллионов крон (40 миллионов долларов). Сюда следует прибавить стоимость ремонта частично повреждённых церквей. Кроме того, эти цифры принимают в расчёт только строительные работы без учёта оплаты труда по художественному оформлению.

Город Осло через суд потребовал от Викернеса возмещения стоимости сожжённой хольменколленской часовни. Страховая компанию Гьенсидиге подала такие же иски в отношении церквей в Скьольде и Асане. Первоначальный иск требовал полного покрытия расходов на отстройку церквей заново в размере 40 миллионов крон (5 миллионов долларов). Позднее, хотя сумма была снижена до 37 миллионов крон, неудивительно, что Викернес отказался платить. Теперь ему предстояло пройти через суд снова.