Дело, которому ты служишь - Герман Юрий Павлович - Страница 49

– Ты когда же с ним так сблизился? – спросил Володя.

– А он на даче в Займище жил, – ответил Евгений. – Мы с ним на рыбалку ездили, и вообще как-то сошлись.

– Валяй, валяй! – усмехнулся Володя. – Вы друг другу подходите.

– Глупо!

– Почему же глупо? Вот поглядишь – он тебя выдвигать начнет, Ираидиному папаше неудобно, а Геннадий Тарасович должен на кого-то опираться. Еще Мишку Шервуда потяните за собой, он ведь не чета тебе – умный...

Женька смешно по-заячьи повертел носом и со своей подкупающей искренностью согласился:

– А что? Идея, между прочим! Шервуд – парень способный, даже талантливый, на него Тарасыч вполне может опереться...

Пришел с базара дед Мефодий, стал длинно рассказывать про цены и про то, что хоть тресни – нету телячьей печенки. Моркови – хоть завались, а на кой она дьявол?

– Зайцы мы, что ли, – сердился дед Мефодий. – Вон, полная кошелка, а печеночки ни в одном ларьке, ни на одном возу.

– Дорогой дедушка, – сказал Евгений, – а вот, будучи до революции крестьянином, ты часто кушал мясо? Небось на рождество да на пасху.

Дед смешался.

– То-то, – наставительно произнес Женя. – У нас, разумеется, есть недоработки, особенно в части торговли, но хаять все подчистую – не пройдет. Базарные разговоры – обывательщина, мещанство.

– Так я-то для вас печенку хотел, – сказал Мефодий. – Не для себя. Мне что. Вот Варвара печенку завсегда хорошо кушает.

– Оставь деда в покое, – сказала Варя. – Что к нему прицепился?

И пожаловалась Володе:

– Вернулся вчера и все время всех учит.

Она села рядом с Володей, взяла за руку, заглянула в глаза.

– Понимаешь, – сказала Варя, – сегодня день рождения маминого Додика. Это глупо, но будет обида, если мы не придем. Заранее предупреждены, и так далее, и прочее. Ты должен пойти с нами.

– Да, да, – согласился Евгений добродушно. – Давай отмучаемся вместе. Харчи там всегда так себе, скукота, разумеется, но муттер есть муттер, никуда от этого не денешься. Вымойся, переоденься – и дунем. Все-таки мы молодежь, цветы жизни, надо украсить собой их мещанское общество.

– Чемодан твой в коридоре, у ванной, – сказала Варя.

Женька плотно притворил за Володей дверь.

– Ты ничего ему не скажешь?

– Нет, я не могу.

– Может быть, мне?

– Не суйся. Никто этого не может сказать, кроме папы.

– Но если ты все время станешь реветь...

– А уж это не твоего ума дело!

Евгений пожал плечами.

– Во всяком случае, его нужно держать побольше здесь, – посоветовал он. – На людях всегда легче. Ну, а самый факт – что ж, погибнуть в бою с фашизмом, да еще так, как Афанасий Петрович...

– Замолчи!

Из чемодана Володя достал смену белья, выстиранную и заштопанную еще старухой Дауне, вынул пакет с сургучными печатями, носки, галстук, который так и не привелось повязать ему за все время своей практики, серую, «смерть прачкам», рубашку. И с тоской взглянул на стопочку книг, перевязанных бечевкой. Ни строчки не прочитал он в Черном Яре.

Женька вышел в коридор, увидел пакет, присвистнул:

– Ого! Воображаю, что тут написано. Давай осторожненько вскроем, потом объяснишь, что печати сломались сами. Прочтем, интересно же!

– Положи на место! – велел Володя.

– Здорово ты все-таки провонялся больницей, – сказал Евгений. – И ни одной вещички не приобрел! А я, между прочим, схватил себе в тамошнем сельмаге великолепный отрезик на костюм из под прилавка. Провернул мероприятие – лекцию, конечно бесплатную, тема: «Гигиена брака», подал под острым соусом – и все в полном порядочке. Пятый курс, надо иметь вид...

Володя терпеливо промолчал: он решил больше не вязаться с Евгением. Все равно, словно об стенку горохом...

В ванной Володя побрился, пустил душ и долго наслаждался обрядом мытья, унаследованным от отца. Это отец его научил взбивать пену мочалкой, мыться «малой» и «большой» водой, полоскаться «начерно» и «набело», пробовать чистоту волос «на скрип». Когда-то давно они вместе ходили в баню и мылись там подолгу, охали, парились, пили квас и начинали все сначала. Наверное, и в Испании отец отыскал баню. Какую-нибудь мраморную, с кариатидами и парящими в воздухе розовыми амурами...

– Ты долго еще будешь мыться? – спросил Евгений.

Варя повязала Володе галстук – он совсем не умел делать такие вещи – и пригладила волосы щеткой. Евгений попрыскал на себя из пульверизатора, Володя подал Варе плащ.

– Да, мы обедать дома не будем! – крикнул Женя.

– Не завою, – сказал дед из кухни, где шуршал листами журнала «Огонек». Он очень любил рассматривать картинки. – Интересно, как там накушаетесь. Видел давеча ихнюю Паньку на базаре: дали, говорит, всего ничего денег, а обед на цельную роту велено сготовить...

Ираида и несколько незнакомых Володе накрашенных женщин уже сидели на холодной и мозглой террасе у Валентины Андреевны. Поверх скатерти Ираида раскладывала желтые дубовые и кленовые листья – под каждым прибором и под каждой рюмкой должна была лежать такая «живая» салфетка.

– А, деревенский доктор приехал, – сказала Валентина Андреевна и протянула Володе руку для поцелуя, но он не поцеловал, а только сильно встряхнул. – Ну как там? Все лечили?

– Все лечили, – грубым голосом ответил Володя.

Додика еще не было, он проводил какие-то мотоциклетные соревнования. Во дворе, на цепи вякала Додикова охотничья собака. Подруга Валентины Андреевны Люси Михайловна, значительно подняв бровки, говорила:

– Ах, дорогая, не спорьте, пожалуйста, со мною, преждевременные морщины – результат нашего невнимания к себе. Например, смех. Посмотрите, как я смеюсь. Округляю полость рта и смеюсь: хю-хю-хю, – сделала Люси Михайловна. – Смеховой акт в наличии, а мускульная система не расслабляется...

Володя смотрел на Люси Михайловну выпученными глазами. Варя слегка толкнула его в бок. Евгений расхаживал по веранде, курил папиросу и сердито переговаривался с Ираидой. А нахальный толстый коротышка Макавеенко по обыкновению рассказывал накрашенным гостям свои анекдоты и сам первый смеялся.

Пришли еще какие-то неизвестные Володе муж с женой. У него было львиное лицо, а она так громко шуршала шелком, что казалось, будто все время сердито шепчет.

– Кто такие? – поинтересовался Володя.

– Главная портниха в городе, – сказала Варя. – Ее зовут по-старорежимному – мадам Лис. А с ней ее муж, – она его берет с собой в гости.

– Наукой доказано, – продолжала желтокожая и сморщенная Люси Михайловна, – что преждевременные морщины появляются также в результате неправильного положения лицевой части головы во время процесса сна. Если следить за собой и во сне, то возможно избежание преждевременного сморщивания.

Она заметила на себе упорный взгляд Володи и, «округлив полость рта», улыбнулась:

– Не правда ли, молодой доктор?

– Не знаю, мы это не проходили, – хамским голосом сказал Володя, – и как это следить за собой во время сна?

– Хю-хю-хю! – засмеялась Люси Михайловна. – И очень даже можно. Вообще, товарищи, мы крайне мало внимания обращаем на самомассаж путем поколачивания складок, морщин и дряблостей на коже.

– Меня сейчас вырвет! – шепотом сказала Варя Воллоде. – Как она говорит ужасно про это поколачивание...

Но Люси Михайловна не могла остановиться.

– Самомассаж – мой конек, мои альфа и омега, моя последняя любовь, – говорила она. – Итак, правой рукой нужно поколачивать складки на правой стороне лица, а левой – на левой. Дряблости под глазами поколачивают подушечками пальцев. Что же касается до подчелюстных морщин и отвисаний, то с ними надлежит бороться путем похлопывания тыльными сторонами пальцев...

Пелагея понесла салаты – очень много салатов, с картошкой, морковкой, свеклой, зелеными листьями, луком – все в красивых вазах. Короткий, наглый Макавеенко сказал, принюхиваясь:

– Всегда у молодоженов овощи! Силос! И полезно, и недорого, и в своем вкусе. Только ведь я предупреждал: люблю мясо!