Дело человека [Дело для настоящих мужчин] - Герролд Дэвид - Страница 23

Доктор Обама подождала еще немного, потом тихо вздохнула с облегчением. — Хорошо, пусть протокол покажет, что наше слушание установило, что Джеймс Маккарти действовал с необходимой быстротой и мужеством. Присутствующие согласны, что действия Маккарти были соответствующими обстановке и безупречными. Кроме того, общим мнением этого собрания является, что признание самого Маккарти в неловкости есть лишь выражение его чувства неопытности в бою, а не небрежности.

Она оглядела стол. Дюк неохотно кивнул. Все остальные казались… намеренно безучастными.

— Хорошо, прежде чем мы объявим перерыв, есть ли у кого-нибудь информация, проливающая свет на поставленные вопросы? — Она ждала лишь секунду. — Мне кажется, нет. Поэтому установлено, что данное совещание не способно прийти к решению об обстоятельствах вчерашней операции по самой простой причине: у нас нет знаний о виде хторров, которые нам нужны. Общим мнением этого совещания и его решением является то, что у нас есть только вопросы и нет ответов. Поэтому мы не можем дать никаких рекомендаций. В совещании объявляется перерыв. Оформите это, Джексон, и пошлите копию по сети — нет, перед отправкой дайте мне посмотреть. — Она встала, взяла блокнот и кивнула. — До свидания, джентльмены.

13

Дюк и я остались в помещении одни.

Он выглядел изможденным и очень старым. Он опирался на локти и всматривался во вчерашний день. Rостлявые руки были сжаты, два узловатых кулака крепко притиснуты друг к другу, подпирая челюсть.

— Э-э, Дюк…

Он, вздрогнув, поднял глаза. При виде меня лицо застыло. — Что?

— Э-э, у меня несколько образцов.

Дюк мигнул. Еще мгновение он отсутствовал, потом вспомнил: — Правильно. Набор переносных клеток ты найдешь в кладовой. Знаешь. где она? Бунгало 6. Мы отошлем их в четверг. Постарайся сохранить яйца и тысяченожек живыми.

— Мне кажется, более трудной проблемой будет убить их… — Я увидел, что он снова погрузился в себя. Перестал обо мне думать. — Э-э, Дюк?…

Он раздраженно вернулся. Глаза были красными: — Да?

— Э-э, Тед не говорил еще с тобой?

— Нет, не говорил. О чем?

— Он обещал, что поговорит. Мы думаем, что возможно — я имею в виду, что я экзобиолог…

Дюк поднял руку: — Сократи историю. Чего ты хочешь?

— Лабораторию, — быстро сказал я. — Тогда я смогу делать собственные наблюдения за тысяченожками, яйцами и пурпурными растениями купола.

Он смотрел раздраженно: — Я не хочу, чтобы ты испортил образцы до того, как они попадут в Денвер! У меня хватает проблем…

— Я не испорчу ничего!

Дюк фыркнул.

Я сказал: — Дюк, если ты плюешь на меня, скажи прямо.

— Я не плюю.

— Я тебе не верю. — Я обошел стол, уселся в кресло доктора Обама и посмотрел ему в лицо. — Что происходило здесь, Дюк? Это глупейшее расследование из всех, что я видел… — Он вопросительно поднял глаза. — Три, — ответил я, прежде, чем он успел спросить, — не считая этого. Здесь ничего не было установлено. Вообще ничего. Я допускаю, что еще нет ответов на большинство наших вопросов — но вопросов, на которые мы могли бы ответить, здесь не было. Они отставлены. Поэтому, извини меня за подозрительность, но что все это значит?

Дюк покачал головой. Уставился на руки: — Тебе знать не надо.

— Но я хочу!

Дюк обдумал эту идею. Потом сказал тихо: — Ты делал только то, что говорил

тебе Шоти. Ты выполнял приказ.

Я засопел и процитировал: — «Я только выполнял приказ» — это не оправдание, это обвинение.

— Кто это сказал?

— Я только что.

Дюк смотрел презрительно: — Не надо лозунгов, сынок. У меня полная пазуха вранья. Особенно сегодня.

— Нам говорили это на курсе глобальной этики. И это не лозунг. Для меня это истина. Послушай. я хочу кое-что узнать.

— Я в самом деле не хочу говорить об этом, — сказал он. — По крайней мере сегодня.

— Я тоже, — сказал я, чувствуя, что голос начинает дрожать. — Но мне надо. Пусть кто-нибудь просто выслушает меня! — Горло перехватило и я испугался, что начну плакать. Все это было чепухой. Я даже не знал, о чем речь. — Я тот, кто нажал спуск, Дюк. Я несу ответственность. Ты и доктор Обама можете говорить что угодно на расследовании, но я остаюсь парнем, который это сделал.

Похоже, он хотел что-то сказать, но сдержался: — Хорошо, расскажи, что с тобой, и покончим с этим. — Его голос звучал очень тихо.

— Я не спал прошлой ночью. Не мог. Мне надо было с кем-то поговорить. Я хотел поговорить с тобой. Я даже встал и пошел к тебе. Дошел до твоей двери. Я почти постучал. И не стал — не знаю, почему. Да, я… я был испуган. Видишь, я не знаю, правильно ли я сделал вчера или нет. Я нуждался в некоторой… помощи. Но все, что я слышал — это голос Шоти: «Пойми это сам». Как он делал с учебниками. Поэтому я не постучал. И, кроме того, я увидел свет под дверью. И мне показалось, что я слышал голоса. И не хотел никого прерывать…

Дюк начал говорить что-то, но я прервал его: — Нет, я хочу закончить. Потом скажешь. Я не сразу вернулся в комнату. Знаешь холм позади лагеря? Я пошел туда и посидел немного. И — я позволил себе заплакать. Вначале думал, что плачу по Шоти, но потом понял, что нет. Я плакал по себе, потому что узнал себя. И у этого нет ничего общего со смертью Шоти.

Я чувствовал, что трясусь. Руки на столе дрожали. Я сжал их коленями. Я чувствовал себя очень маленьким и очень замерзшим. Я посмотрел на Дюка и сказал: — Я понял вот что: даже если бы Шоти не сказал мне, что делать, я все равно сделал бы это, сделал бы то же самое.

Дюк искренне удивился: — Сделал бы?

Я тяжело сглотнул. Было нелегко говорить. — Дюк, это единственное, что можно было сделать. Вот почему я был такой… безумный. Я действительно пытался убедить себя, что сделал это, потому что Шоти приказал мне, только понял, что нет. Не было времени думать — это просто случилось. Я даже не вспомнил, что надо делать или что мне говорили. Я просто сделал это — не думая! — Теперь я смотрел на свои колени. — Дюк, я никого не убивал прежде. Я даже не думал, что придется. Я знал, что не хотел бы это делать, а потом, вчера днем, понял, что могу это делать — и делать легко. И мне все безумнее хочется объяснить себе это. Я ищу способ сказать себе, что все правильно. Я продолжаю говорить себе, что виноваты обстоятельства, только знаю, что обстоятельства совсем не при чем. Это — я! А теперь — после расследования — я не могу даже расценивать это как ошибку! Это — я. Я сделал это. И никто другой. И мне придется отныне жить с этим знанием — что я могу убивать людей. — Я добавил: — Это действительно не то, что я хотел бы узнать.

Дюк помолчал, изучая меня. Я в упор смотрел на него. Его лицо было костистым и иссохшим, кожа побурела от солнца и сморщилась. Глаза были острыми и вновь живыми и упирались прямо в мои. Я твердо выдержал взгляд.

Он резко сказал: — Хорошо, ты получишь лабораторию.

— Э-э, благодарю!

— Да, посмотрим, что будет через неделю. Где ты хочешь устроить этот зоопарк?

— В новой бане.

Дюк остро глядел на меня: — Почему?

— Это очевидно. Единственное подходящее здание в лагере. Бетонные стены и очень высокие маленькие окошки. Ничего не сможет убежать. По крайней мере, легко. Оно никем не используется, потому что водопровод не доделан; мы смогли бы установить портативные нагреватели и сделать внутри все, что нужно.

Дюк кивнул: — Я выбрал бы так же. Еще и потому, что она на приличном безопасном расстоянии от лагеря. Тебе надо очистить ее от хлама. Скажи Ларри, что тебе нужно из специального оборудования или если надо что-нибудь построить. Он найдет людей в помощь.

— Да, сэр — и спасибо.

Он поднял руку, жестом попросив помолчать: — Джим?

— Сэр?

— Это не вечеринка. Добейся результатов. Образцы обошлись страшно дорого. — Когда он смотрел на меня, глаза были ярче, чем до сих пор. Он выглядел встревоженным.

— Знаю, — сказал я. Говорить было очень тяжело. — Я… я попытаюсь.