Машина различий - Гибсон Уильям - Страница 93

— Я готова съесть целую лошадь, — весело объявила Элен Америка.

— Позвольте мне пригласить вас. Где бы вам хотелось пообедать?

— Да есть тут за углом одно местечко.

Элен направилась к выходу, не дожидаясь, пока джентльмен предложит ей руку; Олифант и Мори двинулись следом. Только сейчас Олифант заметил на ногах актрисы армейские резиновые сапоги — чикамоги[135], как называют их американцы.

Она провела их один квартал, а затем, как и пообещала, свернула за угол. Ярко освещенная кинотропическая вывеска каждые десять секунд перещелкивала с “АВТОКАФЕ МОИСЕЙ И СЫНОВЬЯ” на “ЧИСТО БЫСТРО СОВРЕМЕННО” и обратно. Элен Америка обернулась и сверкнула улыбкой, ее роскошный зад плавно перекатывался под конфедератской шинелью.

В переполненном кафе было шумно и душно; забранные мелким, как тюремная решетка, железным переплетом окна запотели так, что казались матовыми. Олифант даже не представлял себе, что бывают подобные заведения.

Элен Америка без слов продемонстрировала местные обычаи, взяв прямоугольный гуттаперчевый поднос из стопки ему подобных и толкая его по блестящей оцинкованной дорожке, над которой располагались десятки миниатюрных, окантованных медью окошек. Олифант и Мори последовали ее примеру. За каждым окошком было выставлено свое блюдо, Олифант заметил щели для монет и полез в карман за кошельком. Элен Америка выбрала картофельную запеканку с мясом, мясо в тесте и жареную картошку — монетами ее обеспечивал Олифант. За дополнительный двухпенсовик она получила из латунного крана щедрую порцию бурого, крайне сомнительного соуса. Мори взял печеную картошку, предмет страстной своей любви, а от соуса отказался — с некоторым даже, как показалось Олифанту, содроганием. Олифант, подрастерявшийся в столь необычной обстановке, ограничился кружкой машинного эля.

— Клистра меня убьет, — заметила Элен Америка, ставя свой поднос на анекдотически маленький чугунный столик. Стол и четыре стула вокруг него были намертво привинчены к бетонному полу. — Не разрешает нам разговаривать с господами из прессы — и все тут.

Она капризно повела плечиками, еще раз сверкнула золотым зубом, а затем, покопавшись в звякающей груде, вручила Мори дешевый железный нож и такую же трезубую вилку.

— Вы бывали в городе под названием Брайтон, мистер?

— Да, приходилось.

— И что это за место?

Мори с глубоким интересом рассматривал прямоугольную тарелку из грубого серого картона, на которой лежали его картофелины.

— Приятный город, — сказал Олифант, — очень живописный. Особенно знаменит водолечебный павильон.

— Это в Англии? — Элен Америка говорила с набитым ртом, а потому не очень внятно.

— Да, в Англии.

— Там много рабочих?

— Думаю, нет — в том смысле, как вы это понимаете. Однако там очень много людей, работающих в гостиницах и ресторанах, лечебных и увеселительных заведениях.

— Здесь, в Лондоне, к нам почти не ходят рабочие, совсем не та аудитория. Ладно, будем есть.

Чем Элен Америка и занялась. Застольные беседы, как понял Олифант, ценились в красном Манхэттене не слишком высоко.

Она вымела картонные “тарелки” подчистую, умудрившись даже собрать остатки соуса прибереженным ломтиком картошки.

Олифант вынул из записной книжки плотную белую картонку с машинной копией полицейского портрета Флоренс Бартлетт.

— Вы ведь знакомы с Флорой Барнетт, американской актрисой, мисс Америка? Мне говорили, что она невероятно популярна на Манхэттене… — Олифант показал карточку.

— Никакая она не актриса. Да и не американка, к слову сказать. Она — южанка, а может, даже из этих гребаных французов. Восставшему народу такие, как она, не нужны. Мы их знаете сколько вздернули!

— Таких, как она?

— Что? — уставилась на него Элен. — Да какой ты на хрен журналист, расскажи своей бабушке…

— Мне очень жаль, если…

— Ну да, всем вам жаль. Да вам на все начхать, вам лишь бы….

— Мисс Америка, прошу вас, я просто хотел…

— Спасибо за кормежку, мистер, но со мной вам ничего не отколется, ясно? И этот бронтозаврус, ему тут тоже не хрен делать! У вас нет на него никаких прав, и когда-нибудь он будет стоять в манхэттенском “Метрополитене”, поскольку принадлежит восставшему народу! С чего это вы, лимонники[136], взяли, что можете разгуливать повсюду и выкапывать наши природные сокровища!

И тут, словно по подсказке суфлера, в дверях появилась сама Швабра Швырялыцица, великая и ужасная. Лысый огромный череп клоунессы был замотан веселенькой косынкой в горошек, на ее ногах красовались такие же, как у Элен, но размера на три побольше чикамоги.

— Сию минуту, товарищ Клистра, — затараторила Элен.

Клоунесса испепелила Олифанта взглядом, после чего обе женщины удалились.

— Своеобразный вечер, мистер Мори, — улыбнулся Олифант.

Мори, погруженный в созерцание суеты и грохота “Автокафе”, отозвался лишь через пару секунд:

— У нас тоже будут такие заведения, Орифант-сан! Чисто! Быстро! Современно!

Возвратившись на Хаф-Мун-стрит, Олифант направился прямо в свой кабинет,

— Можно мне войти на минуту, сэр? — спросил сопровождавший его до самых дверей Блай.

Заперев за собой дверь собственным ключом, он подошел к миниатюрному наборному столику, где размещались курительные принадлежности Олифанта, открыл сигарницу и вынул оттуда черный жестяной цилиндрик, невысокий и довольно толстый.

— Это доставил к черному ходу некий молодой человек, сэр. Сообщить свое имя он не пожелал. Памятуя о варварских покушениях, предпринимавшихся за границей, я взял на себя смелость открыть…

Олифант взял кассету и открутил ее крышку. Перфорированная телеграфная лента.

— А молодой человек?..

— Младший служитель при машинах, сэр, судя по состоянию его обуви. Кроме того, на нем были белые нитяные перчатки.

— И он не просил ничего передать?

— Просил, сэр. “Скажите ему, — сказал он, — что больше мы ничего не можем сделать — слишком опасно. Так что пусть и не просит”.

— Понятно. Не будете ли вы добры принести мне крепкого зеленого чаю?

Как только дверь за слугой закрылась, Олифант подошел к своему личному телеграфному аппарату, ослабил четыре медных барашка, снял тяжелый стеклянный

колпак, отставил его подальше, чтобы случаем не разбить, и взялся за изучение инструкции. Необходимые инструменты — заводная ручка с ореховой рукояткой и маленькая позолоченная отвертка, украшенная монограммой компании “Кольт и Максвелл”, — не сразу, но все же обнаружились в одном из ящиков письменного стола. Отыскав в нижней части аппарата рубильник, он разорвал связь с Министерством почт, а затем взял отвертку, произвел требуемые инструкцией изменения настройки, надел рулончик ленты на шпильку, зацепил краевую перфорацию за зубчики подающих шестеренок и глубоко вздохнул.

И тут же услышал стук своего сердца, почувствовал молчание ночи, навалившееся из темноты Грин-парка, и немигающий взгляд Ока. Вставив шестигранный конец заводной ручки в гнездо, Олифант начал медленно, равномерно поворачивать ее по часовой стрелке. Он не смотрел, как поднимаются и падают буквенные рычажки, расшифровывающие перфорационный код, не смотрел на телеграфную ленту, выползающую из прорези.

Готово. Вооружившись ножницами и клеем, он собрал телеграмму на листе бумаги:

“ДОРОГОЙ ЧАРЛЬЗ ЗПТ ДЕВЯТЬ ЛЕТ НАЗАД ВЫ ПОДВЕРГЛИ МЕНЯ ХУДШЕМУ БЕСЧЕСТЬЮ ЗПТ КАКОЕ ТОЛЬКО МОЖЕТ ВЫПАСТЬ ЖЕНЩИНЕ ТЧК ВЫ ОБЕЩАЛИ СПАСТИ МОЕГО НЕСЧАСТНОГО ОТЦА ЗПТ А ВМЕСТО ТОГО РАЗВРАТИЛИ МЕНЯ ДУШОЙ И ТЕЛОМ ТЧК СЕГОДНЯ Я ПОКИДАЮ ЛОНДОН В ОБЩЕСТВЕ ВЛИЯТЕЛЬНЫХ ДРУЗЕЙ ТЧК ИМ ПРЕКРАСНО ИЗВЕСТНО ЗПТ КАК ВЫ ПРЕДАЛИ УОЛТЕРА ДЖЕРАРДА И МЕНЯ ТЧК НЕ ПЫТАЙТЕСЬ РАЗЫСКАТЬ МЕНЯ ЗПТ ЧАРЛЬЗ ТЧК ЭТО БУДЕТ БЕСПОЛЕЗНО ТЧК Я ВСЕМ СЕРДЦЕМ НАДЕЮСЬ ЗПТ ЧТО ВЫ И МИССИС ЭГРЕМОНТ УСНЕТЕ СЕГОДНЯ СПОКОЙНО ТЧК СИБИЛ ДЖЕРАРД КНЦ”

Олифант просидел над телеграммой целый час, абсолютно неподвижно, словно в трансе, не заметив даже, как Блай принес поднос, поставил его на стол и бесшумно удалился. Затем он налил себе чашку едва теплого чая, взял бумагу, самопишущее перо и начал составлять — на безупречном французском — письмо в Париж некоему месье Арсло.

135

Чикамоги. — Имя этим сапогам дала Чикамога, речушка в Джорджии, на берегах которой в 1863 г. конфедераты одержали одну из своих немногих побед над юнионистами.

136

Лимонники (limey) — прозвище англичан. Первоначально так прозвали английских матросов, которым в качестве профилактики от цинги выдавали сок лимона (вернее, лайма).