Сундучок, в котором что-то стучит - Аксенов Василий Павлович - Страница 33

33

«Вот ведь какая штука, – думал Бородкин, – передо мной обыкновенный старичок, никакой не чудак, не фантазия. Ни малейших поползновений к проверке не вызывает. А ведь не подошли бы, не проверили, и улетела бы птичка».

Капитан Рикошетников между тем деликатно и осторожно снял с лица «старичка» тончайший пластиковый грим и обнажил сатанински красивое лицо Накамура-Бранчковской.

– Браво, мадам! Ко всем вашим прочим талантам прибавился талант трансформации.

– Я протестую! – слабо сказала уставшая от борьбы за власть женщина. – Протестую против насилия над пенсионером.

– Пройдемте, товарищ, – мягко сказал Бородкин. – Сорри, дорогой товарищ, сюжет не терпит задержек.

Он увел «пенсионера» в соответствующие глубины Витебского вокзала, а капитан Рикошетников с заветным сундучком под мышкой вышел на Загородный и кликнул такси.

Случилось так, что я как раз ехал мимо на своем «Жигуленке» и, пользуясь правом старого знакомства, пригласил капитана Рикошетникова в машину.

– Вот, – сказал он, похлопывая по сундучку. – Скоро увидим, что там такое.

– Сегодня же и увидим, – сказал я. – Вас давно уже все ждут на улице Рубинштейна.

– Кто это все? – удивился капитан.

– Все герои нашей повести, начиная с Гены Стратофонтова.

– Позвольте, но я только несколько часов назад говорил с ним по телефону. Он еще не мог прилететь с Больших Эмпиреев! Не говоря уже о других, которые плывут на «Алеше Поповиче»…

– Простите, но это небольшой авторский произвол, – смущенно сказал я. – Мы сейчас переедем с вами из Первого Эпилога во Второй. Садитесь!

Эпилог II

Под медной лампой, сделанной из кормового корабельного фонаря, всем нашлось место: и детям переходного возраста, и их сорокалетним родителям, и старшему поколению. Был здесь даже вновь обретший родину и вторую часть своей фамилии Герман Николаевич Фогель-Кукушкин, оде– тый во вполне приличную серую пару из магазина «Великан».

– Я волнуюсь, малютка, – шептал он Даше Вертопраховой.

Все немного волновались, несмотря на свои стальные нервы. Даже автор малость суетился. Итак, Гена вынул из-за пазухи свою заветную трубочку, сделанную из нежного отростка дерева Сульп и подул!

Раздались эти странные звуки, уже дважды описанные в повести, и сундучок спокойно и непринужденно раскрылся. Древними, пустынными временами дохнуло изнутри. Все смолкло.

– Гена, доставайте ценности. Это ваше право, – дрожа от волнения, сказал автор.

Ценности оказались культурными!!! Это было письмо Йона трем его сыновьям: Мису, Маку и Тефя, – написанное на клочке древней кожи.

Письмо ЙонаО сыновья благородные, милые дети!К вам обращается Йон-прародитель,душою смущенный.Пойман был нами сегодняв капкан хитроумный.Мамонт ужасный, приплывший сюдаиздалека.Дети родные, мы вместе сражалисьс жестоким пришельцем.Мы не дрожали пред пастью его,что дышала вулканом.Мис-весельчак, ты всадил ему дротикпод ребра!Доблестный Мак укротил его рыкпреотличнейшей глыбой!Ловкий Тефя, подобравшийся сзади,пришпилилОстрым ножом его ухо к подножиюСульпа.Мне, смельчаки, вы оставилидело пустое —Просто добить исполиналюбимой мотыгой.Ныне победу великуюпраздновать мы собралися…Что ж я ловлю в ваших взглядахраздора летучие тени?Шкуру вы стали делитьпобежденного зверя,Ввергла вас в ссору лихуюпростая дележка.Мис пожелал себе сделатьиз шкуры кафтаны,Чтобы гулять, поражая вокругвсех гагар и дюгоней.Мак вознамерился сделатьиз шкуры каноэ,Чтобы к сиренам на Фухсдобежать побыстрее.Даже милейший Тефя разгорелсягордыней,Хочет из шкуры он всейпонаделать игрушек,С ними в дубравы уйти,своих обезьян потешая.Вижу я, Мис-весельчак,как ты ищешь глазами свой дротик.Доблестный Мак, ты ужвзялся руками за жуткую глыбу.Ловкий Тефя,отпусти своих замыслов ройИз красивой головки на волю!Дети, не ссорьтесь, не хмурьтесьи шкуру делите по чести!Дети, мы очень слабыперед грозной игрою природы!Если поссоритесь вы меж собою,будете втрое слабее.Будущий мамонт,приплыв из косматых пространствна любимый наш остров,По одному вас пожрет без трудаи за милую душу.Вот мой завет, прародителя Йона.Ребята!Вместе сражайтесьи в мире делите победную шкуру!Если же схватитесь вы меж собоюв постыднейшей склоке.Вам не видать ни сирен, ни макак,ни дюгоней прелестных!Сами себя вы погубитев мрачных сраженьях,Радостей жизни и юных утехне изведав.Мир и согласье! – взывают к вамзвезды.Мир и согласье! – вам волны гремят.Мир и согласье! – это ваш воздух.Мир и согласье между тремя!

После ознакомления с древнейшим человеческим документом за столом Стратофонтовых воцарилось неопределенное молчание. Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что на какую-то долю минуты к этому молчанию присоединились и вы, многоуважаемый читатель. Дружище читатель, уж не испытали ли вы легкого разочарования? Уж не хочется ли вам вместе с сестрами Вертопраховыми еще раз заглянуть в глубь сундучка: нет ли там чего-нибудь кроме?

Я переглянулся с капитаном Рикошетниковым, и кандидат технических наук встал с легкой, но умной улыбкой.

– Друзья мои, – сказал он, – мне показалось, что вы испытали сейчас мимолетное разочарование. Друзья, не закралось ли в ваши сердца легкое сомнение: дескать, стоило ли тонуть в океане и подвергаться смертельным опасностям ради небольшого клочка мамонтовой шкуры? Друзья мои, как опытнейший из вас путешественник и приключенец, я торжественно заявляю: стоило!

Во-первых, друзья, культурную и гуманистическую ценность этого письма из глубины веков трудно преувеличить. Никакие «атомные бриллианты», никакие самые невероятные материальные сокровища не стоят даже двух слов призыва к миру, а здесь перед нами целый монолог, и чей – прародителя Ёона, древнейший и мудрый, несмотря на свою простоту, призыв: живите в мире, люди планеты!