Все вечеринки завтрашнего дня - Гибсон Уильям - Страница 47

В Ноксвилльской академии был инструктор, который любил читать лекции о нелогичном мышлении. Что, по сути, не очень-то сильно отличалось от того, что Дариус говорил о конченых наркоманах, торчащих со съехавшей крышей на мостовой у «Дракона». С ними обычные способы общения не годились, для этого требовалось нечто радикальное — неожиданный ход конем.

Посмотрев направо, Райделл заметил, что идет мимо участка стены, который на самом деле был огромным холстом, натянутым на каркас из бруса и покрытым толстым слоем краски, накладываемой многие годы. Фреска не фреска, ему было не до деталей.

Открывшийся кнопарь щелкнул так громко, что они наверняка это услышали, так что Райделл просто рванул к стенке и, широко махнув керамическим лезвием вниз и вбок, прорезал дыру в виде перевернутой буквы «эль». Он проскочил в отверстие, как во сне, холст затрещал, краска посыпалась. Он очутился в тепле, ярком свете и в компании совершенно чужих людей, сидящих вокруг стола с картами в руках, перламутровые фишки горками навалены около каждого. Дама — пирсинг на сосках обнаженной груди, тоненькая сигарета в уголке рта — встретила взгляд Райделла и сказала сквозь зубы:

— Ставлю на тебя один к одному.

— Не обращайте на меня внимания, — услышал Райделл свой голос и увидел, как мужчина с лысой татуированной головой, по-прежнему держа в одной руке карты, поднял из-под стола другую руку, в которой был пистолет. В ту же секунду до Райделла дошло, что он все еще держит у всех на виду свой раскрытый черный кнопарь. Он почувствовал, как озноб побежал по позвоночнику, а ноги автоматически понесли мимо стола, человека с картами и глубокой, бесконечной, огромной черной дыры, окруженной поблескивающим кольцом нержавеющей стали, которое было дулом пистолета.

Сквозь толстый занавес из коричневого велюра, отдававшего запахом старинных кинотеатров, он все еще двигался, видимо невредимый. Он на ходу щелкал у бедра кнопкой ножа, открывая и закрывая его, — что ему и в голову не пришло бы при других обстоятельствах. Он убрал нож в карман. Перед ним грубо сколоченная лесенка. По ней наверх и как можно скорее.

Вылез наружу через квадратный проем в деревянном настиле из горбыля, узкий проход между стенами, выпиленными из облупившихся рекламных щитов, огромный женский глаз на обрывке заляпанной выцветшей афиши, будто устремленный в бесконечную даль.

Стоп. Отдышись. Сердце как молот. Слушай.

Хохот. Картежники?

Он двинулся вперед по проходу с нарастающим чувством удовлетворения — он сделал их. Сбросил с хвоста. На каком бы чердаке он сейчас ни был, он сможет отсюда выбраться, спустится вниз, а там уже разберется, как и что. Но у него по-прежнему был проектор, и он сбросил этих гадов с хвоста, и задницу не прострелили за то, что влез в чей-то покерный расклад.

— Вот что значит — смотреть со стороны! — произнес он громко, поздравляя себя с успехом, после чего дошел до конца прохода и ступил за угол.

Ребро его хрустнуло от удара здоровяка, и он понял, что черная перчатка, точь-в-точь такая, какой он упражнялся в Нэшвилле, была нашпигована свинцом.

Он отлетел к противоположной стенке и стукнулся головой, вся левая половина тела отказалась двигаться, когда он попытался встать прямо.

Здоровяк занес черную перчатку над головой, чтобы нокаутировать Райделла прямо в лицо. И ухмыльнулся.

Райделл попытался тряхнуть головой.

Еле заметное удивление, а может быть, замешательство отразилось в маленьких глазках противника. Потом они потухли. Ухмылка исчезла.

Здоровяк внезапно тяжело рухнул на колени, покачнулся и грохнулся боком на серый деревянный настил. За ним стоял худощавый седоволосый человек в добротном длиннополом пальто темно-зеленого цвета: рукой он прикрывал ворот, будто что-то прятал. Глаза бесстрастно смотрели на Райделла сквозь очки в золотой оправе. Морщины на лице. Человек отряхнул свое модное пальто и опустил руки.

— Вы ранены?

Райделл захрипел в ответ и сморщился от боли, так как ребро сильно болело.

— Ребро, — еле-еле выдавил он.

— Вы вооружены?

На Райделла смотрел чистый неподвижный взгляд.

— Нож, в правом кармане куртки, — ответил он.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — сказал человек. — Вы способны передвигаться самостоятельно?

— Конечно, — ответил Райделл, сделал шаг и споткнулся о тело здоровяка.

— Прошу вас, следуйте за мной, — сказал человек и повернулся.

Райделл последовал за ним.

46

СОСНОВЫЙ ЯЩИК

Кридмор успел перейти к кульминационной части своего выступления, прежде чем Шеветта заприметила «Маленькую Игрушку Бога», курсирующую над головой публики. У бара, как и у многих других заведений, расположенных здесь, на бывшей палубе, не было собственно потолка — только изнанка верхних палуб, поэтому то, что считалось потолком, было неровным, с выступами днищем. В какой-то момент администрация выкрасила это безобразие черной краской, и Шеветта вполне могла бы и не заметить парящую платформу камеры, если бы ее майларный воздушный шар не отражал огни рампы. Движения камеры определенно контролировались человеком, казалось, она осторожно подбиралась, чтобы заснять лицо Кридмора крупным планом. Потом Шеветта разглядела еще два серебряных шара — они были установлены в чем-то вроде ниши, образованной щелью в потолке.

Значит, сообразила она, Тесса заставила кого-то свозить ее на Фолсом-стрит. Потом она либо вернулась сюда на фургоне, либо кто-то ее подбросил (Шеветта была абсолютно уверена, что Тесса ни за что не пошла бы пешком — во всяком случае, не с воздушными шариками). Шеветта надеялась на второе, потому что ей вовсе не улыбалось снова искать парковку. Чем бы Тесса не надумала здесь заниматься, позже им все равно нужен будет ночлег.

Песня Кридмора завершилась кодой, чем-то похожей на срывающийся крик безмозглого протеста, на который страшным ревом отозвалась толпа «сетчатых». Шеветту просто ошеломил их энтузиазм — не из-за Кридмора, а потому, что подобную реакцию могла вызвать его музыка. Впрочем, музыка в этом смысле — странная штука; казалось, у любого стиля всегда есть свои поклонники, и если собрать в одном баре достаточное количество таких фанатов, можно совсем неплохо повеселиться.

Она все еще продолжала проталкиваться сквозь толпу, сбрасывая с себя наглые руки, высматривая Тессу и опасаясь наткнуться на Карсона, когда Мэри-Элис, подружка Кридмора, первой нашла ее. Мэри-Элис, похоже, развязала пару затейливых шнурков на своем бюсте и представляла собой весьма внушительное зрелище. Она казалась очень счастливой или, во всяком случае, настолько счастливой, насколько может выглядеть сильно пьяная женщина, каковой она сейчас определенно была.

— Дорогая! — вскричала она, схватив Шеветту за плечи. — Куда ты пропала? У нас тут любая выпивка для наших гостей из шоу-бизнеса бесплатно!

Мэри-Элис явно не помнила, что они с Тессой вовсе не из «отдела контрактов», но Шеветта догадалась, что Мэри-Элис много чего не помнила.

— Замечательно, — сказала Шеветта. — А вы не видели Тессу? Мою подругу, с которой я здесь была? Она австралийка.

— Там, наверху, в осветительной будке, с самим Святым Виттом, дорогая! Она снимает все представление Бьюэлла на эти летающие штучки! — Мэри-Элис просияла. Запечатлела смачный, жирный от помады поцелуй на щеке Шеветты и мгновенно забыла про нее, с равнодушием повернувшись туда, где, как решила Шеветта, был бар.

Теперь и Шеветта разглядела осветительную будку: что-то вроде огромного упаковочного ящика, прибитого в углу напротив сцены, с покореженным пластиковым окошком по периметру, за которым она увидела Тессу и какого-то бритого парня в противных узеньких черных очках. Их головы торчали над ширмой, как марионетки. Туда можно было забраться по стремянке, прикрепленной к стенке ржавыми водопроводными трубами.

На Тессе были ее специальные очки, и Шеветта поняла, что подруга следит за сигналом, посылаемым «Маленькой Игрушкой Бога», контролирует угол съемки и фокусировку с помощью своей черной перчатки. Кридмор запел снова, публика стала притопывать и подпрыгивать в такт более энергичной музыке.