БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН - Гиршгорн Вениамин - Страница 23

23

Думал, опять какая-нибудь сумасбродная придворная дама тайком от мужа решила посетить таинственного француза в надежде, что ее убедительные прелести и жаркая мягкость вскружат «государственную голову», и тогда, в заветном дневнике, число ее тайных мужей увеличится на одного человека. Пустая цифра… Что ж, пусть подождет!

Не спеша еще раз прочитал письмо, вложил в конверт, запечатал сургучом и только тогда позвал Пико.

– Она там?

– Так точно!..

– Проводи сюда.

Наклонился над столом и написал на конверте два слова: «Фонтенбло. Императору».

За спиной услыхал легкие шаги, женские незнакомые шаги, быстро выпрямился и обернулся.

– Наталья Александровна!.. Вы?

– Ваша светлость… Я… никогда… поверьте… не решилась бы на такой шаг!.. Но… но… есть вещи… поймите… которые заставляют…

Запнулась. Комната закружилась, заплясал письменный стол, князь полетел куда-то вверх, а стены, точно пьяные, шатались и падали друг на друга.

– …Вам лучше?

– Да…. да…

Когда Наташа спешила сюда к князю, в дом к князю, она приготовила много-много хороших слов, таких, которые бывают в чувствительных романах о любви и смерти, но теперь, когда рядом, совсем близко, можно протянуть руку и коснуться его – любимое лицо, – Наташа спутала все слова, забыла главы прочитанных романов и могла только, закрыв глаза, с великим трудом уронить короткую фразу.

– Князь, вам грозит смерть.

Сказала, медленно раскрыла глаза и удивилась: у князя спокойное лицо, та же нежная улыбка и насмешливо прищуренные глаза.

– Мне грозит смерть?

– Да!.. я знаю!., может быть, сегодня… они хотят вас убить… О, если он захочет, он сумеет… Он все может!.. А я не хочу, не хочу, чтобы вас убили! Я…

И только Наташа успела сказать, нет, едва заметно пошевелить губами, Роман радостную маленькую Наташу поднял и жадно поцеловал во вздрагивающие губы.

23

Сегодня Роман, перебирая полученную почту, заметил в парижских газетах траурную рамку:

М-М ЖЮЛЬЕНА РЕКАМЬЕ12 АПРЕЛЯ 1818 Г.СКОНЧАЛАСЬ В ВЕНЕЦИИ

Умерла. Ушла, оставив загадочно улыбающуюся тень на холсте Жака Луи Давида…

Роман спокойно отбросил газету.

Он окончательно забыл, какая аллея ведет от потайной калитки к балкону спальни м-м Рекамье.

– …Ваша светлость, два часа!

– Милый Гофман, поезжайте один.

– Но…

– Выдумайте что-нибудь… Я хочу поработать…

Два часа. Скоро придет Наташа.

Маленькая Наташа!.. Страх в огромных глазах и тревожные слова:

– Я не хочу… не хочу, чтобы вас убили!

Нет. У Романа еще очень хорошая память.

24

Аракчеев ходит по кабинету и размышляет.

Три удара: убийство французского посла, арест заговорщиков из общества «Друзей природы» и небольшой дворцовый переворот. Таков порядок.

Посмотрел на часы, сообразил что-то. Так. Князь Ватерлооский прибудет к восьми. За ужином можно будет послать приказ, вот только заготовить сейчас надо, потом с Голицыным заехать за остальными и к двум часам ночи во дворец.

Да, такой порядок будет самым лучшим.

Нужно только заготовить приказ об аресте членов общества.

* * *

Пико в почтительном поклоне.

– Какие распоряжения, ваша светлость, последуют на вечер?

Роман поднимает голову.

– Сегодня, старик, приготовь простой плащ, темный костюм и высокие сапоги.

Через пять минут Пико возвращается с пакетом.

– Просят ответ.

Роман разглядывает гербовую печать.

– Кто доставил?

– Ординарец, ваша светлость.

«Ваша светлость!

Покорнейшей просьбе моей внять прошу и дом мой сегодня вечером благосклонным посещением удостоить для бесед о делах государственных и для закрепления дружеских отношений между Вами, ваша светлость, и слугой покорным Вашим

графом Аракчеевым.

Санкт-Петербург, 29 апреля 1818 г.»

Роман усмехается. Вспоминает о Фуше. Аракчеев, по-видимому, тоже переходит в наступление, но он, Роман, готов.

Быстро и не задумываясь чертит строки ответа.

– Поди отдай. Подай мне визитное платье…

Тьфу, какая мелодрама! Имеет ли он право на риск?

А!.. Пусть…

Перед отъездом зашел в книготорговлю Смирдина.

– Вы будете так любезны…

– Кому? – спрашивает Смирдин, беря записку.

– Господину Пушкину.

– Почту за честь!

– Весьма признателен…

Записка:

«Милый Саша. Меня не жди.

Твой Роман».

* * *

Флигель аракчеевского дома. В небольшой комнате, где составлена старая мебель и пыль плотно залегла по углам, – князь Александр Николаевич Голицын.

Голицын сильно взволнован. Он в беспокойстве прохаживается взад и вперед, поминутно взглядывая на часы.

Десять часов. Значит, в доме Аракчеев и князь Ватерлоо после беседы перейдут к ужину, а там…

Старый аптекарь, передавая порошок, клялся, что зелье отменное.

Как время-то медленно тянется.

Голицын шумно вздыхает; какая пытка быть в этаком напряжении. Он грузно опускается в скрипучее кресло, всклубив годами не потревоженную пыль, торчащие из сиденья пружины жалобно проглотили обиду.

Стоящая на столе свеча плывет и громко потрескивает.

Как время-то медленно тянется.

* * *

По краям блюда затейливая роспись. Какие-то пастушки с венками, гроздья плодов и бьющаяся в неводах рыба.

Ловко лакей снимает горбатую крышку, и в ноздри, щекоча приятно, забираются волны ароматного пара.

Но вот клубы пара рассеяны, от блюда идут только тонкие струи.

Утопая в гарнире и сладком соусе, сжав полураскрытым сердечком рта букетик фиалок, блистая стекающим по бокам янтарем, пенорожденной Афродитой раскинулась на блюде астраханская стерлядь.

В опаловой подливе темными жуками замерли маслины и чернослив. Золото лимонов перемешалось с ломтиками нежинских огурцов, матовые шапочки белых грибов манили взор знатока, и пусть по бокам венком положены явно несъедобные зеленые лавровые листья, но разве не обаятельно блещут на них вишневые капли мадеры?

О, Лукулл! О, Гаргантюа!

– Так вот, князь, я вам еще не досказал о Нарышкиной… В заграничном походе государь мой отменно поднадул ее величество… Трепался, как кобель, и с той полячкой положительно запростынился!

Из покривленного усмешкой и пылом анекдотным аракчеевского рта ползет на подбородок и дальше, на салфетку, опаловая струйка соуса. Граф весел, предприимчив, он верит в свою удачу, он смакует слова и пищу.

– У вас, граф, повар – сущий артист!.. Положительно, он достоин высшей похвалы… мой император выразил бы ее в приказе по армии.

– Приказе? – вдруг спрашивает Аракчеев. -Ну-ну!

Жесткой рукой нащупал боковой карман мундира Тихо хрустнул лист бумаги. Успеется еще!

– А вот девочке бы какой-нибудь благодарность в приказе по армии закатить! Вот грому-то было бы! Как вы полагаете, князь? Хо-хо-хо!..

Роман смеялся, весело хлопал графа по плечу, а сам зорко ловил каждое движение рук Аракчеева… Заметил – граф себе из одной бутылки в бокал вина плеснул, а ему из другой…

– Граф! Вы изрядный шутник, и я, признаться, давно так не смеялся.

– Ваша светлость, за здоровье ваше позвольте тост предложить!..

Роман пристально взглянул через аракчеевское плечо. Аракчеев машинально оглянулся назад. Роман быстро переменил бокалы.