Английские барды и шотландские обозреватели - Байрон Джордж Гордон - Страница 1

1

Джордж Гордон Байрон

Английские барды и шотландские обозреватели

Предисловие

Все мои друзья ученые и неученые, убеждали меня не издавать этой сатиры под моим именем. Если бы меня можно было отвратить от влечений моей музы язвительными насмешками и бумажными пулями критики, я бы послушался их совета. Но меня нельзя устрашить руганью, запугать критиками, вооруженными или безоружными. Я могу смело сказать, что не нападал ни на кого лично, кто раньше не нападал на меня. Произведения писателей — общественное достояние: кто покупает книгу, имеет право судить о ней и печатно высказывать свое мнение, если ему угодно; поэтому авторы, упомянутые мною, могут ответить мне тем же. Я полагаю, что они с большим успехом сумеют осудить мои писания, чем исправить свои собственные. Но моя цель не в том, чтобы доказать, что и я могу хорошо писать, а в том, чтобы, если возможно, научить других писать лучше.

Так как моя поэма имела гораздо больше успеха, чем я ожидал, то я постарался в этом издании сделать несколько прибавлений и изменений для того, чтобы моя поэма могла быть прочитана с большим вниманием.

В первом анонимном издании этой сатиры четырнадцать стихов о Попе Боульса были написаны и включены в нее по просьбе одного моего остроумного друга,[1] который теперь собирается издать в свет том стихов.

В настоящем издании они изъяты и заменены несколькими моими собственными стихами. Я руководствовался при этом только тем, что не хотел печатать под моим именем что-либо, не вполне мне принадлежащее; я полагаю, что всякий другой поступил бы точно так же.

Относительно истинных достоинств многих поэтов, произведения которых названы или на которых есть намеки в нижеследующих страницах, автор предполагает, что мнение о них приблизительно одинаковое в общей массе публики; конечно, они при этом, как и другие сектанты, имеют каждый свою особую общину поклонников, преувеличивающих их таланты, не видящих их недостатков и принимающих их метрические правила за непреложный закон. Но именно несомненная талантливость некоторых писателей, критикуемых в моей поэме, заставляет еще более жалеть о том, что они торгуют своим дарованием. Бездарность жалка; в худшем случае над ней смеешься и потом забываешь о ней, но злоупотребление талантом для низких целей заслуживает самого решиельного порицания. Автор этой сатиры более чем кто-либо желал бы, чтобы какой-нибудь известный талантливый писатель взял на себя роль обличителя. Но м-р Джифорд посвятил себя Массинджеру,[2] и за отсутствием настоящего врача нужно предоставить право деревенскому фельдшеру в случае крайней надобности прописывать свои доморощенные средства для пресечения такой пагубной эпидемии, конечно, если в его способе лечения нет шарлатанства. Мы предлагаем здесь наш адский камень, так как, по-видимому, ничто, кроме прижигания, не может излечит многочисленных пациентов, страдающих [очень] распристраненным в настоящее время и пагубным «бешенством стихотворства». Что касается эдинбургских критиков, эту гидру смог бы одолеть только Геркулес; поэтому, если бы автору удалось размозжить хотя бы одну из голов змеи, пускай бы при этом сильно пострадала его рука, он был бы вполне удовлетворен.

Что ж, должен я лишь слушать и молчать[3]А Фитцджеральд[4] тем временем терзатьНаш будет слух, в тавернах распевая?Из трусости молчать я не желаю!Пусть критики клевещут и бранят,Глупцам я посвящу сатиры яд.Перо мое, свободы дар бесценный!Ты — разума слуга неоцененный.Ты вырвано у матери своей,Чтоб быть орудьем немощных людей,Служить, когда мозг мучится родамиИ дарит мир то прозой, то стихами.Любовь обманет, щелкнет критик злой,Обиженный утешится с тобой.Тебе своим рождением поэтыОбязаны, но волн холодной ЛетыНе избегаешь ты… А смотришь: вследЗабыт и сам певец. Таков уж свет!Тебя ж, перо, вновь призванное мною,Как Сид Гамет,[5] я в лаврах успокою!Что брань глупцов? Товарищем моимВсегда ты будешь. Смело воспаримИ воспоем не смутное видение,Из пылких грез Востока порожденье,Нет, путь наш будет гладкий и прямой,Хоть встретятся нам тернии порой.О, пусть мои стихи свободно льются!Когда Пороку жертвы воздаютсяИ над людьми он жалкими царит;Когда дурацкой шапкою гремитБезумие, брат старший преступленья;Когда глупец, с мерзавцем в единенье,Царя над миром, правду продаетЛюбой смельчак насмешек не снесет;Неуязвимый, страха он не знает,Но пред стыдом публичным отступает;Свои грешки скрывать он принужден:Смех для него страшнее, чем закон.Вот действие сатиры. Я далекоОт дерзкой мысли быть бичом порока:Сильнейшая тут надобна рука,Не столь моя задача широка.Найдется мелких глупостей довольно,Где будет мне охотиться привольно;Пусть кто-нибудь со мной разделит смех,И больших мне не надобно утех.На рифмоплетов я иду войною!Отныне шутки плохи вам со мною,Вы, эпоса жрецы, элегий, одКропатель! Вперед, Пегас, вперед!Принес я тоже музам дар невольный,Кропал стихи в период жизни школьной,И хоть они не вызвали молвы,Печатался, как многие, увы.Теперь средь взрослых к этому стремятся…Себя в печати каждому, признаться,Приятно видеть: книга, хоть онаПуста, все ж книга. Ах, осужденаОна забвенью с автором бывает!Их громкое заглавье не спасает,Имен блестящих не щадит провал;То Лэм[6] с своими фарсами познал…Но он все пишет, позабытый светом,Невольно бодрость чувствуя при этом;Хочу и я кой-что обозревать.Себя с Джеффреем[7] я боюсь равнять,Но, как и он, судьею быть желаюИ сам себя в сей сан определяю.Все требует и знанья, и труда,Но критика, поверьте, никогда.Из Миллера возьмите шуток пресных;[8]Цитируя, бегите правил честных.Погрешности умейте отыскатьИ даже их порой изобретать;Обворожите щедрого ДжеффреяТактичностью и скромностью своею,Он даст десяток фунтов вам за лист.Пусть ваш язык от лжи не будет чист,За ловкача вы всюду прослывете,И, клевеща, вы славу наживетеОпасного и острого ума.Но вспомните: отзывчивость — чума.Лишь погрубей умейте издеваться,Вас ненавидеть будут, но бояться.