Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Гитин Валерий Григорьевич - Страница 72

Его издателя, Клайда Гриффитса, власти приговорили к позорному столбу, возле которого он простоял указанное в судебном вердикте время, а вот автора, которого как джентльмена не могли приговорить к такому унижающему наказанию, вызвали в Королевский Тайный Совет и потребовали объяснений, во-первых, по поводу того, что именно он хотел сказать своим «гнусным творением», и, во-вторых, какие обстоятельства побудили его заниматься подобной деятельностью.

На первый их вопросов Клеланд отвечал довольно неопределенно, а вот на второй дал ответ короткий и исчерпывающий: «Нищета».

Члены Тайного Совета были порядком шокированы фактом обнищания благородного и образованного джентльмена и вынесли весьма странный, особенно по тем временам, приговор: «Назначить автору богомерзкого и смущающего общественный покой произведения денежное содержание, дающее возможность достойно существовать, но взамен потребовать с упомянутого автора торжественное обещание впредь никогда не писать ничего подобного».

Иллюстрация к «Фанни Хилл»

Клеланд с легкостью дал это обещание, удовлетворившись всемирной славой «Фанни Хилл», однако через много лет поставил жирную точку в своей литературной карьере, написав роман «Мемуары сластолюбца», где нет практически ни одной откровенно эротической сцены, но есть полная энциклопедия пороков английского бомонда с самой уничтожающей его характеристикой.

Итальянец Джованни Джакомо Казанова (1725—1798 гг.), более, чем литератор, известный как «король авантюристов», оставил потомкам двенадцатитомные мемуары, названные им «История моей жизни».

Эти мемуары — захватывающая хроника эпохи, уже ощущавшей дыхание приближающихся революционных гроз. Правда, атмосфера эпохи служит всего лишь фоном для хвастливых описаний эротических эксцессов, главным героем которых, естественно, является непобедимый, неотразимый, шокирующий, блестящий Казанова.

Автор, смуглый красавец геркулесовского телосложения, покоритель женских сердец, знаток оккультных наук, бывший в разные периоды своей пестрой жизни и журналистом, и священником, и офицером, и театральным музыкантом, и заключенным, и государственным деятелем, но основным своим занятием сделавший сексуальное сношение.

Именно оно стало основной целью его существования, его призванием и средством самоутверждения.

Диапазон его многочисленных подружек был чрезвычайно широк: от балерины Корчелли, отдавшейся ему в десятилетнем возрасте, до престарелой маркизы Дюрфе, которой он произвел знаменитую «операцию по переселению душ». Операция заключалась в интенсивнейшем сексе на протяжении трех ночей, после чего доверчивой старушке был подброшен маленький ребенок — «носитель ее переселившейся души».

Результатом этих действий было завещание, согласно которому осчастливленная маркиза отписывала свое немалое состояние этому ребенку и его опекуну (Казанове, разумеется).

На страницах своих «Мемуаров» Казанова щедро делится с читателем впечатлениями о бесчисленных победах своего члена, который он величает «главным орудием сохранения человеческой расы», при этом уделяя должное внимание и теоретической стороне вопроса:

«… Самый простой способ — не обращать на добродетель внимания, ни во что не ставить ни на словах, ни на деле, осмеивать ее… застать врасплох, перепрыгнуть через баррикады стыда — и победа обеспечена, бесстыдство нападающего враз уничтожит стыдливость атакованного.

Климент Александрийский, ученый и философ, говорит, что стыдливость, каковая должна обитать в голове женщины, на самом деле находится в ее рубашке, ибо как ее снимешь, то и тени стыдливости не узришь».

В сочинении Казановы установка на беспощадное сокрушение стыдливости реализуется в различных эпизодах группового секса, к которому автор, видимо, питал особое пристрастие. В одном случае это пикантное приключение с некими Еленой и Гедвигой, которых неуемный Казанова в одночасье лишил девственности, в другом — с двумя монашенками, в третьем — с игривыми сестрами Анеттой и Вероникой.

Одна из типичных ситуаций: Казанова приходит на ужин к своему помощнику Басси и буквально на глазах у веселящихся родителей овладевает их юной дочерью, после чего и сами родители азартно предаются плотским радостям…

Тема поверженной добродетели, будучи центральной в «Мемуарах», тем не менее, органично вписывается в набор иных тем, и этот набор формирует впечатляющую атмосферу человеческих взаимоотношений эпохи в целом.

«Люди скажут, — писал Казанова, — что книга, оскорбляющая добродетель, это дурная книга. Возможно, поэтому я не советую читать ее тем, кто больше всего ценит добродетель и содрогается при мысли о наслаждении, дарованном любовью, а также тем, кто верит, что подобного рода чувство оскверняет душу. Им тоже лучше воздержаться от чтения».

Естественно, «Мемуары» Казановы украсили собой все возможные списки запрещенных книг.

Эротическая миниатюра. XVIII в. Россия

И все же «Мемуары» никогда не подвергались таким яростным преследованиям церковных и светских властей, как произведения русского поэта Ивана Семеновича Баркова (1761—1768 гг.).

Барков был символом особого направления в русской поэзии, названного «барковщиной» и традиционно воспринимаемого как «хулиганско-эротическая поэзия, изобилующая непристойной лексикой», и это определение отнюдь не самое жесткое.

Между прочим, современники Баркова не приходили в тот цензурный экстаз, который так характерен для буржуазно-демократических времен, и воспринимали его стихи как «шутливую поэзию», только и всего.

У Баркова было немыслимое количество последователей. Известно, например, что некоторые произведения, автором которых он якобы являлся, были написаны лет этак через 70—80 после его смерти. Известно и то, что под именем почившего Баркова довольно часто скрывались многие и многие из тех, кто вошел в историю литературы с репутацией вполне благонамеренного человека, чьи произведения составляют золотой фонд семейного чтения.

Баркова очень высоко ценил Пушкин. Это ему, великому поэту и весьма требовательному критику, принадлежат слова: «Барков — это одно из знаменитейших лиц в русской литературе… Для меня сомнения нет, что первые книги, которые выйдут в России без цензуры, будут полное собрание стихотворений Баркова».

Судя по тому, что полное собрание сочинений Ивана Баркова и по сей день не вышло в свет, можно сказать, что время, о котором мечтал Александр Сергеевич Пушкин, еще не пришло…

Отдельные стихотворения и подборки появляются в разных изданиях, однако предваряющие эти подборки статьи маститых филологов, написанные в извиняющемся тоне, свидетельствуют о том, что табу, наложенное в свое время на имя Ивана Баркова, все еще не снято и едва ли будет снято на официальном уровне в ближайшем обозримом будущем.

КСТАТИ:

Не смею вам стихи Баркова

Благопристойно перевесть

И даже имени такого

Не смею громко произнесть!

Александр Пушкин

Это шуточное четверостишье в полной мере отражает суть традиционного восприятия Баркова, едва ли претерпевшего серьезные изменения в последние два с половиной столетия.

В свете этого восприятия поэзия Баркова выглядит сплошной похабщиной, издевательством над всеми моральными нормами и ценностями.

Барков же применял нестандартную лексику вовсе не из-за недостатка словарного запаса. Эта лексика служила ярчайшим выразительным средством дерзкого столкновения бесхитростной народной манеры отражения бытия и манеры салонной.