Смерти нет - Глуховцев Всеволод Олегович - Страница 30

Конечно, за столько лет все, что должно было гнить и вонять, сгнило, однако вонь отчасти уцелела. Она точно впиталась в стены. Смрад в этой камере был устойчивый.

Здесь уже было темно. Кучи окаменевшего мусора скорее угадывались, чем виделись. Но...

Но!

Жженый повидал немало на своем веку. И не только повидал, но и услышал, ощутил и вдохнул. А память у него была отличная — и на звуки, и на прикосновения, и на запахи. И тот тошный душок, что едва-едва коснулся его ноздрей, он знал на сто пудов.

Это тянуло мертвечиной.

Так же бесшумно, как и «вальтер», выскользнул из чехла фонарь. Далеко отставив левую руку, Жженый щелкнул кнопкой.

Узкий луч света прорезал мглу. Вряд ли что-либо можно было разглядеть в нем... но только не для Жженого.

Глаза его сузились. Ноздри раздулись. Луч хищно зашарил по полу и по стенам...

Вот оно.

Жженый сунул фонарь и пистолет на места, резко шагнул вперед, взялся за нечто тяжелое, с усилием поволок это нечто к выходу. Выволок.

В первой комнате он распрямился, вытер руки о бока. Постоял немного над трупом, затем ногой брезгливо перевернул его на спину.

Труп вяло перевалился навзничь, откинув левую руку.

Жженый сплюнул.

В сущности, ему все уже было ясно, когда он тащил мертвяка за ноги. Но теперь, убедившись окончательно, он усмехнулся.

Он не питал теплых чувств ни к кому из своей гоп-компании. Даже равнодушен ни к кому не был. Презирал всех — хотя каждого по-разному. Мыло — за глупость, Тухляка — за нечистоплотность, Дешевого и Ботву — за гнилость духа... Но были двое, кого он терпеть не мог. Не мог он, правда, этого и выказать, но уж питаться своей ненавистью в глубине души никто не смел ему запретить. Он и питался.

Эти двое были — Скальп и Слякоть. И вот оба сдохли!

Мысль поразила его. Он возненавидел двух, и обоим — кранты. Это как? Знамение?..

В упоении он даже и не подумал о том, что Скальп, может, вовсе и не сдох, а пустился в вольную охоту, как не раз уже бывало. Нет! В его понимании этот подонок был трупом.

Жженый и сам не знал, насколько он прав.

Он поднял голову, обвел взором грязнющий потолок. Выражение лица сделалось задумчивое, он закусил нижнюю губу, покивал — и все понял, всю драму, разыгравшуюся ночью: и мотив, и действия... Скорее, не понял, а представил — так ярко, по-настоящему. Его и азарт разобрал, он вновь перевернул изломанный, кошмарный труп ничком. Ну да! Так и есть: ножевое в область сердца. Совсем небольшое. Жженый вспомнил стилет Дешевого, поощрительно кивнул. Все верно.

Он даже зауважал Дешевого. И уважение сливалось с каким-то до конца не понятным духовным освобождением. Все-таки что-то значит! — его враги враз пали смертью гнусных. Это неспроста.

Никогда прежде он такого не переживал. Он удивился. Больше! — изумился. В волнении заходил по вонючей комнате. Потом остановился. Ему стало тесно здесь.

— Так, — сказал он.

И заспешил. Подхватил труп, швырнул его назад во мглу. Отряхнул руки и вышел на улицу.

Свет этого дня все же рассеял муть. Исчез дождь. Побежали облака. Их ткань не выдержала, порвалась, и солнце хлынуло в разливы. Оно причудливо испятнило хмурый мир, окружавший хмурого человека с лицом убийцы и взглядом, от которого какая-нибудь старая дева наверняка бы тут же отдала концы.

Этот человек широкими шагами ходил по двору. Круто разворачивался, шел обратно, вновь поворачивался и шагал еще куда-то.

Думал ли он? Сам он о том не думал. Волны чувств, образов и слов вздымались, рушились и вновь вздьмались в нем. Он почти задыхался в этой буре.

Кончилось тем, что он едва не налетел на дерево. Тогда опамятовался. Он остановился, провел рукой по лбу и взглянул новыми глазами.

— Так, — сказал он уже по-другому. Он и сам стал другим.

Когда вернулся, его встретило какое-то странное молчание. Все его разбойники сидели тихо, возились каждый со своим барахлом и казались если не напуганными, то настороженными, что ли.

Жженый чуть задержал взгляд на Дешевом. Тот словно уловил этот взор, дернулся, но Жженый сразу отвернулся.

— Ну что? — произнес он сурово. Безмолвие.

— Что — что? — осторожно переспросил Пистон.

— Дела как, спрашиваю. Опять тишина.

— Да... нормально, — еще осторожнее выдавил Пистон.

Жженый помолчал, а потом сказал без улыбки:

— Хорошо. Готовьтесь. Вечером проверю. И пошел к себе.

Глава 8

О ПОЛЬЗЕ КНИГ

Эта чертова осень, казалось, никогда не кончится. Стоял уже конец октября. А может, начало ноября?.. Черт его знает. Честно сказать, Даня не очень отсчитывал дни, большой нужды в том не видя. Все равно придет зима, за ней весна, а там лето... Часы — часы да. Это другое дело. А день за днем, это второстепенно.

Да тут еще один вопрос занял московского генерала. Причем возник он, вопрос, почти случайно, от слов Кишки — когда они возвращались после разгрома бандитов на кольце.

— Н-ну, блин!.. — сказал тогда Кочерга, довольно отдуваясь под тяжестью трофеев. — Везет же нам! Крошим этих гадов в труху. Ма-агия... Штык вам в жопу, а не магия!

При всех своих достоинствах Кишка был парень недалекий. Он и не понял, какую интересную вещь сказал. А Даня-то просек это сразу. Естественно, он ничего никому не сказал и виду не подал. Но заинтересовался. Задумался. Думал несколько дней. Вспоминал, сопоставлял, делал выводы... И по итогам их позвонил Бабаю:

— Привет! Есть разговор.

— Ладно. Где встретимся?

— Я сам к вам приду.

— Давай. Ждем.

Бабай лично вышел встречать гостя. На посту стоял Гондурас, и командир велел ему смотреть зорко.

— Гость у нас. Смотри не прозевай, — сказал он с напускным равнодушием, но про себя напрягся: не хотелось ему ударить в грязь лицом перед москвичами. И не ударил! Он и сам внимательно смотрел по сторонам, но первым заметил пришельца все-таки Гондурас.

— Командир, — позвал он. — Смотри! Идет. Бабай широко улыбнулся, что делал не часто.

— Привет, привет! Ждем. Проходи! Поешь?

Даня тоже заулыбался в ответ, однако пройти и покушать отказался:

— Нет, извини. Некогда. Решил сразу два дела сделать: к вам заглянуть и вон там посмотреть, поисследовать, что творится.

Он кивнул в сторону бывшей Олимпийской деревни.

Бабай подумал, что под словами «к вам заглянуть» скрыто желание доброго соседа узнать, как живется-дышится здесь новым его соратникам. Это приятно тронуло уфимского командира, и он постарался по максимуму отметить позитивы жизни на «Юго-Западной».

— Живем как короли на именинах! — блеснул он эрудицией в конце рассказа. — Точно, Гондурас?

Фраза про королей, естественно, была позаимствована у Очкарика.

Гондурас все подтвердил энергичным кивком и кратким:

— Точно!

Даня выслушал это, тоже кивнул, сказав искренне:

— Очень рад. Хорошо, что у вас так вышло... Но знаешь, я хотел кое о чем посоветоваться.

— Со мной? — Бабай чуть удивился.

— Ну конечно.

Бабай почесал пальцем в ухе, затем пятерней в затылке. Он почувствовал себя польщенным.

— Ладно, слушаю.

— Тут вот какое дело. Понимаешь, что-то кажется мне странным, как мы лихо громим врагов. В тот день, помнишь, когда вы появились?.. Разнесли вдрызг. Сейчас вот тоже... А ведь у них и вправду магические приемы всякие есть. И неслабые. А нам они — хоть бы хны. Тебя это не удивляет?

— Ну кто его знает. — Бабай пожал плечами, повспоминал. — Да ведь и мы их там у себя тоже били в хвост и в гриву... — Здесь он, правда, смутился и заскромничал. — То есть боестолкновение, по сути, одно было, но вообще справлялись мы неплохо.

— Вот! — обрадовался Даня. — Вот именно. Это я и хотел обсудить. Понимаешь, все данные указывают на то, что их магия долбаная не срабатывает. Понимаешь?! Не срабатывает здесь, с нами. Я уверен, что они пытались ее применить. Уже после того боя на Профсоюзной, когда вы оказались здесь.