Дангу - Глыбин Леонид - Страница 63

Лхоба отпустила ветку и…

Здесь дорога делала петлю, отходя от шумевшей реки, исчезая среди нескольких могучих ветвистых дубов, росших между глыбами скал и окаймлявших небольшую поляну.

Старик подъехал к первому дубу, остановился у камня под толстой веткой, простиравшейся над дорогой и защищавшей от дождя, и слез с ишака, бросив несколько фраз женщине. Надо было подправить сбившиеся мешки. Он присел у ишака на корточки и, копаясь в сбруе, снова тихонько запел. Ведь все шло хорошо, и дня через три они могли бы добраться до Шринагара. Женщина немного отошла в сторону, с интересом посматривая на дорогу и дубы.

В этот момент с толстой ветки дуба мягко соскользнуло на землю громадное лохматое существо, похожее на обезьяну, и выпрямилось во весь свой рост. Секунду спустя существо, не сводя глаз с женщины, негромко проворчало:

— Лхоба! — и ткнуло себя пальцем в крестик, висевший на груди.

Женщина вздрогнула от неожиданности и отшатнулась, но не закричала и не кинулась бежать, а быстрым движением руки откинула с лица чадру и ответила совершенно машинально, немного запнувшись, как бы принимая правила предложенной игры:

— Я Дарь… рья!

Потом, уже овладев собой через несколько секунд, повернулась к старику и, показав на него, добавила:

— Надир!

А тот уже осел на землю с округлившимися от ужаса глазами и быстро-быстро забормотал:

— Ракшаси! Ракшаси! Аллах, спаси! Аллах, не погуби!

Потом закрыл глаза руками, продолжая бормотать.

План Лхобы блестяще осуществился! Это была она — уми ее дорогого сыночка Данг-чи-канга! Она хорошо помнила это имя — Дарья, которое ей говорил Дангу.

Две женщины — одна из каменного века, другая из восемнадцатого — стояли друг против друга, мать и подруга того, кого сейчас здесь не было, но который незримо присутствовал в мыслях каждой. Знакомство состоялось!

Наступило неловкое молчание. Они продолжали смотреть друг на друга изучающими глазами. Дарья ненадолго задержалась взглядом на крестике, висевшем на лохматой груди Лхобы. Сразу вихрь воспоминаний пронесся у нее в голове. Собственно, именно он, крестик, и успокоил сразу девушку, бросившись ей в глаза в первую секунду неожиданного появления этого существа. Еще не будучи уверенной, кто перед ней, она сразу узнала крестик.

Дарья лихорадочно вспоминала те несколько десятков слов языка кангми, которым учил ее Дангу. Она улыбнулась и неуверенно проговорила:

— Дангу ту-лга (теперь там), — она показала вниз на Равнины.

Лхоба радостно кивнула, языковой барьер, стоявший между ними, рухнул.

— Данг-чи-канг ту-лга ро, — что означало — да, Дангу там.

— Гау? — спросила Дарья и коснулась крестика.

— Гау! — гордо показала на него Лхоба. И потом продолжила: — Дангу — гау — Лхоба, — и тоже показала пальцем на Равнины, а потом жестами изобразила, что ей повесили на шею крестик, и добавила: — Дангу!

Дарья кивнула и перекрестилась.

— Понятно. Я-то свой крестик — гау оставила в караван-сарае, — быстро заговорила она по-русски, — когда меня забрал в полон проклятый Бадмаш. Спаси, Господи! Изревелася вся. Подумала, что мой любимый найдет его да и вспомянет обо мне…

Лхоба наклонила голову и с явным удовольствием слушала непонятный язык девушки. Он напоминал ей журчание весеннего ручейка по камням.

— Ой, что это я заговорилась!..

Она всплеснула руками и обернулась к Надиру, который все еще сидел на мокрой траве, вжав в страхе голову в плечи и обхватив ее руками.

— Встань, да не бойся! — перешла она на урду. — Это мать моего дорогого Никитки, ну Дангу. Воспитала она его в племени диких людей. Никитка-то нашенский, русский, из князей. Смотри, я прикасаюсь к ней, — она положила руку на плечо Лхобы, а та радостно заурчала, осклабилась и начала гладить руку Дарьи.

Надир отнял руки от головы и, опасливо поглядывая на Лхобу, нерешительно встал, придерживаясь за ишака.

— Хвала Аллаху, ему одному! Да защитит он меня, да отведет все беды и напасти! — бормотал он дрожащими губами. — Это не ракшаси, нет, нет! — продолжал он, разговаривая сам с собой. — Нет, не рак… не ракшаси, не ракшаси! Ты не… не бойся!

— Да нет же, не ракшаси! — улыбнулась Дарья. Она прижалась к Лхобе, обняв ее за талию одной рукой. — Мы любим нашего Никитку, Дангу!

Услышав дорогое ей имя, Лхоба опять радостно заурчала:

— Данг-чи-канг! Данг-чи-канг! — и осторожно положила свою огромную ручищу на плечи Дарьи.

Удивительно было видеть стоящих рядом в обнимку двух таких разных женщин — устрашающего вида громадное человекообразное существо, заросшее бурой шерстью, и беловолосую красивую девушку в белом длинном халате.

Внезапно Лхоба испуганно встрепенулась, закрутила головой, ловя трепещущими ноздрями легкие порывы ветерка.

— Ми! — сказал она.

Потом мягко сняла со своего плеча руку Дарьи, сделала прыжок в сторону, приложила палец к губам и снова стала внюхиваться и прислушиваться.

— Ми! — снова сказала она тревожно и вытянула руку в сторону Равнин. Потом вдруг несколько раз обежала вокруг оторопевших Дарьи и Надира, не зная, что предпринять.

Бросить просто так новых знакомых и удрать она уже не могла, но и страх перед другими незнакомыми ми снова начал овладевать ею.

Дарья стояла в растерянности, соображая, что же делать дальше. Она знала значение слова ми, и ей был понятен испуг этой женщины, с которой она так необычно познакомилась и которая, видимо, намеревалась покинуть их. Но что делать? Что делать?..

Вдруг ее словно осенило. Она шагнула к Лхобе, схватила ее за руку и заговорила, помогая жестами другой руки и телодвижениями:

— Перевал Чуп-са! Чуп-са! — Она показала на дорогу, уходящую в горы, потом ткнула пальцем в себя, Надира и ишака и зашагала на месте, глядя на Лхобу. О великий немой — язык жестов, не знающий преград! Понятный ребенку и старику, человеку первобытному и современному.

Лхоба кивнула — понятно. Потом Дарья показала на Лхобу, на окружающий лес, махнула в сторону гор, зашагала снова на месте и сказала:

— Лхоба Чуп-са! Чуп-са!

Лхоба кивнула и осклабилась — все было ясно.

Потом Дарья продолжала:

— Чуп-са! Лхоба, Дарья, Надир! — Она показала на землю и присела на корточки, потянув за собой Лхобу и положив руку на ее плечи.

Та снова кивнула — и это было понятно.

— Чуп-са! Лхоба, Дарья, Надир! — повторила она радостно, затем вскочила, еще раз прислушалась. Оттуда, с Великих Равнин, куда уходила падишахская дорога, она явственно улавливала приближающиеся человеческие голоса, звон сбруи и ржание лошадей. И еще она уловила какой-то сигнал, пока непонятный и далекий.

Лхоба опять бросила взгляд на Дарью и Надира. Эти ми совершенно не страшные. У ее Дангчи-канга хорошая уми. А старик совсем не опасен. Теперь она твердо знала, что встретится с ними там, на перевале Чуп-са. И она была спокойна — вместе с уми по имени Дарья она обязательно дождется своего любимого Данг-чи-кан-га. Он ведь велел ей быть там, на перевале Чуп-са. И ждать. Бод-рха! Бод-рха! И там будет ждать его уми Дарья. Это было прекрасно! Это было замечательно!

Она повернулась к лесу и, сделав несколько прыжков, скрылась в густой зеленой чаще дубового подлеска.

— Надир! Милый! Приди в себя! — обратилась к нему Дарья. — Все ведь хорошо. Лхоба совсем не страшная, она добрая, да? А сейчас двинемся дальше. Там кто-то за нами едет. Будем играть наши роли как и прежде, — добавила она с тревогой, накидывая на лицо чадру.

Надир кивнул:

— Ладно, ладно, рани! Да будет Аллах доволен нами!

Он вздохнул, подправил мешки на спине ишака, потом сел на него, и они прежним порядком двинулись по падишахской дороге в сторону перевала Пир-Панджал. Потом Надир вдруг настороженно остановился. Их догоняли.

— Рани! Нам надо спрятаться. И быстрее!

Но было уже поздно. Из-за поворота дороги выскочил всадник, остановился и, обернувшись, громко крикнул: «Вот они!»

Радостные возгласы были ему ответом, и с бешеным топотом копыт множество всадников, звеня оружием, вылетели на поляну…