Прозрение - Драммонд Эмма - Страница 62

– Пойдемте, я накормлю вас ужином, – сказала она, – сегодня у нас полно мяса.

Они вошли в дом. Франц бросил куртку на скамью и вопросительно посмотрел на сестру.

– Ну как, все нормально? – спросил он, тяжело опускаясь на лавку.

– Все в порядке, – кивнула Хетта и прошла к плите, чтобы подогреть тушеное мясо.

Она не стала рассказывать брату подробности их житья за этот месяц. Она не стала говорить ему про жучка, который съедал урожай кукурузы на корню, она не стала говорить про каких-то шустрых воришек, которые как-то догадались, что на их ферме нет сейчас хозяина, и стали сдаивать коров во время выпаса. Она не стала расстраивать его, говоря, что жизнь на ферме, где живут только старик и молодая девушка, очень тяжела.

Упа услышал голоса в доме и, пыхтя и отдуваясь, вышел из сарая, где принимал роды у коровы. Он не тратил лишних слов на приветствия и по выражению его лица нельзя было догадаться, как он рад видеть внука.

– Вот, никак не может разродиться, – озабоченно сказал он, указывая головой на дверь сарая, – пошли, поможешь, Франц.

Франц с радостным видом встал и пошел к выходу вслед за стариком. Хетта порадовалась за брата – было видно, как ему приятно вновь вернуться домой и заняться тем единственным делом, которое он знал, умел и любил.

Дверь за ними закрылась, и дом погрузился в молчание. Хетта возилась у плиты и совсем забыла о присутствии Пита.

– Вот только об этом он и думает, – наконец сказал Пит, привлекая ее внимание. – Скотина да навоз.

В его тоне слышалось презрение. У Хетты испортилось настроение, которое раньше было таким радостным и праздничным, потому что она снова видела в доме брата. Она повернулась к Питу.

– Но ведь он фермер, – смотря на него сказала она. – Если корова погибнет при отеле, то для него это будет большой потерей.

Она обтерла руки куском материи.

– Нелегко жить на ферме без хозяина, – продолжила она. – Все время идут дожди, которые размывают землю и губят молодые растения. Чернокожие воруют скот по ночам. Мы не ели мяса уже две недели. Вам повезло, потому что вы появились как раз тогда, когда я удачно поохотилась.

Она в упор посмотрела на Пита.

– А старик на что? – спросил Пит, лениво зевая. – Он и должен ходить на зверя, а ты должна сидеть дома и заниматься хозяйством, как все другие бурские женщины. Никто из них не жалуется…

– А вы что, спрашивали всех? – взорвалась Хетта. – Откуда вы можете знать про нашу женскую долю? А Упа – старик, и он стареет с каждым днем. На ферме должен работать кто-то молодой и здоровый.

Он оглядел ее с ног до головы и сказал:

– Ты молода и сильна. У тебя прекрасное тело – тело настоящей бурской женщины.

Хетте стало не по себе от его взгляда, и она отвела глаза.

Она повернулась к нему спиной, пытаясь уйти от него, но он обхватил ее сзади.

– Тело моей женщины, – прошептал он ей на ухо, прижимаясь к ней. – Ты будешь моей, Хетта, обязательно будешь!

Она онемела и не сопротивлялась его грубым ласкам.

– Мне нужна женщина, – прохрипел он. – И ты ею будешь, слышишь? Но не сейчас, погодя, – добавил он, снова садясь за стол. – Перед тем как послужишь мне, ты послужишь нашему общему делу, ладно?

На следующее утро она скакала в Ландердорп. Она не была там уже два месяца, с тех пор как голландские торговцы ушли из поселка. Чем ближе она приближалась к нему, тем более сладостные воспоминания просыпались в ее душе.

Ехала она долго. Когда она подъехала наконец к железнодорожной станции, ее поразило то запустение, которое царило там. Во дворе валялись моторы, инструменты и пилы, они даже не были прикрыты брезентом от дождя.

Она подъехала к скотному двору и спешилась, привязала лошадь у почты и перешла улочку. Напротив, на скотном дворе, в загонах содержались пленные англичане. Их было много, и она не сразу увидела Алекса.

Но вот она обратила внимание на меньший загон сбоку. Там содержались офицеры. Она сделала несколько шагов и тут же увидела Алекса. Его красивое лицо она узнала бы из тысячи других.

– Доброе утро, – сказала она ему, когда Алекс тоже ее заметил.

Он побледнел и стал нервно разглаживать складки на своей одежде.

Она сделала несколько шагов вперед. Алекс смотрел на нее и улыбался. Она видела этот небритый подбородок, эту грязную одежду… Это было так непохоже на него, Алекса.

– Ты вернулся… – прошептала она, – зачем?

– Затем, что я не могу быть твоим врагом, – так же шепотом ответил он, – я тебе это уже говорил.

Ее рука коснулась его руки. Их руки встретились.

– Но я должна быть твоей, – сказала Хетта. – Твоя армия окружена, и Ледисмит – в осаде. Меня послали сказать это тебе.

У Алекса перехватило дыхание.

– Кто… Кто послал тебя?

Вся ее сущность протестовала против тех слов, которые она собиралась произнести. Но она заставила себя выговорить эти слова.

– Это мой народ—буры… Твои враги…

Часть вторая

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Джудит глядела вслед только что отбывшему с маленькой ледисмитской станции поезду. Он набирал скорость, углубляясь в вельд по одной из железнодорожных веток.

Джудит чувствовала, что это волнующее мгновение навсегда останется в ее памяти. Дорога к перрону опустела, и это усилило мрачное впечатление, которое произвел на Джудит этот отъезд.

Она стояла в тени навеса над платформой и смотрела на повозки, которые тряслись мимо станции по дороге из Ледисмита в Интомби – городок в нескольких милях к югу. Шум и стук колес поезда, шипение пара, хлопанье дверей, взволнованные голоса – все это стихло, уступив место приятному для слуха, по такому безысходному молчанию.

Затих и легкий ветерок, который поднял уходящий поезд, и только мухи звенели в раскаленном воздухе. На лбу у Джудит выступили капельки пота. Она взъерошила рассеянным движением свои густые волосы, все еще следя за ходом поезда, который к тому времени был уже далеко в степи, – отличная мишень для бурских стрелков.

Прищурившись от солнца, она бросила взгляд на холмы, которые подковой выстроились вокруг осажденного города. Буры были там, их было много, но разглядеть их было невозможно. А город казался таким мирным и тихим… Но тем не менее в течение последних двух дней на горизонте то и дело показывались облачка дыма: город подвергался беспрестанному артиллерийскому обстрелу.

Сегодня, по договоренности с генералом Жубером, наступило перемирие, во время которого все больные и раненые военные, а также пожелавшие выехать мирные жители должны были на поезде отправиться из города в лагерь на нейтральной полосе. Завтра обстрел должен был возобновиться.

– Вам надо было уехать вместе с ними, – послышалось за ее спиной. – Как жаль, что я так и не смог вас уговорить.

Она с улыбкой повернулась к стоявшему позади молодому офицеру.

– Лучше бы вы, Нейл, постарались уговорить буров, – ответила Джудит. – Что бы вы подумали о девушке, которая на моем месте бросила бы пожилую леди на произвол судьбы?

Он вздохнул:

– Ничто не способно изменить сложившегося у меня еще в первый день нашего знакомства мнения о вас. Правда, теперь я буду знать еще и о вашей отваге.

– Что вы… – тихо ответила Джудит, спускаясь с перрона на городскую улицу. – Если вы считаете храбростью то, что я не уехала из города на этом поезде, то примите к сведению еще и то, что в Ледисмите осталось немало женщин и детей и кроме меня: они не могут уехать отсюда, бросив кого-то, к кому сильно привязаны.

Нейл последовал за ней. Они отошли от станции и пошли по пыльной улочке.

– Да, – сказал он, – но они-то днем находятся в укрытиях, которые их мужья вырыли для них на берегу реки. Оставаясь со своей тетушкой, вы подвергаете свою жизнь постоянной опасности.

– У меня нет выбора, – сказала она. – Тете Пэн вредны любые передвижения, а уж о том, чтобы ей лежать в земляном укрытии целыми днями, не может быть и речи.