Семейный стриптиз - Голдсмит Оливия - Страница 63

Снова вскинув голову, Энджи обвела взглядом прием­ный покой. Полтора десятка напуганных девочек и убитая горем женщина, которой не суждено стать матерью… Но она-то, Энджи, – не одна из этих девочек и не упустит по­даренного жизнью шанса! С Рэйдом покончено навсегда, но она его любила, так как же можно во второй раз убить любовь?

Энджи решительно поднялась.

– Поехали домой!

– Тебе плохо? – ахнула Мишель.

Джада молча встала и обняла Энджи.

– По-моему, ей как раз хорошо. – Она посмотрела по­друге в глаза: – Ты уверена?

Энджи кивнула и улыбнулась сквозь слезы. Мишель медленно выпрямилась.

– Ты хочешь ребенка?! – выдохнула она в восторге и затараторила шепотом: – Боже мой! О боже мой! Слушай-ка, с вещами проблем не будет: у меня все осталось от Дженны и Фрэнки. Ты только скажи – я всегда смогу по­сидеть с маленьким, если тебе надо будет по делам.

– Слушай-ка, – передразнила ее Джада, – а не обсу­дить ли нам эти вопросы в другом месте? Более подходя­щем? – Она вновь остановила взгляд на Энджи: – Ты уверена, что делаешь это не из-за чувства вины? Потому что стыдиться тут нечего. Стыдиться надо тому, кто бросает ребенка, которого привел в этот мир.

Энджи покачала головой. Ей было страшно предста­вить себе жизнь матери-одиночки, но еще страшнее пред­ставить жизнь без малыша. Пусть на память от Рэйда оста­нется не только разбитое сердце, но и этот дар любви. Она будет хорошей мамой, теперь Энджи это точно знала. Ну а деньги, няни и прочее… утрясется как-нибудь. Жизнь под­скажет, друзья помогут.

– Поехали! – повторила Энджи, подхватила сумочку и в сопровождении подруг, на ходу натягивающих пальто, зашагала мимо стойки регистратуры к выходу.

Она как раз взялась за ручку двери, когда из глубин святая святых – или, скорее, чистилища – появилась се­стра в накрахмаленном белоснежном халате.

– Ромаззано! – выкрикнула она. Энджи не отозвалась.

ГЛАВА 40

Джада здорово опаздывала на работу. Ей удалось отыс­кать все необходимое, несмотря на то что нижнее белье, туфли, блузка, косметичка и дезодорант были распиханы по разным коробкам. Недоставало единственной, но не­маловажной детали – колготок, отчего и случился цейт­нот. Джада в отчаянии металась по комнате, соображая, то ли вывалить все барахло из коробок, то ли стянуть пару колготок у Энджи.

Ну уж нет, так не пойдет! Мало тебе квартиры – же­лаешь еще и бельишком ее попользоваться? Срам какой! Кол­готок твоего цвета у нее в любом случае нет. К тому же росту в Энджи дюймов на пять меньше. Хороша же ты будешь, ковыляя по банку с резинкой на коленях, как стрено­женная кобыла!

«Колготки – определенно изобретение мужчины, – решила Джада. – Или дьявола, что, впрочем, одно и то же».

Через десять минут лихорадочных поисков Джада вы­нуждена была натянуть свою единственную пару – свиде­тельницу катастрофы в суде, со стрелкой сзади от лодыжки до колена. Черт с ними, выхода-то нет! Она сунула ноги в лодочки и вылетела за дверь, заранее достав из кармана ключи от «Вольво».

Говорят, «мой дом – моя крепость». У Джады вышло иначе – «моя машина – мой дом родной». В половине пя­того свидание с детьми, а ее уже сейчас тошнит от необходимости провести его в машине или в очередной чертовой забегаловке. Как растолковать им решение суда? Не хоте­лось бы настраивать детей против отца, но выглядеть пре­дательницей в их глазах и вовсе не хочется, а если не объ­яснить, что это дорогой папочка устроил им такую жизнь, то они будут считать мать не иначе как предательницей. Джада вздохнула. Случаются минуты, когда проще застре­литься, чем сделать выбор. Еще лучше – пристрелить Клинтона и забыть о нем как о ночном кошмаре.

Двигаясь в плотном потоке машин, Джада смаковала кровожадную идею. Допустим, она убьет Клинтона и сядет в тюрьму. С кем останутся дети? А если нанять киллера? Ей вспомнился старый фильма Хичкока, где психопат эдак небрежно, между прочим, предлагает первому встречному перестрелять жен друг друга. Ни одного из них не заподозрят, поскольку не обнаружат ни связи, ни мотивов. Стоит подумать – не предложить ли Энджи разделаться с ее бос­тонским мерзавцем в обмен на убийство Клинтона? Хотя нет… Живут-то они теперь в одной квартире, а значит, со­впадение будет слишком очевидным.

«Что за безумные мысли? Господи, прости меня, греш­ную!» Джада зашептала молитву и впервые в жизни не смогла закончить. Подставь вторую щеку… Да ее уже ис­хлестали по щекам так, что живого места не осталось. Что бы еще такое утешительное вспомнить из Библии? Мне от­мщение и аз воздам… Угу. А что тем временем делать ей? Смиренно склонить голову? Смирение, возможно, и добродетель, но пока мамочка будет давить в себе ропот, дети вдоволь натерпятся горя. Не оставь моих детей, господи! Дай мне силы выстоять ради них!

В банк Джада вошла без малейшего желания вникать в какие-либо дела, даже изображать заинтересованность было выше ее сил. Проходя мимо стола Анны, она забрала скопившиеся сообщения и захлопнула за собой дверь ка­бинета. Первым делом связалась с мистером Маркусом – точнее, попыталась, поскольку того не оказалось в кабине­те, затем перезвонила консультанту, который немедленно завалил ее десятком давным-давно обговоренных вопро­сов. Недостаточно, как оказалось, обговоренных. Невыно­симо все это! И бессмысленно. Полный абсурд – неизмен­но следовать установленным правилам, играть по ним же.

– Послушайте, Бен, – не выдержала Джада. – У меня скоро совещание; на все ваши вопросы я уже не раз отве­чала, так что будьте любезны, поищите ответы в своих за­писях. – И положила трубку.

Проверяет он ее, что ли? Рассчитывает, что на сто пер­вый раз ответы изменятся?

Зажужжал интерком, и Анна сообщила о переносе со­вещания с двух на четыре часа.

– Кто перенес? – рявкнула Джада. В четыре тридцать она забирает детей, и никакие силы не заставят ее опоз­дать!

– Мистер Маркус, – злорадно пропела секретарша. – Он звонил без пяти девять. Я была на месте, а вас еще не было. Я заглянула в календарь – на вечер у вас ничего не назначено.

– Свяжитесь с ним! Я звонила, не застала. Если его по-прежнему нет, оставьте сообщение, что встреча будет се­годня в два или завтра в четыре, но никак не сегодня в четыре. Ясно?

Джада встала из-за стола, подошла к окну и обвела взглядом пустую парковку позади банка – узкий, на одну машину, въезд на территорию, громадный мусорный бак. Картинка смахивала на ее собственную жизнь: Клинтон использовал ее как средство для въезда в совместное счас­тье с Тоней, а саму вышвырнул на помойку…

Но должен же быть какой-то выход, черт возьми! Словно загнанный зверь, Джада метнулась к телефону и набра­ла номер Мишель.

– Как ты, дорогая?

– Наверное, лучше, чем ты, но… Вот думаю, может, напиться?

– Угу, – с едким сарказмом отозвалась Джада. – В одиннадцать утра запить «Кровавой Мэри» флакончик твоих таблеток – самое то. К возвращению детей уже и окоченеешь.

– Я не возвращения детей боюсь, а возвращения Фрэнка.

Джада покачала головой, забыв, что Мишель ее не ви­дит. Ну когда эта дурочка перестанет цепляться за своего лживого мерзавца?

– Слушай-ка, подруга! Я тут подумала, как ты отно­сишься к киднепингу?

– Кого воровать будем? – моментально отреагировала Мишель. – Клинтона? Тоню? Судью Снида?

– Господи, нет, конечно! Кому они нужны? Я о детях! На другом конце провода повисло молчание.

– Но… это же преступление! – наконец простонала Мишель. – Хотя лично я тебя не обвинила бы.

Теперь уже надолго умолкла Джада.

– Шучу, подруга. Сама посуди – куда бы я с ними по­далась, на что жила бы? Если останусь здесь – арестуют за киднепинг и неуважение к решению суда. Улечу к родите­лям – Клинтон в два счета вычислит. – Она вздохнула. – Сидела вот… соображала, как быть. Ни до чего не додума­лась. Ну не могу я просто послушаться судью и выполнять его решение!

Мишель не успела ответить, как опять ожил интерком.