Семейный стриптиз - Голдсмит Оливия - Страница 67

Миниатюрная старушка подкатила тележку к кассово­му конвейеру. Спешно изобразив радушную улыбку, Джа­да провожала взглядом каждую выложенную на ленту по­купку – пакет крекеров, одинокий помидор, банку джема и две упаковки фруктового пудинга. Пока Джада снимала штрихкоды, бабуся выудила из глубин мешковатого пальто купоны на скидку, по древности сравнимые с их владели­цей. Один купон позволял получить скидку на желатин, а не на пудинг, срок же годности второго и вовсе истек бог знает когда. Вырезанный из газеты лет эдак десять назад, он разлохматился по краям, а на сгибах протерся насквозь. Это ж сколько времени бедняжка его берегла?..

Джада молча предоставила обещанные купонами скидки – скорее всего, из собственного кармана, потому что в конце рабочего дня с нее наверняка вычтут недостачу. Ин­тересно, где живет это несчастное создание и почему, еле передвигая ноги, ходит по магазинам одна? Отпуская сле­дующего покупателя, Джада мысленно помолилась за старушку, а потом за себя, заклиная всевышнего не уготовить ей такую вот старость.

Еще и полсмены не прошло, а Джада уже изнывала от боли в натруженных ногах. Икры и бедра гудели, как на финише марафонской дистанции. Не стоило, наверное, хвататься за первую возможность заработка… Кроме всего прочего, мысли упорно возвращались к детям. Эти свида­ния… они сведут ее с ума или доведут до инфаркта! Ожида­ние в машине у школы, встречи в присутствии соглядатая из соцслужбы, миссис Пэтель, – все это было унизительно само по себе, но смятение, разочарование и горе малышей буквально разрывали ей сердце. Шавонна все больше злится. Половину последней встречи она вообще не от­крыла рта – так и сидела, скрестив руки на груди и испепеляя Джаду гневным взглядом.

Кевон же все льнул к маме и забрасывал бесконечными вопросами, которые беспокоили ее еще больше.

– А знаешь что? – то и дело спрашивал он.

– Что, дорогой?

Не придумав продолжения, малыш часто-часто моргал, корчил рожицы и ерзал на месте.

– А знаешь что? – снова вопрошал он и пускался в до­словный пересказ мультфильма, увиденного вчера по теле­визору, или в столь же точное описание скандала между Клинтоном и Тоней. Лишь бы хоть чем-нибудь привлечь мамино внимание: – А папа и говорит: «По горло сыт го­товыми пиццами и сосисками! Видеть больше эту гадость не могу». А Тоня и говорит: «Я тебе что, целый день у плиты торчать должна?»

– А знаешь что? – раздавалось секунду спустя. – Знаешь что? Она даже «Джеди-Найтс» не знает! Ни одного из них не знает! Сама сказала, что знает, а сама вовсе и не знает!

Сердце Джады обливалось кровью и от его неожидан­ных вопросов:

– Мамочка, а где моя пижамка? Ну, та, с рыбками и такими малю-усенькими лодочками? Мамочка, а почему ты мне больше кровать не стелешь? Простынки мятые, мне спать плохо!

Он не умолкал ни на минуту и все висел на маме, пока она нянчилась с Шерили, а Шавонна не открывала рта и упорно отводила от Джады взгляд. Лишь глаза миссис Пэтель, сидевшей в сторонке с неизменно грустным лицом (то ли от личных горестей, то ли от печали за всех разлу­ченных с матерями детей), отражали боль Джады.

И все-таки тяжелее всего давались Джаде не сами два часа свидания, а обратный путь к своему бывшему дому. Шерили заходилась в крике еще до поворота на улицу Вязов; Кевон захлебывался словами и слезами… В эти мо­менты Джада была благодарна миссис Пэтель, которая молча забирала рыдающую малышку и несла в дом, уводя с собой и Кевона. Только оставшись наедине с матерью, Шавонна поднимала на нее глаза.

– Возвращайся, – сказала она в прошлый раз. – Когда ты вернешься?

– Не могу. Ваш папа не разрешает, – ответила тогда Джада, хотя не однажды клялась себе, что не станет чер­нить Клинтона в глазах детей. – Понимаешь, солнышко? Папа не хочет, чтобы я вернулась.

А потом, когда и Шавонна скрылась в доме, и миссис Пэтель, попрощавшись, ушла, Джада долго плакала в пус­том темном салоне «Вольво». От того, что она сказала правду, дочери легче не стало. Боже, как страдают ее дети! За что, господи? В чем ее ошибка? Где она совершила про­мах? Отчего вся жизнь пошла наперекосяк? Силы ей не за­нимать, работы она никогда не боялась, против закона не шла. И что хорошего это дало ей? А Мишель и Энджи? За что страдают они?..

Джаде вдруг стало абсолютно ясно, что она больше не может и не будет так жить. И еще она поняла, что их спасение в сплоченности. Необходимо объединиться и действо­вать сообща. Они должны помочь друг другу поквитаться за боль и страдания, сравнять счет – и вернуть себе все, что им принадлежит по праву. Разве она не имеет права воспитывать собственных детей? Разве дети не имеют права жить с мамой? Джада смотрела на клавиши аппара­та, пока цифры не заплясали перед ее глазами. Может быть, та шутка о киднепинге, которой она так напугала Мишель, была не совсем шуткой?..

– Мы прилетаем. Нет! Отговаривать бесполезно, и не пытайся. Я сказал маме, что дальше тянуть некуда, и она согласилась. Все решено.

Сидя с трубкой в ванной – единственном тихом уголке квартиры Энджи – и слушая родной отцовский голос, Джада прикидывала, во что может вылиться встреча с ро­дителями и стоит ли их утешение тех переживаний, без ко­торых не обойтись ни маме с папой, ни ей самой.

– Вам вовсе ни к чему так торопиться. Все это времен­ные трудности, – соврала она.

Джада до сих пор не открыла родителям всей правды, а они все равно сочли необходимым прилететь. Страшно представить, что с ними стало бы, узнай они о решении суда. С другой стороны… хуже, чем сейчас, уже не будет, а поддержка ей не помешает.

– Не вздумай сказать, что ты не желаешь меня ви­деть, – пошутила мама. – Все равно не поверю.

– И правильно сделаешь. Конечно, я хочу вас обоих видеть, мамочка.

Нужно будет поговорить с Энджи: пусть подаст проше­ние о встрече бабушки и дедушки с внуками. Как еще подго­товиться к их приезду? Найти дешевую гостиницу: в эту квартиру больше никого не втиснешь. Так… Дальше что? По­делиться с родителями мыслями о краже собственных детей? Сообщить, что от отчаяния готова нарушить за­кон? Пожалуй, придется их хоть немного подготовить.

– У меня тут кое-что изменилось, мамочка…

ГЛАВА 44

Мишель убрала в квартире, приняла душ, оделась и была почти готова к исполнению своего плана. Она многое обдумала за последние дни, а Джада и Энджи не давали ей спуску, подталкивая к принятию решения. Сегодня Ми­шель даже не пыталась замаскировать следы побоев – се­годня они были нужны ей во всей, так сказать, красе.

Отложив расческу, она собрала все необходимые бума­ги, в том числе и копию списка, который потребовал со­ставить Фрэнк – список всех потерь во время обыска. По­думать только, она с дотошностью ревизора подсчитывала убытки, а Фрэнк ее поощрял, зная наверняка, что виновен!

Будущее всегда представлялось Мишель именно та­ким, каким было ее недавнее прошлое. Она мечтала об уютном доме, счастье материнства, любви и защите мужа. К этому она шла с самого детства, живя с матерью-пьяни­цей в дешевых, грязных, чужих квартирах… Иногда Ми­шель думала о том, что жалкое детство сделало ее сильнее Джады и Энджи. О ней никто никогда по-настоящему не заботился, не опекал и не помогал, так что приходилось обо всем думать самой. Но сейчас, перед грядущим испы­танием – первым из череды ей предстоящих, – она чувст­вовала себя более ранимой и беззащитной, чем обе ее по­други. Она начала претворять в жизнь свой план, но если что-то пойдет не так… Запасного варианта у нее не было и в набросках.

Мишель свернула на стоянку, припарковалась недале­ко от входа в здание адвокатской конторы «Суэйн, Коппл и Брузман» и облегченно вздохнула, увидев поджидающе­го Майкла Раиса. Детально обсуждая все с Джадой и Энджи, она настояла на том, чтобы ее адвокатом был муж­чина. Пусть глупо, пусть трусливо с ее стороны, но так ей легче.

Майкл улыбнулся и, как ни странно, не отвел взгляда от ее фиолетово-багрового лица.