Анжелика - Голон Серж - Страница 47

– Я только из монастыря, ваше преосвященство. Но я буду счастлива, руководствуясь вашими советами, посвятить себя своему приходу.

Он бросил на нее проницательный взгляд, и тонкая улыбка промелькнула на его лице, но тут же он снова принял важный вид, выставив свой пухлый подбородок.

– Благодарю вас, дочь моя, за ваше послушание. Хотя, я знаю, у молодой хозяйки дома всегда появляется столько забот, что они поглощают все ее свободное время. Я не стану отрывать вас от ваших обязанностей, пока вы сами не выразите такого желания. Ведь самое важное дело женщины, дело, к которому она должна устремить все свои помыслы, – это влияние на образ мыслей своего мужа, не так ли? В наше время любящая, искусная жена может добиться в этом абсолютного успеха.

Он склонился к ней, и драгоценные камни его епископского креста сверкнули сиреневым огнем.

– Да, абсолютного успеха… – повторил он, – но, между нами, сударыня, вы выбрали себе весьма странного мужа…

«Я выбрала, – с грустной иронией подумала Анжелика. – Интересно, видел ли мой отец хоть раз этого ужасного паяца? Навряд ли. Ведь отец меня искренне любит. Ни за что на свете он не согласился бы сделать меня несчастной. Только мы по-разному понимаем счастье: для него мое счастье в богатстве, а для меня – в любви. Сестра Анна из монастыря, верно, снова повторила бы мне, что не нужно быть романтичной… Похоже, архиепископ – человек влиятельный. Интересно, не с его ли пажами дрались в соборе пажи графа де Пейрака?..»

Между тем изнурительная жара сменилась вечерней прохладой. Скоро начнутся танцы. Анжелика вздохнула.

«Я буду танцевать всю ночь напролет, – сказала она себе, – но ни за что на свете ни на минуту не останусь с ним наедине».

Она бросила нервный взгляд на своего мужа. Всякий раз, когда она смотрела на него и видела его изрезанное шрамами лицо с горящими, черными как уголь глазами, ей становилось не по себе. Полуприкрытое левое веко придавало ему выражение злой иронии.

Как раз в эту минуту, откинувшись на спинку обитого штофом кресла, он поднес ко рту какую-то коричневую палочку. Один из слуг бросился к нему, держа в щипцах раскаленный уголек, который он приложил к концу палочки.

– Ах, граф, вы подаете прискорбный пример, – нахмурив брови, воскликнул архиепископ. – Я считаю, что табак – это адское зелье. Ну, можно с трудом примириться, когда его по совету врача употребляют в порошке против головной боли, хотя, на мой взгляд, тот, кто нюхает табак, испытывает нездоровое удовольствие и слишком часто, ссылаясь на свою болезнь, прибегает к нему кстати и некстати. А те, кто курит трубку, – уже совсем опустившиеся люди, они сидят в тавернах и часами одурманивают себя этими проклятыми листьями. Но до сих пор я никогда даже не слышал, чтобы дворянин употреблял табак таким непристойным образом.

– У меня нет трубки, и я не нюхаю табак, я курю свернутые листья, как это делают некоторые дикари в Америке.

Никто не может меня обвинить в том, что я вульгарен, как какой-нибудь мушкетер, или жеманен, как придворный щеголь.

– Если для всех существует два способа делать что-либо, то вам обязательно нужно найти третий, – с досадой сказал архиепископ. Вот, к примеру, я сейчас заметил, что у вас есть еще одна странная привычка. Вы не кладете себе в стакан ни жабий камень, ни кусочек рога нарвала. А ведь всем известно это два наилучших средства обезвредить яд, который всегда способна подсыпать в ваше вино чья-нибудь враждебная рука. Даже ваша молодая жена пренебрегла этой мерой предосторожности. Вы же знаете, что жабий камень и рог нарвала, попадая в ядовитый напиток, меняют свой цвет. А вы никогда не пользуетесь ими? Может быть, вы считаете себя неуязвимым или же… у вас нет врагов? – спросил прелат, и огонек, вспыхнувший в его глазах, поразил Анжелику.

– Нет, монсеньор, – ответил граф де Пейрак, – просто я думаю, что лучший способ уберечься от яда – ничего не класть в свой стакан, а все отправлять в желудок.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вот что: ежедневно, всю жизнь принимайте крошечную дозу какого-нибудь сильнодействующего яда.

– И вы это делаете? – в ужасе вскричал архиепископ.

– С самого юного возраста, монсеньор. Вы ведь знаете, что мой отец пал жертвой какого-то флорентийского зелья, а ведь он всегда клал себе в рюмку жабий камень величиной с голубиное яйцо. Моя мать, женщина без предрассудков, нашла истинный способ уберечь меня от подобной судьбы. Один мавр, раб, привезенный из Нарбонна, научил ее, как защитить себя от яда при помощи самого яда.

– В ваших рассуждениях всегда есть что-то парадоксальное, и это тревожит меня, – озабоченно сказал архиепископ. – Вы словно жаждете всюду ввести реформу, хотя каждому известно, какие беспорядки в церкви и во всем королевстве породила Реформация. Ну скажите, зачем вам пользоваться способом, который не дает вам никаких гарантий, вместо того чтобы прибегнуть к испытанным средствам? Правда, для этого нужно иметь настоящий жабий камень и настоящий рог нарвала. Сейчас развелось немало шарлатанов, которые наживаются на этом и подсовывают вместо них невесть что. Но я знаю одного францисканского монаха, некоего Беше, он человек весьма ученый и занимается по моему поручению алхимией. Он достанет вам отменные противоядия.

Граф де Пейрак слегка склонил голову, чтобы взглянуть архиепископу в лицо, и его густые черные кудри коснулись руки жены. Анжелика отшатнулась. Но в этот момент она заметила, что на нем нет парика, что эти великолепные волосы – его собственные.

– Хотел бы я знать, – проговорил граф, – откуда он их достает? Ребенком я из любопытства убил немало жаб и мне ни разу не удалось обнаружить в их головах пресловутый жабий камень, который, как утверждают, именно там и должен находиться. Что же касается рога нарвала, то скажу вам: я объездил весь мир, и у меня сложилось непоколебимое убеждение, что нарвал – животное мифологическое, вымышленное, короче, в природе не существующее.

– О подобных вещах, граф, нельзя судить с уверенностью. Надо оставить место тайне и не утверждать, будто знаешь все.

– А вот для меня является тайной, – медленно проговорил граф, – как это человек вашего ума может серьезно верить в подобные… выдумки…

«Боже, – подумала Анжелика, – как дерзко он разговаривает с таким высокопоставленным духовным лицом».

Она смотрела на мужчин, взгляды которых скрестились. Первым обратил внимание на ее тревогу муж. Он улыбнулся ей, и эта улыбка причудливо сморщила его лицо, но зато открыла белоснежные зубы.

– Простите нас, сударыня, что мы затеяли этот спор в вашем присутствии. Его преосвященство и я – заклятые враги!

– Я никого не считаю своим врагом! – с возмущением воскликнул архиепископ. – Вы забываете, что у служителя бога сердце должно быть преисполнено милосердия! И если вы ненавидите меня, то у меня нет к вам ненависти. Но я пекусь о вас, как пастырь о заблудшей овце. И если вы не внемлете моим словам, я сумею выполоть с поля сорную траву.

– О! – воскликнул граф с каким-то зловещим смехом. – Вот достойный наследник кюре Фулька из Нейи, правой руки ужасного Симона де Монфора, который сжигал на кострах альбигойцев и испепелил утонченную цивилизацию Аквитании! До сих пор еще, четыре века спустя, Лангедок оплакивает уничтоженные сокровища и содрогается от ужаса, когда слышит рассказы о его зверствах. Я потомок самой древней ветви графов Тулузских, в моих жилах течет кровь лигуров и вестготов, и я вздрагиваю, когда встречаюсь взглядом с вашими голубыми глазами северянина. Вы – наследник Фулька, наследник грубых варваров, которые насаждали у нас сектантство и нетерпимость, вот что я читаю в ваших глазах!

– Моя семья – одна из древнейших в Лангедоке! – прогремел архиепископ, привстав со стула. Он произнес это с таким южным акцентом, что Анжелика едва поняла его – Вы же сами отлично знаете, дерзкое чудовище, что половина Тулузы принадлежит мне по наследству. Испокон веков половина тулузских земель является нашими родовыми владениями.