Анжелика и король - Голон Анн - Страница 20

Она выбежала в зал, перегнулась через перила.

Это был Филипп, шествующий в сопровождении Ла-Виолетта, который держал в руках две шпаги. Филипп поднял голову.

— Я только что убил месье де Лозена.

Анжелика вцепилась в перила, чтобы не упасть. Сердце застучало еще сильнее. Филипп жив! Она сбежала вниз. Когда она подошла ближе к мужу, то увидела, что его костюм забрызган кровью. Левой рукой Филипп поддерживал правую. Лицо его было бледным как полотно.

— Вы ранены? — спросила Анжелика слабым голосом. — Это серьезно? Ох, Филипп, пойдемте, я перевяжу вас.

И она повела мужа в свою комнату. Трясущимися руками Анжелика взяла ножницы и принялась разрезать края окровавленной одежды. Она крикнула, чтобы слуги принесли горячей воды, мази и целебного бальзама.

— Выпейте, — сказала она, когда Филипп пришел в себя.

Казалось, рана была неглубокой. Шпага скользнула по левому плечу и правой стороне груди, но вошла неглубоко. лишь разрезала кожу. Анжелика промыла рану и наложила пластырь.

Филипп терпеливо перенес эту операцию.

— Интересно, как же будет соблюден этикет?

— Какой этикет?

— Моего ареста. Согласно правилам, лишь капитан королевской охраны имеет право арестовывать дуэлянтов. Но маркиз де Лозен и есть тот самый капитан. Не может же он арестовать сам себя.

— Конечно, он же мертв, — сказала Анжелика с нервным смешком.

— У него нет даже царапины.

— Но разве вы не сказали только что мне…

— Я хотел увидеть, как вы упадете в обморок.

— Я не собиралась падать в обморок из-за Лозена. Если мне и стало дурно, то это только из-за вас. Ведь ранены-то именно вы, Филипп.

— Мне пришлось сделать все, что было в моих силах, чтобы прекратить эту глупость. Я не собирался терять двадцатилетнюю дружбу с Пегиленом из-за такого пустяка.

Анжелика побледнела, глаза ее стало заволакивать туманом, ей становилось по-настоящему дурно.

— Как бы это назвал король? А, куколка?

— Филипп, — прошептала Анжелика, — какая несуразица. И, подумать только, вы спасли мне жизнь. Почему все так получается? Ведь я могла бы так вас любить…

Маркиз повелительно поднял руку, как бы призывая ее к молчанию.

— Кажется, они уже здесь.

Со стороны мраморной лестницы донесся звон шпор и бряцанье оружия. Затем дверь медленно открылась, и первым вошел граф де Вулуа.

— Вулуа, вы пришли арестовать меня?

Граф слегка кивнул.

— Ну что ж, это достойный выбор. Вы являетесь полковником мушкетеров и по чину следуете за капитаном королевской охраны. А что с Пегиленом?

— Он уже в Бастилии.

Филипп страдал от боли.

— Я к вашим услугам, — сказал он, морщась. — Сударыня, прошу вас, накиньте мне плащ на плечи.

Одно упоминание о Бастилии повергло Анжелику в ужас. Еще одного мужа оторвут от нее и отправят в Бастилию. Губы ее побелели, она шептала молитву.

— Месье Вулуа, только не в Бастилию, умоляю вас!

— Простите, сударыня, но таков приказ короля.

— Заприте его куда угодно, но только не в Бастилию!

Оба дворянина были уже у дверей. Филипп обернулся.

— А куда бы вы хотели запереть меня? Может быть, в Шатле вместе со всяким сбродом?

…Да, все началось сызнова. Бесконечное ожидание, отсутствие вестей. Вновь и вновь приходили и проходили перед ней видения недавнего прошлого, все казалось ночным кошмаром.

Ее служанки, подавленные видом хозяйки, которую они привыкли видеть более решительной, пытались помочь ей найти выход.

— Вам надо повидаться с мадемуазель де Ланкло, мадам.

Они почти насильно усадили ее в карету. Это был отличный совет. Нинон де Ланкло, наделенная богатым житейским опытом, была единственной женщиной, которая могла выслушать жалобы бедной Анжелики, не боясь быть замешанной в этой скандальной истории. Она обняла Анжелику, ласково назвала ее «сердце мое» и, пока мадам дю Плесси потихоньку приходила в себя, рассказала ей о множестве случаев, когда мужья дрались на дуэлях, спасая свою честь.

— Но Бастилия!

Это название огненными буквами горело перед глазами Анжелики.

— Люди выходят и оттуда, моя дорогая.

— Только для того, чтобы попасть на виселицу!

Нинон легонько постучала ее по лбу.

— Что это пришло вам на ум? К примеру, для Лозена это уже в третий раз. Его пример показывает, что даже выйдя из Бастилии, можно занять при дворе такое же видное положение, как и раньше. Пусть себе король наказывает непослушных школяров. Через некоторое время он сам первый будет рад увидеть своего гадкого Лозена и непослушного ловчего.

Эти слова успокоили Анжелику. Она подумала, что ее опасения были беспочвенны и глупы. Нинон также посоветовала ей ничего не предпринимать, пока этот скандал не забудется и его не заменят новые сплетни и интриги. По ее совету Анжелика решила на время скрыться в монастыре кармелиток, где настоятельницей была ее младшая сестра Мари-Агнесса. Это было наилучшим решением вопроса.

Зеленоглазая, молодая, с таинственной улыбкой на устах, Мари-Агнесса походила на ангелочка с портрета. Ей только что исполнился 21 год. Жизнь, проводимая в молитвах, в уединении, казалось, мало подходила к ее темпераменту.

Уже в двенадцать лет у нее была репутация чертовки, а ее короткий жизненный опыт в качестве фрейлины королевы научил ее многому. Анжелика подозревала, что в книге любви Мари-Агнесса прочла больше страниц, чем она сама. И после исповеди Анжелики, к ее удивлению, молодая монахиня со вздохом всепрощения произнесла:

— Как ты еще молода! Стоило из-за таких обыденных вещей поднимать столько шума?

— Обыденных?! Ведь я только что рассказала тебе, как я обманула мужа!

— Нет ничего более обыденного, чем этот грех.

Мари-Агнесса немного помолчала, потом сказала тем резким голосом, который был их семейной чертой:

— Послушай меня. Или ты сама этого хочешь, или нет. И если нет, то зачем стремишься жить при дворе?

Может, это и объясняло уход самой Мари-Агнессы от светской жизни.

Анжелика готовилась к покаянию в уединенной тишине этой святой обители вдали от суеты мирской жизни, но визит к мадам де Монтеспан разрушил все ее благие намерения и помыслы и вернул с небес на землю.

— Не знаю, будет ли благоразумным мой совет, — сказала прекрасная Атенаис, — но считаю своим долгом предупредить вас. Солиньяк вмешался в это дело с дуэлью, и дела вашего мужа обстоят очень плохо.

— И что же делает маркиз де Солиньяк?

— Старая история, он встал на защиту бога и права. Он вбил себе в голову, что дуэли ведут к ереси и атеизму. И он настаивает, чтобы король жестоко наказал де Лозена и вашего мужа для острастки других. А это может довести до аутодафе.

Увидев, как побледнела Анжелика, маркиза принялась обмахивать ее веером.

— Я пошутила, но будьте осторожны. Этот фанатик может обеспечить им долгое заключение и немилость короля. Наш монарх может и послушать Солиньяка, так как он припомнит, что де Лозен часто доставлял ему неприятности. И будь я на вашем месте, я попыталась бы вмешаться, пока не поздно, и пока король не принял окончательного решения.

Анжелика отбросила молитвенник и немедленно покинула монастырь. Но когда она встретилась с Нинон де Ланкло, та посоветовала не принимать дело так близко к сердцу, ведь речь шла всего лишь об обманутом муже.

— Когда страной овладевает эпидемия, докторам не следует заниматься частными случаями.

Когда Людовик XIV узнал про эти слова, он улыбнулся. А это было хорошее предзнаменование.

Нинон же поморщилась, когда Анжелика рассказала ей о замыслах Солиньяка. Она припомнила то время, когда Ришелье сносил головы дворянам тоже для примера, принуждая все благородное сословие отказаться от привычки решать вопросы чести на дуэлях.

— Если месье де Солиньяк считает, что шпага вашего мужа — это исполнение воли божьей, то можете быть уверены, что он прожужжит королю все уши.

— Вы считаете, что король позволит кому-либо вмешиваться в свои распоряжения?