Дорога надежды - Голон Анн - Страница 29

Эта перспектива соединялась с чувством глубокого умиротворения, наполнявшего ее с момента рождения детей и их спасения. Случилось нечто, даровавшее ей победу. Рут, наделенная даром ясновидения и пророчества, настолько приблизилась к истине, что Анжелика испугалась.

Говоря о папессе и выдающемся человеке, Рут заявила: «Они оба одержимы и жаждут твоей смерти».

И это было правдой! Хотя и стало уже достоянием прошлого.

Папесса, выдающийся человек и в самом деле оказывали губительное влияние на новую жизнь, которую Анжелика и Жоффрей де Пейрак пытались начать, новую жизнь после длительной борьбы за обретение друг друга.

Злобные происки, тайные заговоры ядовитыми лианами опутали нить их в общем-то такой хрупкой жизни. Это служило лишним доказательством того, что житейские битвы разыгрываются и преследуют человека повсюду, приводя порой к торжеству даже над непреодолимыми препятствиями, которые на каждом шагу возникают в дикой, населенной иноплеменными народами стране.

Номи прошептала тогда: «И он тоже в могиле…» Ссылка их недруга Себастьяна д'Оржеваля и отсутствие каких бы то ни было известий о нем могли означать своего рода душевное небытие, не позволявшее ему заявлять о себе. Будучи еще недавно объектом лести, он пользовался собственной легендарной славой и собственной привлекательностью, возводя свое могущество на шатких основаниях: красоте, светских успехах, вышитом боевом знамени, сострадании, которое вызывали его искалеченный пытками пальцы, невыносимом блеске голубых глаз цвета сапфира…

Он имел в своем распоряжении шпионов, доставлявших его письма самому королю — фанатичных приспешников. Теперь же все изменилось. Страсти улеглись. Его имя предано забвению.

Мощное отрицательное воздействие ослабло и растворилось, как свинцовые грозовые облака на горизонте. Быть может, они ждали еще своего часа, но «подавленные», по выражению Рут, и она ощущала на себе, на своих близких, на всем, что она любила, благость Небес.

Упоительная уверенность. Широкое белое крыло раскинулось над ними, как шатер в пустыне.

И, не подозревая, что ее предчувствию суждено вскоре сбыться, Анжелика говорила себе, что произошло нечто, предотвратившее несчастье. И произошло это до или во время рождения близнецов. Вот почему их судьба была отмечена печатью такой угрозы.

Миссис Кранмер обводила комнату блуждающим взглядом. Не имея достоверных данных, она чувствовала себя жертвой какой-то злой выходки. И, повернувшись к окну, с недоверием наблюдала за яркими красками заката.

Затем вздохнула.

Через несколько дней эта шумная компания, часто нарушавшая ее душевный комфорт до такой степени, что она теряла достоинство и принималась лить слезы, взойдет на борт корабля, и она снова очутится в окружении истинно верующих. Молитвы и нравственные обязанности вновь заполнят часы ее жизни.

И летние испытания сотрутся в ее памяти.

Она и не догадывалась, бедная леди Кранмер, предпочитавшая из смирения, чтобы к ней обращались как к хозяйке дома, а не как к миледи, что прежде, чем покой снизойдет на ее душу и ее дом, ей предстоит пережить еще одно последнее испытание, куда более тяжелое и невероятное, чем все предыдущие.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЧЕРНЫЙ МОНАХ В НОВОЙ АНГЛИИ

Глава 9

Гул нарастал. Он не напоминал ни раскаты грома, ни рокот морского прибоя.

Небо в раме распахнутого окна было безоблачным. Море казалось спокойным, доносившийся издали глухой рев должен был грянуть совсем близко, чтобы тучи морских птиц, отыскивавших себе корм в поросшей водорослями лагуне, вдруг взлетели с громким хлопаньем крыльев и оглушительным визгом.

Их визгу вторили крики и ругательства, рассыпавшиеся и перебивавшие друг друга; они-то и издавали тот неясный гул, который слышала Анжелика.

Яростная толпа выкатилась из-за угла. Боль или истерика была причиной этого пронзительного и непрерывного женского крика? Гневом или страхом были наполнены отрывистые возгласы мужчин?

Рут и Номи бросились к окну.

— О! — вскрикнула Рут, отступая назад и прикрывая пальцами рот, словно желая сдержать другое, еще более отчаянное восклицание. — Не может быть!

Мне кажется, я вижу одного из тех священников-папистов, которых вы, мадам, называете иезуитами! Но чтобы здесь… в Салеме…

Анжелика не выдержала. Это была ее первая попытка самостоятельно встать с постели, однако любопытство пришло ей на помощь, и она присоединилась к Рут и Номи, в то время как Северина, цыганка и Онорина устремились к другому окну.

Плотная взволнованная толпа приблизилась к дому. В волнах из черных конусообразных шляп, полотняных шапочек моряков и чернорабочих и белых чепчиков женщин выделялась в центре плывущая, как пробка по воде, и колеблющаяся под разнонаправленными воздействиями потоков, устремлявшихся к ней со всех сторон, группа по меньшей мере странных людей, ибо она различила в ней высокий, торчавший снопом султан, поддерживаемый жесткими волосами ирокезца, смазанными смолистым бальзамом. Возвышающийся над головами и даже шляпами султан, украшенный перьями, мог принадлежать лишь гиганту дикарю. Наконечник его дротика поблескивал так же , как острие алебард трех или четырех ополченцев совета, которые старались образовать круг, охраняя этих людей и оттесняя наиболее рьяных. Мужчина могучего телосложения, в кожаном плаще без рукавов, в фетровой шляпа с пером набекрень, горланил во все горло и работал кулаками, прокладывая себе путь.

Затем она увидела иезуита. Движение толпы открыло его ей между солдатами в тот момент, когда группа оказалась в нескольких шагах от двери. Это был самый настоящий иезуит в неизменной черной сутане, с такой же черной бородой, с распятием на груди и белым испанским воротничком. И хотя сутана болталась на нем клочьями, лицо было исхудавшим, а остроконечная борода всклокоченной и запыленной, властный, горящий взгляд изобличал в нем иезуита. В этом взгляде проявлялась вся его колдовская, а для иных и демоническая сила, которой члены этого ордена, осмелившегося утверждать, что он действует лишь во имя Христа, и объявлявшего о своей безраздельной верности римским папам, обязаны были регулярными занятиями оккультизмом, имеющими целью полностью завладеть несведущими или неспособными к сопротивлению душами.

Вот почему под сверкающим и пронизывающим взглядом которым иезуит, внезапно появившийся в центре Салема, опалял ошарашенную и ненавидевшую его толпу, многим его недоброжелателям начинало казаться, что их «затягивает» в головокружительную воронку, и они безвольно опускали руки, в то время как другие, менее впечатлительные или более грубые по своей натуре, работали локтями, требуя прохода, чтобы покарать его.

Даже солдаты, приданные ему майором в качестве охраны при входе в город, чтобы проводить его к дому миссис Кранмер, поддавались воздействию общего безумия.

Они стояли с оружием в руках, как парализованные, не зная, что предпринять, тогда как дюжие весельчаки и портовые грузчики, видя их нерешительность, обменивались знаками, намереваясь перейти в наступление.

Находившийся рядом с иезуитом белокурый подросток, несомненно его канадский «спутник», бросился вперед, чтобы защитить его, однако разъяренная толпа, по-прежнему не осмеливавшаяся тронуть иезуита и получившая возможность отвести душу на молодом противнике-французе, обрушилась на него: мужчины наносили ему удары кулаками, женщины царапали ногтями. Внезапно он покачнулся, и его белокурая голова скрылась под сенью рук, словно под черными крыльями вороньей стаи.

— Им грозит суд Линча, — вскрикнула Анжелика. — Скорее! Откройте входную дверь и впустите их.

При звуке ее голоса иезуит, по-прежнему бесстрастно стоявший посреди всей этой суматохи, поднял глаза к окну, у которого столпились женщины.

— Откройте дверь, быстро! Северина, беги через черный ход и зови наших.

Неужели нет ни одного слуги, чтобы открыть дверь?