Неукротимая Анжелика - Голон Анн - Страница 71

Галерные надсмотрщики, как шмели, летали по палубе. Удары кнута сыпались на окровавленные плечи. Этой ночью насчитают немало мертвецов среди галерников. Рокот толпы не умолкал, заглушая крики казнимого:

— Боже! Боже! Смилуйся надо мной!

— Ла Илла иль Алла!..

— Господи, — взмолилась Анжелика, — Ты, создатель всего сущего!..

Издалека до нее донесся голос:

— Разве по убеждениям христиан не попадают в рай души мучеников за веру?

Великий маг один оставался невозмутимым среди вихря жестокости, захватившего всех. Взглядом ценителя он наблюдал за яростным состязанием на воде, не оставляя скромным вниманием пленницу-христианку, сидевшую рядом. Она не дрожала и не теряла сознания, но ему была видна лишь пышная волна волос, покрывающая ее плечи, и склоненный в молитвенном напряжении лоб — как на картинах, что рисуют идолопоклонники. Он вспомнил об украшенном гравюрами молитвеннике, который его учитель-иезуит оставил ему на память.

Однако, когда шум достиг высшего накала, он увидел, как она вскинула голову и на виду у всех неверных осенила себя крестным знамением. Два юнца из свиты Меццо-Морте заметили это. С пеной у рта они вскочили, словно готовые броситься волки. Но огромный негр, выпрямившись во весь рост, вынул кинжал и, блеснув глазами, безмолвно, но властно повелел им остаться на месте.

Анжелика даже не заметила этого маленького происшествия. Толпа замолкла, и она поняла, что все кончено. Четыре галеры бежали в открытое море, влача в окровавленной волне за кормой останки рыцаря-мученика. Они совершали своего рода триумфальное шествие в сторону восхода, туда, где находилась Мекка, место паломничества правоверных. Им предстояло возвратиться лишь к вечеру, когда голоса муэдзинов с минаретов заставят весь исламский мир пасть ниц в молитве.

Вероотступник Меццо-Морте вырос перед Анжеликой. Она не смотрела на него, следя взглядом за удалявшимися галерами. Пленница была бледна, но он взъярился, заметив, что она не сломлена горем и страхом. Свирепая усмешка скривила его губы.

— Теперь ваш черед, — пробормотал он.

Глава 5

Небольшой кортеж поднимался по дороге, ведущей из Морского квартала к ближайшим городским воротам. С одной стороны дорогу окаймляли укрепления, с другой глинобитные стены жилищ, прорезанные темными, как горные ущелья, улочками, где уже копилась ночь. Анжелика шла, спотыкаясь об острые камни, за Меццо-Морте, шагавшим в сопровождении своего обычного эскорта. Остановились они у ворот Баб-Азум. Офицеры стражи подошли к ним: верховный адмирал частенько наведывался к ним с инспекцией. Но сегодня у него были иные цели. Казалось, он кого-то поджидает. Чуть позже из какой-то улочки появился всадник в сопровождении чернокожей стражи, вооруженной копьями. По расцветке плаща Анжелика признала в нем соседа по утреннему мрачному представлению. Он спешился и приветствовал Меццо-Морте, который ответил ему учтивым поклоном.

Неустрашимый итальянец, казалось, относился к темнокожему вельможе, который был на три головы выше его, с чрезвычайным почтением. Они по-арабски обменялись заверениями в дружбе. Затем оба разом обернулись к пленнице. Вытянув руки и обратив ладони к небу, негр приветствовал ее. Глаза Меццо-Морте поблескивали от удовольствия.

— Я позабыл, — воскликнул он, — совсем позабыл хорошие манеры двора Его величества короля Франции! Я не представил вам, мадам, моего друга, Османа Ферраджи. Верховного евнуха Его величества марокканского султана Мулея Исмаила.

Анжелика бросила на огромного негра взгляд, в котором было больше удивления, чем испуга. Евнух? Если присмотреться, можно было бы об этом догадаться. Она отнесла на счет его семитского происхождения некую женственность черт и слишком благозвучный голос. Голый подбородок ни о чем не свидетельствовал: у большинства негров борода отрастает только к старости. А высокий рост создавал обманчивое ощущение мощи и мужественности. К тому же он совсем не был толст, как большинство евнухов, которым двойные подбородки и брыластые щеки придают сходство с ворчливыми сорокалетними женщинами. Именно таковыми евнухами оказались шестеро чернокожих его личной страхи.

Итак, перед ней тот самый Осман Ферраджи, Верховный евнух марокканского султана. Анжелика много слышала о нем, но не помнила, где и от кого. Она так устала, что не задалась даже вопросом, почему он здесь.

— Мы еще кое-кого ждем, — предупредил ее Меццо-Морте. Он сиял от удовольствия. Казалось, адмирал занят постановкой блестящей комедии, в которой каждый актер сыграет предписанную ему роль.

— Ага, вот и он.

Это был Мохаммед Раки, которого Анжелика не видела после битвы у острова Кам. Араб не удостоил ее даже взглядом, но распростерся ниц перед адмиралом Алжира.

— Теперь идем.

Они вышли из города, и в лицо им ударил закатный солнечный свет. Солнце уплывало за рыжие и пепельно-синие холмы. Тропка, усеянная битым камнем, обходила крепость, а с другого края обрывалась крутым спуском, быстро переходящим в отвесную стену провала. Подкрашенная солнцем мгла клубилась в нем, напоминая о геенне огненной. Место казалось проклятым, и кружащиеся над ним чайки, вороны и коршуны лишь усиливали это ощущение. Их отчаянными криками полнились небеса, и содрогание охватывало сердце, когда вместе с тьмой подкрадывался страх.

— Здесь?

Меццо-Морте указал на тропку, круто сходившую вниз. Там высилась горка булыжников и острых камней. Анжелика глянула, не понимая, в чем дело.

— Там! — настойчиво повторил вероотступник.

И тут она различила в груде ржавых цепей человеческую руку. Рука была белой.

— Здесь покоится второй рыцарь, командовавший вашей галерой, как и вы, француз, Анри де Рогье. Сюда его привели, чтобы побить камнями в час утренней молитвы.

Анжелика перекрестилась.

— Оставьте ваши колдовские знаки, — зарычал христопродавец, — вы накликаете несчастье на город.

Он вновь пустился в путь и не стал показывать ей вторую кучу камней, белевшую невдалеке. Там покоилось тело юного испанца, другого пассажира галеры. Меццо-Морте не вполне был ответственен за две эти казни, совершенные испанскими маврами, разъяренными известием о сожжении живьем шести мусульманских семейств во время аутодафе в Гренаде. Они жаждали мщения, и им выдали две жертвы: испанца и мальтийского рыцаря. И тогда для Анри де Рогье, в прошлом пажа при дворе французского короля, беззаботного баловня семьи, и для испанского студента начался мучительный крестный путь через весь город. Преследуемые вопящей толпой, обнаженные до пояса, несчастные шли с завязанными за спиной руками под градом оскорблений и ударов (били женщины и дети) до особого места, расположенного за воротами Баб-эль-Уэд. Когда они добрели, на них страшно было смотреть: волосы выдраны клочьями, лица посинели от ударов и стали масками, покрытыми грязью и нечистотами, тела изодраны и исцарапаны колючими ветвями (дети, забавляясь, втыкали их шипами в свои жертвы). Жалкий вид пленных подстегивал звериные страсти толпы, пьяневшей от собственной жестокости. Побивание камнями положило конец мучениям несчастных.

Анжелика ни о чем этом не знала, но дорисовывала случившееся в воображении. Может, подобный крестный путь предстоит сейчас и ей?

Наконец эскорт остановился перед высокой стеной цитадели. Крючья в форме рыболовных крючков были с неравными промежутками всажены в стену с верху до низу. Стена ужаса! С укреплений бросали осужденных, чтобы те, попав на крючья, повисали и мучились несколько дней. Два полуобъеденных птицами тела еще висели, и солнечные лучи наложили на запекшиеся куски человечины патину старинной позолоты.

Анжелика отвела глаза: слишком много кошмаров впитал один ее день. Но тут Меццо-Морте мягчайшим голосом проворковал:

— Посмотрите-ка на них хорошенько!

— Зачем? Это тот жребий, какой вы уготовали мне?

— Нет, — со смехом ответил вероотступник, — это было бы неблагоразумно. Я не большой знаток, но по мне такая женщина, как вы, не должна украшать алжирские стены единственно для удовольствия ворон и бакланов. И все же присмотритесь к ним. Одного вы хорошо знаете!