Королев: факты и мифы - Голованов Ярослав - Страница 63

Победы ГИРД были не просто техническими победами. Успешные старты в Нахабине во многом изменили отношение к ракетной технике вообще. Они укрепили убежденность тех, кто верил в ракету. Они поколебали скептицизм тех, кто в нее не верил.

Победы эти имели важное психологическое значение еще и потому, что наиболее проницательные умы подвала на Садово-Спасской скорее чувствовали, чем ясно понимали: между их мечтами и реальными возможностями примитивного производства – пропасть. Почти через сорок лет один из гирдовцев Евгений Константинович Мошкин, доктор технических наук, специалист в области жидкостных ракетных двигателей сказал мне: «Некоторые наши конструкторские идеи тех лет могли осуществиться году в 1980-м. Даже не в 1970-м!»

Юрий Васильевич Кондратюк

Подготовка к испытаниям ракеты 09. Нахабино, лето 1933 г.

Слева направо: С.П. Королев, Н.И. Ефремов, Ю.А. Победоносцев

С.П. Королев и Я.М. Терентьев на полигоне в Нахабине

19

Сильные умы именно и отличаются той внутренней силой, которая дает возможность не поддаваться готовым воззрениям и системам и самим создавать свои взгляды и выводы на основании живых впечатлений. Они ничего не отвергают сначала, но ни на чем и не останавливаются, а только все принимают к сведению и перерабатывают по-своему.

Вскоре после победных нахабинских стартов – весной 1934 года – произошло еще одно знаменательное событие, которое помогло С.П. Королеву вновь оглянуться назад и подвести итоги первым своим работам в ракетной технике, определить пути на будущее.

31 марта в Ленинграде открылась Всесоюзная конференция по изучению стратосферы, – кстати, первая в мире научная конференция по такой теме. Инициативная группа, в которую входили будущий президент Академии наук СССР С.И. Вавилов, академики И.В. Гребенщиков, Н.Н. Павловский, А.Б. Вериго и другие ученые, обратилась в президиум Академии наук с запиской о необходимости созыва конференции. Президиум счел это «целесообразным», был образован оргкомитет во главе с С.И. Вавиловым и определена программа. Выяснилось, что проблемы изучения стратосферы интересуют ученых самых разных специальностей. Заявлялись доклады и сообщения по аэрологии, акустике, оптике, атмосферному электричеству, геомагнетизму, полярным сияниям, космическим лучам, биологическим и медицинским проблемам. Ракеты занимали в программе конференции довольно скромное место, но уже во вступительной речи, после того как скорбной минутой молчания почтили память погибших членов экипажа стратостата «Осоавиахим-1», Сергей Иванович Вавилов сказал:

– Конференции нужно вынести решение о наиболее рациональных конструкциях стратостатов, о перспективах стратопланирования и ракетных полетах...

Наверное, ни разу не было произнесено на конференции слово «космос», но сегодня, рассматривая забытые доклады сорокалетней давности (а в наш век часто случается, что научные доклады стареют еще быстрее, чем докладчики), видишь в этой конференции зародыш нынешних космических ассамблей. Стратосфера – преддверие космоса – представлялась тогда мощной крепостью, план осады и штурма которой обсуждался в Ленинграде.

Оглядывая зал, Королев встречал много знакомых лиц. Некоторые, правда, были знакомы только по портретам. Седой длинноволосый старик – это президент Академии наук Карпинский. Рядом с ним – кругленький, румяный, с веселыми быстрыми глазками – Ферсман. В длинном старомодном сюртуке – классический университетский профессор – Вернадский. В летной форме с тремя «ромбами» – начальник Военно-воздушной академии Дубенский, с ним Королев знаком. Все разглядывали совершенно седого старика, сидевшего рядом с академиком Иоффе.

Это был почетный академик Николай Морозов, знаменитый революционер, двадцать лет просидевший в одиночной камере. И ведь не просто сидел – работал, писал книги. Какая воля, выдержка! Необыкновенный человек!

После Вавилова выступал председатель технической секции Дубенский.

– Современные самолеты, с точки зрения примененного для их летания аэродинамического принципа, все же являются крайне несовершенными аппаратами... Весьма большие перспективы обещает применение ракет, – сказал Петр Сергеевич. – Мне кажется, что нет технических препятствий к тому, чтобы построить ракету, способную завести прибор в более высокие слои, чем это может сделать шар-зонд... В продолжение многих лет, однако, проникновение в стратосферу неразрывно и совершенно правильно связывалось с исследованием реактивных аппаратов. В этой области следует широко развернуть работу.

Такой запевке Королев очень обрадовался. Вопрос сразу был поставлен принципиально: какой дорогой идти в стратосферу? И сколько бы ни расписывали теперь преимущества самолетов, шаров-зондов и стратостатов, на них, как клеймо, стояло убийственное слово «потолок». Не какой-нибудь технически труднопреодолимый, до времени не побежденный инженерией потолок, а потолок теоретический, выше которого не прыгнешь, как ни старайся. У ракеты не было такого потолка. Более того, чем выше поднималась она, чем меньше отличалась окружающая ее среда от пустоты, тем с большим эффектом работал ракетный двигатель. Победа ракеты в стратосфере была предопределена самой ее природой.

Королев воспринимал доклады, в которых воспевались шары-зонды и различные наземные методы изучения стратосферы, спокойно, без запала. Они не раздражали его, как прежде. Он не считал стратостаты своими возможными соперниками. Это были скорее союзники, они работали на него, они давали ему, пусть очень приблизительные, частные, отрывочные, но все-таки хоть какие-то данные о природе нижней границы стратосферы. Каждый доклад старался преломить он через свою ракетную призму, из каждого сообщения извлечь нечто полезное для своей настоящей и будущей работы.

А полезного было очень много. Профессор М.А. Бонч-Бруевич говорил об электромагнитных волнах для изучения атмосферы, Н.И. Леушин – о происхождении радиопомех – это надо знать для организации связи со стратопланом. Следом – сообщение о внешних и внутренних магнитных полях земного шара – как повлияют они на бортовую навигационную аппаратуру? Абрам Федорович посвятил свое выступление загадочным космическим лучам. Но для того чтобы понять их природу, надо подняться, или, в крайнем случае, поднять приборы на высоту не менее 80-100 километров. Но ведь никакой стратостат туда не доберется! Значит, изучение космических лучей возможно только с помощью ракет. Правда, Иоффе предупредил, что еще совершенно не ясно, как будут действовать эти лучи на материал конструкции. И это тоже надо учитывать при проектировании ракет. О космических лучах говорили и молодые физики: Д.В. Скобельцын и С.Н. Вернов. Мог ли знать он тогда, что много лет спустя дороги жизни сведут их вместе – Королева и Вернова, что аппаратура его первых межпланетных станций принесет академику Сергею Николаевичу Вернову славу одного из открывателей радиационных поясов нашей планеты. О космических лучах, разбирая их биологическое воздействие, говорил и известный генетик Н.К. Кольцов. Об этой среде, чуждой жизни, рассказывал Г.М. Франк, а Л.А. Орбели выступил с подробным и обоснованным «Планом научно-исследовательской работы по вопросу о влиянии стратосферных условий на организм человека и животных». В этом докладе разбирались даже требования, которые должны предъявляться к скафандру будущего стратонавта. 2 сентября 1960 года Михаил Клавдиевич Тихонравов записал в дневнике: «Ездили в Томилино: С.П. (т.е. Королев. – Я.Г.), я, Феоктистов и Б(ушуев). Поучительно». Тогда, слушая рассказ главного конструктора скафандров Семена Михайловича Алексеева, разглядывая сине-зеленые забрала светофильтров, мог вспомнить Королев, что в далеком 1934-м, в Ленинграде, уже шел разговор об этих светофильтрах, ставили задачи оптикам, требовали рекомендаций от окулистов, уже тогда думали о том, как будет смотреть человек из космической бездны на небо, звезды, на родную планету.