Каменный Кулак и мешок смерти - Кууне Янис - Страница 53

– Больно тебя дома-то почитали! – перебил его Олькша и громко рыгнул.

– А в родном доме и почета не надо. Были бы мир да любовь…

Но венедам не дали доспорить. Слуги в великом множестве обступили мореходов и, кланяясь на каждом шагу, повели в обеденную палату конунга.

Годинович не раз видел Лодброка, когда тот приезжал на Бирку отдавать своих сыновей под начало к Гастингу и Бьёрну. С тех пор конунг мало изменился, разве что стал больше пить красного франкского вина, от чего его лицо приобрело цвет клюквенного взвара. Он и гостей своих встретил с изрядной чашей заморской сурьи в руках.

При появлении шёрёвернов конунг встал и нетвердой походкой направился к ним. Те склонили головы и чин по чину ждали первых слов Рагнара.

– Хрольф, сын Снорри из рода Гастингов! Мой названый сын Ольгерд Бьёрн! Стейн Кнутнев, сын Готтина! И вы все, славные мореходы! Я рад, что вы соблаговолили прибыть на мой зов, – зычным распевным голосом приветствовал он вошедших. – Я хочу, чтобы вы отныне и навсегда разделили со мной стол, как в Валхале Небесного Отца делят стол великие воители наших предков.

Рагнар широко взмахнул рукой, и вино выплеснулось на пол. Услыхав слова конунга, Волькша возрадовался душой и мысленно послал привет и нежный поцелуй своей прозорливой жене. Однако, когда гости расселись вокруг стола, вкусили, выпили, подняли несколько чаш за здоровье и Удачу светлого конунга и друг друга, после чего Рагнар стал излагать суть своего посула, сердце Годиновича вновь подернулось хмарью. За красивыми словами свейского владыки скрывалась все та же варяжская алчность. Серебра и золота жаждал Лодброк из рода Инглингов, а в мену за сверкающий металл предлагал шёрёвернам почести и чины.

– Обширна земля моя, – воспевал свое могущество Рагнар. – Четыре свейских лана, два гётских, еще четыре лана в землях суми. Десять ярлов сидят ныне по обе стороны от меня за пиршественным столом. Но во много раз просторнее море, приносящее блага свеям и гётам. Нет во владениях Аегира других управителей, кроме мореходов Бирки. Вы, гордые ратники моря, собираете с его берегов такую дань, которая и не снилась моим земельным ярлам. Так почему же, помыслил я, не имеете вы столько же почестей, как и они? Не будь управители моих ланов все как один честными и верными слугами, я бы не задумываясь сместил старых ярлов и поставил вас на их место, дабы воздать вам за доблесть. Хотел бы ты, Хрольф, сесть в Упсале?

Лицо Гастинга побагровело от обуявшей его гордыни. Вспомнил он, как молодым шеппарем пришел проситься в Ларсову ватагу, как не соизволил уппландский ярл даже поговорить с ним, а передал через слуг повеление ставить Гром Эрланда позади своих драккаров.

– Но готов ли ты поднять меч на старика? – лукаво спросил его конунг.

Хрольф кровожадно улыбнулся. Если уж он всегда желал всяческих бед даже своим братьям, оставившим его без надела, то что ему какой-то сварливый старик?

– Я не верю, что ты, непобедимый Гастинг, гроза всех морей, готов творить смуту в скудных землях своих предков, – попытался конунг свести все на шутку.

Непобедимый Гастинг боднул воздух тяжелой от вина головой и примирительно осклабился.

– Я знал! Я всегда знал, Хрольф, что вольные мореходы самые достойные из моих подданных. Самые радетельные и благородные!

Шёрёверны закивали.

– Вот я и хочу, чтобы вам было воздано по доблести вашей. Завтра на Большом Тинге я провозглашу вас ярлами! Морскими ярлами свейского конунга Рагнара Лодброка, внука Великого Ингльярда! Я повелю впредь сажать вас и детей ваших справоручь от меня за пиршественным столом и на тингах почитать ваш голос за два против прочих гласных на совете. Я повелю всем ладьям, что выходят в Восточное, Северное, Западное и Срединное моря, платить вам дань, как бонде платят земельным ярлам. Я дам вам власть, выше которой только моя власть и власть богов!

Глаза шёрёвернов сияли, гордость спирала им дыханье, так что они могли лишь шумно сопеть.

– Пусть живет сто лет великий конунг всех свеев и гётов Рагнар Лодброк из рода Инглингов! – заорал Хрольф, поднимая чашу с вином.

– Пусть живет сто лет! – подхватили все… кроме Стейна Кнутнева. Волькша сидел потупившись и думал о том, как же все-таки лукав и хитер Лодброк. Не сумев взять власть над морями руками своих детей, он пытается завладеть ими, подчинив себе шёрёвернов Бирки. По сути, та власть, которую конунг предлагал Хрольфу и иже с ним, уже была у мореходов. Но, поманив сына свейского бонде и ягонского самоземца почестями, Рагнар лихо выманил у них десятую долю их военной добычи. За обруч и цепь ярла меною в сто крон Лодброк запускал руку в бездонную казну морских татей, а те даже не сообразили, что их ограбили. И теперь, чтобы восполнить потери в закромах, им придется плавать еще дальше и еще злее воевать с неведомыми племенами, у которых, в отличие от франков Сиены и Луары, еще имелись пожитки, которые можно было отнять. А таких племен оставалось все меньше: гордые и задиристые еспаньолы,[200] хитрые и жестокие моросы[201] на юго-западе и простодушные племена Гардарики на востоке Восточного моря. А туда кровожадных варягов нельзя было пускать ни в коем случае, и, стало быть, новоиспеченному морскому ярлу Варгу Кнутневу предстоит вновь окунуться в кровавый омут нескончаемых набегов…

Великий южный поход

Все случилось так, как предвидел Волькша. Протрезвев после пира, последовавшего за Большим Тингом, на котором шёрёвернов и Годиновича вместе с ними провозгласили морскими ярлами, сняв серебряные обручи с низких лбов и владетельные цепи с шей, мореходы ощутили, как сильно облегчилась их казна. Нет, бедствовать и тем паче голодать им не пришлось бы, даже если бы они не выходили в море несколько лет, но за годы разбоя они привыкли считать золото уже даже не сотнями крон, а франкскими мерами. Так что первое, о чем задумались новоявленные морские ярлы, когда гордость перестала туманить их разум, был поход, достойный их новых чинов.

Гастинг, кинув лукавый взгляд на Каменного Кулака, предложил шёрёвернам поход в Срединное море, прежде не носившее грозные ватаги варяжских драккаров. И это предложение было без колебаний принято.

Бирка еще не знала таких сборов. Еще не весь лед сошел с Мэларена, еще медленно кружили по озеру огромные угловатые глыбы из северных заливов, а воды вокруг варяжской вольницы уже пришли в движение. Десятки кнорров везли на остров бранное железо. Сотни лодок доставляли туда охотников за морской славой. Драккары норманнских, даннских и свейских шёрёвернов слетались и рассаживались на каменной глыбе Бирки, как вороны на деревья вокруг умирающего лося. Точно молодые волки кружили вблизи острова ватаги земельных ярлов и сыновей конунга. Все ждали только призывного воя охотничьего рога Хрольфа и дня большого галдежа, дабы оросить кровью жертвенных животных оружие, рукояти весел и собственные волосы.

Когда над озером раздался долгожданный рев, под рукой Синеуса Гастинга стояло шестьдесят четыре больших драккара и более семидесяти быстрых кнорров, на которых должны были ломать спины те, кому не досталось места на больших кораблях, но кто непременно хотел пролить кровь в предстоящих осадах и набить короба золотом грядущих грабежей. Еще около тридцати драккаров шли под началом свейской знати, которой Хрольф приказывать не мог, но которая с готовностью подчинялась зову его рога. Без малого пять тысяч неудержимых северян и среди них почти четыре сотни берсерков – такого воинства еще не видывали морские просторы. Даже бездетный Ньёрд и Аегир со своими склочными дочерями присмирели, взирая на такую несметную ватагу кораблей.

Никогда прежде не виданное множество судов, составивших Южный поход, сводило Хрольфа с ума. Минуло уже то время, когда он гордился числом подручных драккаров, но от такой неодолимой мощи даже у прославленного морского ярла голова кружилась и сердце замирало в груди, точно морской орел над щеглой[202] ладьи. Однако необозримая ватага продвигалась вперед куда медленнее, чем быстроходные драккары Гастинга, способные добраться от Бирки до Луары самое большее за две седмицы.