Гибель синего орла - Болдырев Виктор Николаевич - Страница 27

Глава 7. ЗАПАДНЯ

Маленькая гавань, где ждет нас «Витязь», совсем близко. Пинэтаун ушел вперед.

Склонившись над ботанической папкой, расправляю нежные лепестки собранных растений и осторожно укладываю их в гербарные листы.

Меня поражает необычайный состав растительности горной Восточной тундры. Среди тундровых лишайников постоянно встречаются растения северной тайги: глянцевитые листочки брусники, стебельки горных лесных хвощей, пушистые подушки альпийской лишайницы…

Раскатистый выстрел прерывает ботанические занятия. Вскакиваю и оглядываюсь. На противоположном склоне сопки вижу Пинэтауна. Он целится из ружья в мохнатого черного медведя. Раненый зверь идет к нему на задних лапах.

Бросив ботаническую папку, хватаю карабин и мчусь на выручку. Гремит второй выстрел, и медведь, опустившись на осыпь, глухо ревет. Третьим выстрелом юноша укладывает медведя.

Стрелял он из простого охотничьего ружья, подкравшись к медведю вплотную. Случайная осечка могла привести к несчастью.

— Зачем стрелял слабым ружьем? — напускаюсь на приятеля.

Опасности путешествия скрепили нашу дружбу, и Пинэтаун стал мне особенно дорог.

— Вредный зверь — оленей пришел в тундру давить, — простодушно отвечает молодой пастух.

Перед нами на плитах песчаника лежит зверь редкой величины. Весом медведь не менее трехсот килограммов. Темная шуба из густого меха отливает блеском.

Дальний заход лесных зверей в тундру отмечают многие исследователи Крайнего Севера. Эти заходы не случайны и связаны с потеплением Арктики.

Сняв редкую по величине шкуру бурого медведя для зоологической коллекции, разделываем медвежью тушу и по частям перетаскиваем на вельбот, заполняя все трюмы свежим мясом.

Охота отвлекла нас, и теперь нужно наверстывать упущенное время. Вытаскиваем якорь, поднимаем паруса. «Витязь» выходит в неспокойное море и быстро идет вдоль берега.

Море потемнело и стало свинцовым. Облака над горизонтом сходятся в плотную белую тучу. Закрывая полнеба, туча подбирается к солнцу. С севера веет ледяным холодом. Но стрелка барометра показывает ясную погоду. Шторма не предвидится.

Не имея опыта полярных плаваний, мы не видим признаков надвигающейся опасности, более грозной, чем самый свирепый океанский шторм.

Холод усиливается с каждой минутой, приходится надевать ватные куртки. В море показываются одинокие льдины. Грязновато-серыми глыбами качаются они в потемневшем неспокойном океане. Нужно спешить. Пинэтаун растягивает грот-парус до предела. И вельбот, круто свалившись на борт, мчится вперед.

Льдины, надвигаясь с севера густыми рядами, теснят вельбот все ближе и ближе к отвесной стене берега. У подножия этой стены бурлит прибой, и высадка на берег невозможна.

Впереди поднимается мыс Баранова. Глубоко вдаваясь в море, он образует широкий скалистый залив. Лагуна, где мы хотим высадиться, находится за мысом, но достигнуть ее мы не успеваем.

Северный ветер несет к подножию утесов торосистое ледяное поле. Надвигаясь, ледяной щит медленно закрывает путь перед носом «Витязя».

Край ледяного поля сталкивается с каменной грудью утесов. Изломанные льдины громоздятся друг на друга и рушатся, образуя у подножия скал зазубренный ледяной хребет. Ветер приносит глухие, раскатистые звуки трескающегося льда. За кормой «Витязя» льдины уже закрывают обратный путь.

Мышеловка захлопнулась! «Витязь» очутился в закрытом заливе между неприступными скалами берега и льдинами, наступающими с моря.

Пинэтаун спускает паруса. Вельбот тяжело переваливается на волне в свободной еще ото льда части залива. Солнце скрывается за белыми тучами. Пасмурные облака ползут над белым океаном. Льды надвигаются неумолимо. Среди них плывут, покачиваясь, стамухи — высокие ледяные глыбы, похожие на айсберги.

Полынья с каждой минутой уменьшается. Льды постепенно прижимают вельбот к подножию береговых скал, где ждет нас морская могила. Мокрые стены береговых утесов совсем близко. В узких проходах среди льдин чернеют разводья. Льды глушат волнение, и вода, покрываясь пеной, бурлит в узких каналах.

Пинэтаун бледен, но спокоен. Сохранить «Витязь» невозможно, приходится думать о собственном спасении. Вгоняем вельбот между льдинами и, налегая на весла, углубляемся в ледяной лабиринт навстречу опасности, уходя от гибельных утесов берега.

Ветер приносит с моря туман, и береговые скалы окутывает белый саван. Вельбот пробирается меж высоких льдин, скрывающих его порой до кончика мачты.

Впереди, в тумане, слышится рев. Тревожные звуки раздаются громче и громче. Из тумана выдвигается край ледяного поля. На льду, тесно прижавшись друг к другу громадными тушами, лежат моржи. Поднимаясь на коротких ластах, моржи поворачивают клыкастые морды в нашу сторону и, принюхиваясь, хрипло стонут.

Многие из них не менее четырех метров длины. Белые клыки свешиваются из-под мясистых вздутых губ. По обеим сторонам морщинистой морды торчат длинные редкие щетины усов.

Разводья близ ледяного поля становятся шире. Моржи, переступая ластами, выползают на край льдины и бухаются в воду, поднимая высокие фонтаны брызг. Высовываясь из воды, они с любопытством разглядывают вельбот маленькими блестящими глазками.

Напор льдов усиливается. Моржи исчезают под водой. Разводья сужаются, и грести становится невозможно. Нужно поставить вельбот позади большого ледяного поля и воспользоваться им как буфером при столкновении льда с береговыми утесами. Поспешно отталкиваясь шестами, мы обходим ледяное поле. Узкий канал каждую минуту может закрыться и раздавить вельбот.

Мелкие льдины ударяются о борта «Витязя». Невольно приходит на ум выразительная фраза из рапорта Дмитрия Лаптева о плавании у мыса Баранова: «Проходя же густые льды, часто боком об оные стучались и в страхе были, что проломит от сих ударов». Эти слова навязчиво лезут в голову.

Мощное сжатие вздыбило ледяное поле. Разводья с треском захлопываются, дробя на тысячи кусков мелкие льдины. Тяжелые льды с оглушительным скрежетом лезут друг на друга, нагромождаясь торосами.

Взмахнув последний раз шестами, вгоняем вельбот в щель между ледяным полем и плоской льдиной, едва возвышающейся над водой. Льдина упирается в борт «Витязя». Дубовые доски обшивки прогибаются, шпангоуты трещат. Бросив шесты, выпрыгиваем на высокий край ледяного поля.

«Витязь» медленно приподнимается, кренится и, выскользнув вдруг на льдину, валится на выпуклый борт. Высокий киль вельбота, окованный медью, глубоко врезается в голубоватый лед. Яйцевидная форма корпуса спасает вельбот от гибели.

Напор льда продолжается недолго. Ледяное поле вздрагивает, трескается надвое и застывает. Вид моря изменяется неузнаваемо. Еще недавно было лето, теперь наступила арктическая зима: сплошной торосистый лед закрывает воду, в тумане изломанные стены торосов поднимаются таинственными снежными хребтами, а «Витязь» кажется кораблем, затертым льдами.

Холодно. Изрубив одну из банок вельбота, разводим костер под кормой «Витязя» и кипятим чай. Огонь костра и согревающий напиток вернули нас к жизни. Теперь можно и пешком пробраться по ледяным полям к мысу Баранова.

— Пойдем на берег? — спрашиваю Пинэтауна.

— Нельзя бросать вельбот — пропадет корабль, — отвечает юноша.

Пинэтаун прав: случись малейшая подвижка льдов, и разводья преградят обратный путь к вельботу. Оставлять «Витязь» на произвол судьбы нельзя.

Долгую, бесконечную ночь провели мы на ледяном поле у вельбота, ожидая нового сжатия. Северный ветер стих, льды не двигаются, и плотный туман окутывает море.

Утром туман рассеивается, и перед нами открывается величественное зрелище. Прозрачный воздух рябит, как в знойный летний день. Горизонт словно раздваивается. Изображения льдов высоко повисают над морем; изменяясь, они принимают вид то ледяных замков, то голубоватых глетчеров или огромных искрящихся гор. Темные разводья среди льда кажутся островами, а мыс Баранова — высокой скалистой вершиной.