Докучливый собеседник - Гор Геннадий Самойлович - Страница 2

Он уснул, как всегда здесь, не сразу и проснулся утром. Ему надоело бездействие. И он снова принялся за работу. Вот уже шла вторая неделя, как он пытался исправить одну чрезвычайно сложную машину, робота Анти-Ты. Это была научная и техническая новинка. Конструкторы, создавшие эту новинку, проявили заботу о тех, кто, как Путешественник, обстоятельствами будут обречены на вынужденное одиночество. Робот Анти-Ты мог не только беседовать, но и со всей энергией мысли и блеском вступить в спор. Жителю Утреннего Мира не могло быть с ним скучно. У робота были огромная эрудиция, и чувство постоянного противоречия, и логика. В какой-то мере Анти-Ты был даже циник и скептик, чуточку нигилист. Но ведь он не мог быть подобным тебе. Если бы он был совсем и во всем подобен тебе, о чем бы ты стал с ним спорить? Он как бы олицетворял в себе все дурное в твоей натуре, то, что ты преодолевал в себе.

Космический Путешественник был физиологом, знатоком мозга и физиологической кибернетики, но он все же не был техником и инженером. А сейчас перед ним стояла чисто техническая задача. Но что делать? Все инженеры экспедиции погибли. Ему не с кем было посоветоваться. И так как это была научная и техническая новинка, еще не поступившая в серийное производство, ни один из имевшихся в его распоряжении роботов-инженеров не сумел бы произвести ремонт, не предусмотренный никакой программой.

Путешественник, пожалуй, был даже этому рад.

Во всяком случае, у него было дело, не такое уж срочное, правда, но все же дело, очень сложное и трудное. Он мог заняться им и отвлечься от безотрадных дум.

Пять дней назад, после того как он тщательно ознакомился со схемой, очень сложной схемой, он заглянул внутрь этого искусно созданного существа. Он заглянул туда, впрочем, не без робости и, чтобы подбодрить себя, сказал:

– Ну-ка посмотрим, как устроен мозг прожженного скептика.

Эти слова скорее свидетельствовали об игриво-шутливом его настроении, чем выражали нечто готовое приблизиться к истине. Кто-кто, а уж он, один из крупнейших физиологов своей планеты, знал, что мозг скептика ничем не отличается от всякого другого мозга. Скептика делают скептиком не количество извилин, а дурное воспитание, привычка смотреть на все свысока, осуждать, не вникая в сущность.

– Да, мозг как мозг, но перед живым мозгом у него одно преимущество. Он действует быстрее, не устает, и внимание его не блуждает.

Каждый раз он смотрел с удивлением на этот искусно созданный мозг. Инженеры-кибернетики, биохимики, биофизики и физиологи, создавшие его, пытались решить сложнейшую задачу. Впрочем, в какой мере они ее решили, нужно еще проверить. Робот Анти-Ты, по-видимому, обладал (или должен был обладать) огромными анализо-синтетическими возможностями. Искусственный логик, он, однако же, был наделен завидным чувством юмора, необычайной быстротой реакций, умением создавать из слов нечто неожиданное и острое. И вот этот огромный мозг нуждался в починке.

Путешественнику, начавшему свои осторожные исследования, еще было неясно – пострадало механическое устройство или химизм. Этот искусственный мозг, в отличие от мозга других роботов, стоял на грани живого и неживого; полуорганизм, полумеханизм, он, по замыслу своих создателей, должен был преодолеть все недостатки и организма и механизма. Энтузиасты-журналисты, разумеется, не без преувеличения писали о том, что робот-новинка, в сущности, уже не был роботом в точном смысле этого слова. В нем было так много характерного и индивидуального, что он становился как бы личностью…

Проверяя силу импульса и анализируя аксон нервной клетки, Путешественник по-прежнему разговаривал сам с собой:

– Да, личность, как утверждают журналисты. А вот когда мы исправим тебя… извини за неточный оборот речи, – вылечим, поставим на ноги, как любят выражаться врачи, мы узнаем, в какой мере ты личность. Для личности, дорогой механо-организм, еще недостаточно одного ума, нужен и характер. Тебя создали, чтобы помочь мне скоротать время. А ты уже вообразил о себе бог знает что и ввел в заблуждение доверчивых газетчиков. Это неразумно. А если у тебя действительно есть характер, ты личность, то ты не блещешь скромностью. Ну что? Ты не в состоянии ответить мне?

Пока не в состоянии. Но я поставлю тебя на ноги, будь уверен в этом.

Единственно достойное средство преодолеть время и одиночество – это работа. Когда-то в далекие времена философы-пессимисты пугали общество тем, что кибернетика и автоматизация, освободив анеидайца от труда и утилитарного мышления, превратят его в созерцателя, в легкомысленного чувственника, наслаждающегося беспрерывным досугом. Этого не случилось. Это и не могло случиться. Анеидаец остался творцом, великолепно оснащенным для борьбы с природой.

Путешественник трудился. Он уже знал этот искусственный мозг, казалось, не хуже, чем обычный человеческий мозг.

Прошло три месяца, и вот ему, кажется, удалось наладить этот аппарат.

Робот заговорил неожиданно, заговорил ночью, когда Путешественник не спал, мучась от недомогания. Он не спал, но был почти в забытьи.

Р о б о т. (красиво звучащим голосом, с легкой насмешкой). Ты, кажется, меня вылечил? Поставил на ноги? Но разве я тебя об этом просил?

П у т е ш е с т в е н н и к. Вылечить можно живое существо. Организм. А ты машина. Я тебя исправил.

Р о б о т (обиженно). Машина! А ты кто? Бог? Но божество, как его себе вообразили древние, тем и отличается от тебя, что оно не испытывает скуки. А ты, дорогой, заскучал. И приуныл. Тебе хотелось скорей поставить меня на ноги не только из-за врачебного твоего тщеславия. Скажешь, из гуманизма? Меня ты не обманешь. Тебе хотелось перекинуться с кем-нибудь словечком, почесать язык? Ну что ж, почеши.

П у т е ш е с т в е н н и к. Я мог бы говорить сам с собой. Размышлять.

Р о б о т. Сам с собой? А я разве не ты? Не часть твоего «я»? Льщу себя надеждой, не самая дурная часть.

П у т е ш е с т в е н н и к. Конструкторы и кибернетики, создавшие тебя, слишком мало были знакомы со мной, чтобы…

Р о б о т Не договаривай. Все понимаю. Действительно, они почти не знали тебя. Но зато я тебя знаю.

П у т е ш е с т в е н н и к. Откуда? Откуда ты можешь меня знать?

Р о б о т Пока я это утаю. Извини. Я не могу с первого 'раза посвятить тебя во все тайны. Надо оставить что-то и про запас.

П у т е ш е с т в е н н и к. (почти равнодушно). Оставляй. Я никогда не был любопытен.

Р о б о т Так ли? А я знаю некоторые факты. Хочешь, я напомню их?

П у т е ш е с т в е н н и к. Не хочу.

Р о б о т Ну, тогда поговорим о чем-нибудь другом, не задевая твоей личности. Хочешь? О чем-нибудь безобидном. Помнишь, как наш космолет после многих лет странствий в космосе сделал посадку на неизвестной планете, позже названной в честь тебя? Это было благородно со стороны всех твоих спутников, которые имели не меньше права оставить свое имя на астрономической карте. Но планета принесла всем неожиданное разочарование. На ней, правда, оказалась жизнь, но жизнь совсем не предусмотренная наукой и разумом. Эта жизнь, как помнишь, оказалась не дискретной[1]. Она не знала никаких форм и была похожа на студень. Оказалось, что на этой планете не было нуклеиновых кислот, без которых мыслима только бесформенная жизнь, – кислот, хранящих в своей «памяти» нечто весьма существенное и передающих его по наследству бесчисленным поколениям. Жизнь на этой планете оказалась без памяти, а следовательно, и без истории… Все участники экспедиции чувствовали себя неловко. А особенно ты. За год или за два до начала экспедиции ты высказал гипотезу, что жизнь не может быть не дискретной… Это, мол, закон. Да, ты немножко поспешил со своими выводами. И, знаешь, твои спутники не без умысла дали твое имя этой планете, не без иронии по отношению к тебе… И к твоей гипотезе.

П у т е ш е с т в е н н и к. Замолчи! Ты лжешь. Это было не так!

1

Дискретной – прерывной.