Без выстрела - Клещенко Анатолий Дмитриевич - Страница 22

— Конечно, не мог, — попытался успокоить друга рассудительный Семён. — И нечего тебе так уж близко принимать это к сердцу. Действовали сообразно с обстановкой, пусть опрометчиво, а главное — не на равных. Человек удирал, скрывался. Его нельзя было застать врасплох.

Костя не сказал бы, что мучило его больше — общая неудача или сознание превосходства преступника над ним, Костей Моргуновым, в ловкости и быстроте мысли. Пряхин безусловно расскажет об этом Люде. Нет, лучше уж он сам, не Пряхин!

— Я застал, — бросил он сквозь зубы. — Врасплох застал. Но, понимаешь, я же считал его убитым. Не знал, что Степных стрелял по медведю. В голове не держал на него нарваться. Ну и… растерялся на миг. Не сразу дошло, что — он! Ну, как бы тебе объяснить? Какая-то доля секунды!

— Успел выхватить пистолет?

Очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но ведь Пряхин знал! И всё же Костя колебался, нарочито долго раскуривая папиросу.

— Нет. Ударил.

— Эх! — вырвалось у Семёна.

Теперь Косте приходилось сознаться, что его сбили с ног — его, боксера-перворазрядника! Как щенка! С одного удара!

И Костя соврал:

— Видимо, чем-то тяжелым стукнул. Может, рукояткой пистолета. Я не рассмотрел. И сразу же направил на меня оружие.

Он старался не смотреть на Люду, а тут не выдержал. Но, встретив полный одного только страха взгляд девушки, несколько успокоился.

— Я рванулся, чтобы встать, но он прыгнул за скалу и пропал в кустах. Знаешь, какая там чащоба? Выстрелить не успел, во всяком случае…

— Нет, — сказала Люда. — Просто, он не хотел стрелять. Не мог он выстрелить в человека.

Костя повернулся к ней, обиженно и едко усмехаясь:

— Вы думаете? Напрасно.

В этот момент он искренне верил, что только проворство и смелость его, Константина Моргунова, помешали выстрелу. Конечно, тот не успел нажать спуск. Или испугался, поняв, что в случае промаха несдобровать. А то — не хотел стрелять! Как бы не так! Пожалуй!

К его удивлению, Семён принял сторону Люды.

— Наверное, действительно не хотел стрелять. Если пистолет в руке, — выстрелить успеешь почти всегда. Тем более, парень он, видать, не из медлительных.

— Просто ему повезло! — не захотел согласиться Костя.

— Ладно, — сказал Семён. — Наши возможности исчерпаны — если они имелись у нас! Может, в ожидании Ивана Александровича по улицам побродим? Вы как, Люда?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Будете ждать здесь?

— Да.

— Ты иди, — сказал Костя. — А мы посидим. У меня тоже нет охоты болтаться.

«Конечно, — подумал Гостинцев, — у тебя есть охота торчать возле Люды».

— Пожалуй, и я не пойду, — решил Семён. — Ждать так ждать.

Семен Гостинцев не знал, с чего и где началось это, почему, как кончится. Но оставлять Люду наедине с Костей не хотел. Ни с Костей, ни с кем другим, разве с Иваном Александровичем. Собственно говоря, он и пройтись-то предложил, надеясь, что вдруг именно Костя изъявит желание остаться в одиночестве. А они с Людой побродили бы по улицам…

Странствуя по таежным дорогам и тропам, Семён с Людой разве что изредка перебрасывались словечком. При необходимости. А теперь он испытывал такое чувство, словно вынужден молчать из-за присутствия чужого, постороннего человека. Мало того, этим чужим стал давний, хороший друг Костя!

На минуту бы не задумался Гостинцев, доведись ему сейчас, с места в карьер, сызнова пуститься в такое же путешествие. Куда угодно, пусть на край света. Даже если оно будет заведомо неудачным. Лишь бы опять с Людой! Вдвоём!

Но и Костя покосился с откровенным неодобрением: чего, мол, ты присох здесь? Он так и сказал:

— Лучше бы город посмотрел. Я, понимаешь, только с дороги, в себя ещё не пришел.

Какого дьявола, в самом деле, Сенька торчит тут? Ещё друг называется! В конце концов, единственно приятное во всей этой истории — знакомство с Людой. Чего, кажется, стоит Семену понять это, не мешать?

Уразумев, что друга на этот раз не выжить, Костя повернулся к девушке. Той, судя по выражению лица, вряд ли хотелось разговаривать, но Моргунов решил попытаться. Конечно, с весёлыми разговорчиками не полезет. Известно, о чём надо говорить, когда девушка смотрит меланхолично вдаль, будто вовсе не загораживает дали кирпичная стена дома.

— Как ни печально всё получилось, я никогда не забуду этого случая. Не смогу вытравить ни из памяти, ни из сердца… — Костя сделал нарочитую паузу и продолжал, обращаясь уже непосредственно к Люде: — Покорил меня этот край своей красотой, своей первобытной дикой суровостью. Ах, как хороша Ингода, Люда! Мы с Иваном Александровичем жалели, что вас нет с нами, — такое нельзя не посмотреть.

Семён нахохлился, завидуя Костиной велеречивости, а Люда сказала равнодушно:

— Неправда, Иван Александрович знает, что я бывала на Ингоде.

Смешавшийся только на одно мгновение, Костя и не подумал оправдываться.

— Жалел я, конечно. Но у нас с ним как-то повелось говорить «мы». А я всё время думал о вас потому, что вы удивительно подходите к этим местам. В вас есть что-то родственное…

— Суровой дикости? — без улыбки процитировала Люда недавние слова Моргунова, возможно и ненароком переставив их. — Вы очень любезны. Спасибо.

Семён чуть было не фыркнул, а Костя не нашёл ничего лучшего, как только обиженно развести руками.

— При желании всё что угодно можно истолковать иначе.

— Вот и давайте помолчим, — сказала девушка.

Теперь у Кости Моргунова вдруг появилось желание погулять по городу. Ковырнув носком полуботинка песок и проделав ногой несколько манипуляций, будто оценивал состояние обуви, он спросил приятеля:

— А может, действительно, пройдёмся? А, Семён? Чтобы не мешать, знаешь…

— Семён как раз не мешает, — прозвучала новая реплика Люды, окончательно испортив Костино настроение. Иронически усмехаясь, студент поднялся, глянул на друга.

— Пожалуй, скоро Иван Александрович вернется, — неуверенно, не то утверждая, не то спрашивая, произнес тот: первый раз в жизни Семён Гостинцев отказывался поддержать товарища!

Косте только и оставалось, что вторично ядовито усмехнуться.

— Что ж, дело твоё…

Дёрнув плечами, он зашагал по скверу, негодуя на вероломство Семёна. Из-за девушки изменить мужской дружбе, проверенной годами? Хорош Сеня Гостинцев, ничего не скажешь! Отличился. Другой поднялся бы демонстративно, давая понять, что тоже презирает задирающих нос девчонок; что он — за мужскую солидарность в таких случаях. Какими глазами посмотрит теперь на него Семён? А?…

Пройдя до конца аллейку, Костя очутился на какой-то очень немноголюдной улочке. Посмотрел в обе стороны её: куда идти? И, прислонясь к ограде, закурил.

Собственно говоря, идти никуда не хотелось. Да и некогда было разгуливать — вот-вот мог подойти Пряхин. В этом Семён прав. Но во всём остальном!.. Гм, а что это за остальное?

И вдруг Косте Моргунову сделалось стыдно. Перед той самой мужской дружбой, в измене которой он мысленно упрекал Гостинцева. Перед самим собой.

Его, Моргунова, опять сбили с ног неожиданным ударом. Но почему Сенька Гостинцев должен тоже лежать на ринге, пока судья считает секунды? Из мужской солидарности? Глупо. Лезть в драку, заступаясь за друга? Это ещё более глупо и даже унизительно для Кости. Так чего ему надобно от Сеньки?

«Виновата во всем Люда», — подумал он, а через мгновение решил, что и она не виновата ни в чём. Человек волен в своих симпатиях. Виноват только сам Костя — в том, что девушка всерьёз нравится, а он… Ну, да, с самого начала знакомства повёл себя по-идиотски, прямо надо сказать. В общем по заслугам получил ещё одну оплеуху. Так и надо.

Бросив окурок в урну, Костя опять посмотрел в оба конца улицы. Конечно, это не была улица в Москве или даже во Владивостоке. Деревья чувствовали себя не квартирантами, а хозяевами. Казалось, это они разрешили домам соседствовать с ними и благосклонно взирают на них сверху вниз.