Через Кордильеры - Ганзелка Иржи - Страница 68

ГОРОД ПИСАРРО

От западного подножья Кордильер, оттуда, где последний обрыв освобождает из прокрустова ложа гор мутные и грязные воды реки Римак и выпускает их к Тихому океану, до самых океанских просторов тянется чуть пологая равнина.

Воздух над нею ежедневно насыщается туманною мглою, которая неподвижно висит над всей прибрежной полосой. Теплый воздух, раскаленный над сушей тропическим солнцем, смешивается здесь с холодными воздушными потоками, идущими с океана, непрерывно охлаждаемого антарктическим течением Гумбольдта.

Здесь, в приморской равнине на реке Римак, спустя два года после убийства Атауальпы, в 1535 году Франсиско Писарро положил первый камень в основание нового города. На гербе он начертал гордое название: «La Ciudad de los Reyes» — «Город королей». Только последующие поколения перекрестили первую испанскую столицу в Южной Америке, превратив искаженное древнеиндейское название реки Римак в имя Лима.

Сразу же после основания города звезда его засияла ослепительным светом, в котором померк блеск не одной из древних жемчужин Испании. На несколько десятилетий Лима стала столицей огромной территории, распростершейся от берегов Карибского моря — от нынешней Колумбии — через Эквадор, Перу и Боливию до областей, которые позже были включены в границы Аргентины и Чили.

Ведущие испанские архитекторы и художники стали встречаться в Лиме; один за другим они приезжали сюда, чтобы украсить город надежд и розовых грез своими лучшими творениями.

Однако Лиму создало не только искусство испанцев, она росла также на золоте и крови. Перуанское золото дало ей славу и власть. Но в народе, подвергнувшемся нападению, оно породило жажду возмездия. И даже на другом конце света оно возбуждало зависть грабителей, которые опоздали опередить испанцев и португальцев в Новом Свете.

Инка Манко Капак многие годы угрожал Лиме и даже, осаждал ее, пока превосходящие силы королевских войск не загнали его в горную крепость Ольянтайтамбо. Не успела еще прекратиться борьба с индейцами, как стены города задрожали от ударов с моря пиратов и корсаров. В лимском порту Кальяо известный английский пират, сэр, вернее — тогда, в начале своей пиратской карьеры, еще только капитан, Фрэнсис Дрейк совершил целую серию мастерских грабежей. На своем единственном корабле «Голден Хинд» водоизмещением в 100 тонн он овладел двенадцатью испанскими кораблями, набитыми сокровищами Нового Света. Удирая на север, он у эквадорского побережья прихватил еще прославленную серебряную галеону «Какафуэгос» с королевской добычей золота и серебра. Просто так, мимоходом, между двумя ремонтами своего флагманского корабля, он захватил для своей королевы территорию нынешней Калифорнии, а проникнув дальше на север и не найдя пути в Атлантику, он вдобавок к награбленным драгоценностям выкинул еще один гусарский номер: он вернулся в Англию в 1580 году, обогнув Азию и Африку и проделав путь, который безуспешно искал Христофор Колумб и который за восемьдесят лет до этого стал роковым для Магеллана. Фрэнсис Дрейк — первый в истории англичанин, который за три года на собственном корабле обошел вокруг света.

Испанцы в то время даже слишком хорошо знали, какую страшную опасность представляют для их приморских городов, портов и крепостей неожиданные набеги английских пиратов. Но это была не единственная опасность, потрясавшая основы испанского могущества в Америке. В стенах Лимы, среди самих основателей Города королей и их потомков тоже царило насилие. Франсиско Писарро приказал казнить преданнейшего из своих друзей Диего де Альмагро, без помощи которого он бы никогда не смог захватить империю инков. Сын Альмагро отомстил за него: собрав горстку соратников, он убил Писарро. В Лиме стал господствовать железный закон сильнейшего. Почти триста лет здесь текла кровь вице-королей и их ближайших помощников до той минуты, пока сюда не вступила с помощью лорда Кочрена аргентинская освободительная армия генерала Сан-Мартина, чтобы свергнуть власть вице-короля и испанского трона в его последнем оплоте на суше, в Перу. Но едва была провозглашена самостоятельность молодой республики, как хлынули новые потоки крови, начался новый ряд битв и схваток за власть. Вместо голов вице-королей теперь падали головы президентов и диктаторов. В течение первых ста лет самостоятельности в лимском дворце сменилось пятьдесят президентов. Золото, сорванное первыми завоевателями со стен храма Солнца в Куско, золото и другие богатства, скрытые в перуанских Кордильерах, на берегу океана и в тропических равнинах на востоке, стало проклятьем этой страны и осталось им по сей день, предоставив возможность бороться между собой наследникам конкистадоров, современным захватчикам, проникшим сюда с помощью изощренного оружия займов и долговременных концессий на добычу полезных ископаемых.

Перед мумией Писарро

На улицах и площадях старой Лимы на нас повеяло дыханием древней Андалузии. Главная площадь — Пласа-де-Армас, Площадь оружия, — со всех сторон окружена богато украшенными фасадами дворцов. Кабильдо — городская ратуша, президентский дворец, основанный Писарро и по сей день охраняемый дворцовой стражей в старинных мундирах, архиепископский дворец с тонкой кружевной резьбой деревянных балконов и рядом с ним лимский кафедральный собор, также основанный Писарро.

Бронзовый основатель города стоит тут же в стременах на вздыбившемся коне, с поднятым забралом и стальным копьем в правой руке. Он как живой: кажется, вот-вот он соскочит с постамента и бросится убивать потомков тех, кто пережил его правление. Под ноги ему прилепили громкий титул из бронзы, который полностью звучит так:

Capitan general, Don

Francisco

PIZARRO

Fundador de Lima

И дата: 10 января 1535 года.

Индейцы из глубины Перу в пончо, переброшенных через плечо, останавливаются на ступенях собора и благоговейно взирают на всадника. Вереницы школьников, приходящие посмотреть на отца своей родины, ведут себя тихо, как мыши, и смотрят прямо в рот учительнице, когда та вслух читает им надпись на мемориальной доске. Писарро мрачно смотрит в синее лимское небо. Он убийца многих людей, заслуги его испанский король почтил невиданным даром: 5 миллионами гектаров перуанской земли и сотней тысяч вассалов-индейцев. Из собственного кармана он вынул для Писарро лишь кусок пергамента, необходимого для подтверждения титула: «Marques de la Conquista».

Странно контрастирует с бронзовым изваянием подлинный человеческий облик этого маркиза. В одной из часовен кафедрального собора, сразу же за входными воротами, обитыми двухкилограммовыми гвоздями, в стеклянном гробу лежит мумия Писарро. Доступ к ней открыт за умеренную плату: со взрослых по 50 сентаво, дети и солдаты проходят даром. Как в паноптикуме.

Мы с удивлением рассматриваем хилую фигурку и не можем понять, откуда в ней бралось столько жестокости, следы которой рассеяны по всей стране. Какая страшная ирония! Страна, попранная жестокостью, злобой и вероломством Писарро, мумифицировала и уложила на веки вечные в христианскую святыню своего палача, а бронзовое изваяние его возвела на постамент и увенчала лаврами.

Могила Писарро в кафедральном соборе украшена весьма символичной мозаикой, которая под священными сводами храма, в святая святых проповедников христианской любви, выглядит весьма странно, как и само почитаемое тело палача инков. На мозаичном панно представлен исторический момент, когда далеко на севере, на Петушином острове, решалась судьба Нового Света.

Перед толпой вооруженных солдат, сделав широкий жест, Писарро провозглашает свое прославленное обращение:

«Рог aqui se va a Panama a ser pobres; por alia al Реru a ser ricos!»

«Туда, в Панаму, лежит путь к нищете; сюда, в Перу, — к богатству».

После этого подручные испанского палача, распаленные золотой лихорадкой, не могли уже направляться ни в какую другую сторону, кроме как к богатству, в империю инков.