Там что-то есть - Гордимер Надин - Страница 7

– Бедная обезьянка! Бедный голодный павиан! Повезло ему: мы никому не скажем, где он прячется.

Когда она села в свою машину, он привычно задержался возле дверцы, напоследок глядя на нее через окошко. К нежности примешалось любопытство.

– Тебя не коробит оттого что обезьяна видела, как мы занимались любовью?

Она ответила со всей честностью, которая помогала ей бороться с иллюзиями – иначе ей не выдержать, когда придет пора окончательно расстаться:

– Нет, не коробит. Абсолютно.

Пока Чарльз мотался по всей округе, выполняя заказы и временами по нескольку суток не бывая дома, Вуси с Эдди возвели в сарае кирпичную стену. Девушка все время порывалась помочь, хотя ничего в этом не смыслила.

– Вы мне только покажите…

Наконец она научилась доводить цемент до нужной консистенции. Ее длинные худые руки с резко выделяющимися в изгибе локтя венами оказались сильнее, чем можно было предположить, и без труда крепили дверные рамы. Одно плохо: она никак не желала учиться готовить. Хотя мужчины предпочли бы, чтобы она готовила еду, а уж со стройработами они сами управятся. Она же считала, что, проголодавшись, каждый может сварганить себе какое-нибудь нехитрое блюдо. Чарльз, во всяком случае, так и поступал, или они готовили вместе.

Может, у белых так заведено. А вот чернокожая женщина каждый день готовит для своего мужчины, для всех в доме. Джой тоже регулярно, раз в неделю, когда «комби» оказывался в ее распоряжении, ездила в город-спутник за продуктами, но привозила совсем не то что нужно. Йогурт, сыр, шелушеный рис, орехи и фрукты… Против фруктов они не возражали (Вуси так соскучился по абрикосам, что за один присест умял целую сумку), но колбаса, которую она привозила для них (сама она и Чарльз были вегетарианцами), никак не годилась на роль мяса. Эдди терпел, не желая ссориться, зато Вуси каждый вечер, когда они забирались в свою каморку, начинал ворчать:

– Ее же для этого здесь и держат. Каждый должен выполнять свою работу.

Однажды он не выдержал и попросил:

– Лапочка, купи мяса. Именно мяса, а не этой паршивой колбасы.

Эдди захихикал в знак согласия.

– И чего-нибудь из кукурузы. А то все рис да рис…

– О, мы с Чарльзом тоже любим кукурузную кашу. Я просто боялась – вы обидитесь: подумаете, что это специально для вас…

Все засмеялись – вместе с ней, над ней, Как сказал однажды Вуси в каморке на родном языке:

– Тоже мне партийная кличка – Джой[4]! Ни тебе телес настоящих, ни кокетства! Никакой радости для мужчины!

В то же время именно она сплачивала этих мужчин с разным воспитанием и разным жизненным опытом. Благодаря ей их совместная жизнь как-то наладилась.

Чтобы навесить на переоборудованный сарай откидывающуюся вниз стальную гаражную дверь, потребовались усилия всех троих мужчин. Вверху дверь запиралась на висячий замок, дужка которого вставлялась в кольцо, намертво закрепленное в приготовленном Джой цементе.

Все четверо долго стояли, любуясь своей работой. Чарльз положил руку девушке на плечо, а она в свою очередь, опустила ладонь на руку Вуси.

Эдди еще раз опустил дверь.

– Это напоминает мне дедушкин стол с откидной крышкой. Представляешь, Джой? А чем занимался твой дедушка?

– Он был мировым судьей. Отправлял людей за решетку.

– Ничего себе!

Здорово! У мирового судьи – и такая внучка!

Единственное, чего она никогда не забывала привозить из города, это пиво. Вся честная компания потребляла его в огромных количествах, и нижняя полка холодильника была завалена банками.

Чарльз сходил в дом за пивом. Они расселись перед сверкающей дверью новоявленного гаража. Вуси аккуратно открыл банки.

Пока сарай не был укреплен металлической дверью, все трофеи Чарльза складывали в доме. За несколько недель маленькая спальня с двумя матрасами на полу да чемоданом с лампой заполнилась вещами. Место хранения ключа от спальни было известно только Вуси – хотя, как Чарльз недоуменно сказал Джой, в этом не было никакого смысла. Если полицейские нагрянут с обыском, им ничего не стоит взломать дверь.

По ночам Эдди и Вуси лежали в окружении всех этих вещей, точно в гробу. Эдди засыпал довольно быстро, в то время как Вуси, с наголо постриженной головой и маленькими хрящеватыми ушами на уровне скул, подолгу лежал без сна и мучился от невозможности курить. В обступающей его тьме витали видения – почти физические воплощения голода, к которому свелась вся его жизнь, жизнь его отца, деда и всех предков.

Он видел себя за школьной партой, с привычным урчанием в желудке. Видел отцов, дядьев и братьев, как они возвращались домой после многочасового стояния в очередях на бирже труда. Видел, как по распоряжению властей бульдозер сносит хибарку из досок и жести, где он появился на свет. Он вечно ходил босиком и нюхал клей, чтобы хоть так увидеть мир в розовом свете. Заочно получил диплом, чтобы вконец не опуститься.

На допросе он не назвал ни одного имени. Бросил свою девушку с ребенком на произвол судьбы, без малейшей надежды на возвращение.

Оружием, которое Чарльз привозил в сумках для гольфа, сыт не будешь. Дорогу не вымостишь магнитными минами, а гранаты не наденешь на руки и на ноги. Винтовка не заменит высшего образования, а ящики для хранения боеприпасов – не жилье для женщины и ребенка. Но все неутоленные потребности его народа, неведомо для других, воплотились для него в этих предметах. Орудиях смерти, а не жизни. Но именно они, как ничто и никогда в жизни, служили гарантией безопасности – ему и таким, как он.

Днем он обучал Эдди уходу за разными видами оружия. Вуси был гораздо опытнее и уже принимал участие в акциях устрашения. Он тщательно проверил детонаторы, часовые механизмы и качество боеприпасов. Обсудил с Чарльзом достоинства и недостатки каждого вида оружия, каждой марки. Чарльз прошел службу в Южно-Африканской армии и знал в этом толк.

После установки металлической двери они перенесли свое богатство в гараж. Перенесли ночью, стараясь не шуметь и не зажигая света.

Шимпанзе – твердили одни.

Обыкновенная мартышка – настаивали другие.

Зверь опять появился на лесистой окраине города, там, где Стэнли Доброу удалось его сфотографировать. Если можно назвать фотографией темное пятно среди сломанных веток.

В каждом богатом особняке были чернокожие слуги: преданные кухарки, которым разрешалось приводить на выходные внучат, садовники-ветераны, составляющие одно целое со сторожевыми псами, и наконец часто сменявшиеся молодые горничные. Эти отращивали длинные ногти, покрывали их ярко-красным лаком и дерзили остальным слугам словно давать понять, как страдает их гордость непризнанных или временно безработных топ-моделей от необходимости прислуживать белым. Есть разные формы сопротивления, не признаваемые ортодоксальной революционной стратегией.

Однажды вечером одна из этих девушек заявила, что, возвращаясь из кухни и пересекая двор, видела, как этот зверь выскочил из ее комнаты. От неожиданности она даже выронила эмалированную миску с ужином. Кухарка, прослужившая в доме двадцать один год, предположила, что это был ее ухажер – захотел проверить, не прячет ли она там соперника.

В ответ девчонка выпалила: если кухарке и старику-садовнику нравится жить в курятнике на заднем дворе, куда кто угодно может проникнуть, ограбить или убить вас и никто даже не заметит – а между тем белые устанавливают у себя на дверях и окнах такую сигнализацию, что стоит только дыхнуть на стекло, тут же завоет сирена; – если им нравится твердить как попугаи: «да-хозяин» и «да-хозяйка» в то время как рядом разгуливает это чудовище, способное откусить вам руку, то ее это не устраивает. Не видели, что ли, как белые прячутся в случае малейшей опасности. оставляя слуг на произвол судьбы?

4

Joy – в переводе с английского «радость».