Полное собрание стихотворений - Северянин Игорь Васильевич - Страница 50

ЭТО ТОЛЬКО В ЖАСМИН…

Это только в жасмин… Это только в сирень…

Проклинается город надрывно…

Заночеет бело, – и в простор деревень

Окрыляется сердце порывно…

И не хочется сна… И зачем ты один?…

Кто-то бродит в ничем… Что-то в ком-то…

Это только в сирень… Это только в жасмин…

Это только узоры экспромта…

1912. Весна

И ОНА УМЕРЛА МОЛОДОЙ…

Я хочу умереть молодой…

И она умерла молодой,

Как хотела всегда умереть!..

Там, где ива грустит над водой,

Там покоится ныне и впредь.

Как бывало, дыханьем согреть

Не удастся ей сумрак густой,

Молодою ждала умереть,

И она умерла молодой.

От проезжих дорог в стороне

Есть кладбище, на нем – островок,

И в гробу, как в дубовой броне,

Спит царица без слез, без тревог,

Спит и видит сквозь землю – насквозь -

Кто-то светлый склонился с мечтой

Над могилой и шепчет: “Сбылось,-

И она умерла молодой”.

Этот, грезой молящийся, – кто?

Он певал ли с почившей дуэт?

Сколько весен душой прожито?

Он поэт! Он поэт! Он поэт!

Лишь поэту она дорога,

Лишь поэту сияет звездой!

Мирра в старости зрила врага,-

И она умерла молодой.

1909. Май

НЕТ НИЧЕГО

Молодость кончилась как-то сразу.

Ночью увяла в саду сирень.

Я не влюбляюсь больше ни разу.

Даже лениться, лениться – лень!

Было когда-то все голубое:

Негодованье, порыв, тоска.

Было когда-то все молодое,

И безразличье – теперь, пока…

Но если “пока” – навек, без срока?

Удастся ль в “опять” претворить его?

Надеюсь безумно! хочу жестоко!

И нет ничего, как нет ничего!..

1914. Сентябрь

Мыэа Ивановка

ЗАГОРНОЙ…

В столице Грузии загорной,

Спускающейся по холмам

К реке неряшливо-проворной,

Есть милое моим мечтам.

Но тем странней мое влеченье

В те чуждые душе края,

Что никакого впечатления

От них не взял на север я.

И тем страннее для рассказа

Что не смутила ни на миг

Меня загадочность Кавказа

(Я Лермонтова не постиг)…

Однако в Грузии загорной

Есть милое моим мечтам:

Я вижу женщину, всю черной,

Кому я имени не дам.

Она стройна, мала и нервна,

Лицо бескровно, все – вопрос,

Оно трагически безгневно

И постоянно, как утес.

Уста умершей; уголками

Слегка опущены; сарказм

И чувственность – в извечной драме;

В глазах, – угрозье горлоспазм.

Не встретите на горных шпилях

Ее “с раздумьем на челе”:

Она всегда в автомобилях,

Она всегда навеселе!

Я не пойму – ты явь иль пена

Прибоя грёз моих, но ввек

Ты в памяти запечатленна,

Нечеловечий человек.

1918. Октябрь

СЕГОДНЯ НЕ ПРИДУ

Сегодня не приду; когда приду – не знаю…

“Сегодня не приду; когда приду – не знаю…”

Я радуюсь весне, сирени, солнцу, маю!

Я радуюсь тому, что вновь растет трава!

– Подайте мой мотор. Шоффэр, на Острова!

Пускай меня к тебе влечет неудержимо,

Мне хочется забыть, что я тобой любима,

Чтоб чувствовать острей весенний этот день,

Чтоб слаже тосковать…

– В сирень, шоффэр! в сирень!

Я так тебя люблю, что быть с тобою вместе

Порой мне тяжело: ты мне, своей невесте,

Так много счастья дал, собой меня впитав,

Что отдых от тебя среди цветов и трав…

Пощады мне, молю! Я требую пощады!

Я видеть не могу тебя и мне не надо…

– Нельзя ли по морю, шоффэр?… а на звезду?…

Чтоб только как-нибудь: “Сегодня не приду…”

1914. Июнь

Эст-Тойла

АМУЛЕТЫ

Звенели ландыши во мху,

Как серебристый колокольчик,

И белки в шубках на меху,

Сгибали хвостики в колечки.

О, красота пушистых кольчек!

О, белок шустрые сердечки!

И было красочно везде

В могучий, бравый полдень мая;

И птички трелили в гнезде,

Кричали утки, как китайцы,

И, хворост радостно ломая,

Легко попрыгивали зайцы.

Была весна, был май – сам сон!

Любилось пламенно, но строго…

Был пышнокудр еще Самсон!..

Коляска, тройка и бубенчик…

К тебе знакомая дорога…

О май! о белочка! о птенчик!

1910. Февраль

ВЕСЕННИЙ МАДРИГАЛ

В душистом белорозовом горошке

Играют две батистовые крошки.

Постукивают ножки по дорожке.

Показывает бонна детям рожки.

О, фрейлейн! Вы и пара ваших крошек -

Душистый белорозовый горошек.

1911. Май

СЕРДЦУ ДЕВЬЕМУ

Сонке

Она мне принесла гвоздику,

Застенчива и молода.

Люблю лесную землянику

В брильянтовые холода.

Рассказывала о концерте

И о столичном том и сем;

Но видел поле в девьем сердце,

Ручьи меж лилий и овсом.

Я знаю: вечером за книгой,

Она так ласково взгрустнет,

Как векше, сердцу скажет: “прыгай!”

И будет воль, и будет гнет…

С улыбкою, сомкнув ресницы,

Припомнит ольхи и родник,

И впишет четкие страницы

В благоуханный свой дневник.

1913

ЗАКЛИНАНИЕ

Татиане Краснопольской

На клумбе у меня фиалка

Все больше – больше с каждым днем.

Не опали ее огнем,

Пчела, летучая жужжалка.

Тебе ее да будет жалко,

Как мне тебя: мы все уснем.

1914. Май

Эст-Тойла

ОДНО ИЗ ДВУХ

Ты в жизнь вошла в колье жемчужном

Горда, сверкательна, строга.

Глаза, проникнутые южным,

Омраченные жемчуга.

И встреченному незнакомцу,

Который так безбрежно жил,

Ты поклонилась, точно солнцу,

И встречный близок стал и мил.

Сердца улыбно укачали

И утомились до зерна.

Но жемчугов твоей печали,

Как прежде, матовость черна.

Твой черный жемчуг целомудрен,

Невинна темная душа,

И девственный твой лик окудрен.

Ты отрицаньем хороша.

Ты ждешь со страстностью упорной

Иного встречного, когда

Зарозовеет жемчуг черный,

А нет – погаснет навсегда!

1913. Январь

ПЕСЕНКА ГОРНИЧНОЙ

Пошла бродить я по полю

И прислонилась к тополю…

Смотрю: а рядом перепел

Всю воду в луже перепил…

Смотрю, лягушек дюжина

На солнышке сконфуженно

Присела и не прыгает,

Ногами только дрыгает…

Залюбовалась пчелками

С взлохмаченными челками

И восхитилась осами

С расчесанными косами…

Глазами жадно-прыткими

Любуясь маргаритками,

Я собрала букетики

Себе и другу Петьке…

В лесу, у муравейника,

Связала я три веника

И поспешила вечером

Я на свиданьем с кучером…

1911. Июль

Дылицы