Фартовые деньги - Суэйн Джеймс - Страница 35

– Извини, – сказал священник. – О каком разговоре между Дойлом и мной речь?

– О том, в котором Дойл вышел из себя. Потом он написал тебе записку с извинениями за это.

Отец Том задумался. Он вышел на улицу без пальто и, кажется, не чувствовал холода. Много раз в жизни Валентайн видел священников, разгуливавших зимой в легкой одежде, словно Господь за верную службу даровал им дополнительный слой кожи.

– Прогуляемся, – предложил отец Том.

Они обошли квартал. На перекрестке наткнулись на тех же озорников, которых отец Том шуганул несколько минут назад. Они бросались снежками в проезжающие машины. Священник выбежал на улицу и прогнал их, угрожая вдогонку позвонить их родителям. За ним было занятно наблюдать. Нарушители спокойствия отступили, пристыженно повесив головы.

– Веселишься, как я посмотрю, – сказал священник, вернувшись к Валентайну.

– Будь на свете больше таких, как ты, стало бы меньше таких, как я.

– Совесть – одно из мощнейших орудий Господа, – заметил отец Том. – Способность человечества ко греху практически неограниченна. Не будь совести, мы все озверели бы, согласен?

– Иногда мне кажется, что мы и впрямь озверели, – ответил Валентайн.

Они стояли у булочной, в ледяном воздухе витал аромат выпечки.

– Мой брат был добрым католиком, – священник понизил голос. – Верным своим близким и друзьям, покорным Создателю. Но и он сражался со своими демонами. Я никогда не видел его таким… напуганным.

– Что случилось?

Отец Том задумался.

– Однажды во время обеда Дойлу на мобильный позвонил какой-то человек. Сказал что-то, а мой брат спросил в ответ: «Что такое грех?» Потом ужасно разозлился. Когда он закончил разговор, я сказал ему: «Дойл, только не говори, что не знаешь, что такое грех». А он мне: «Это совсем другой грех, Том». Я сто раз думал о том разговоре, но так ничего и не понял. Может, ты разберешься.

Валентайн покачал головой. Всякий католик знает, что такое грех. Грехи бывают смертные, простительные, духовные, плотские и тяжкие. Но вот другой грех? Он понятия не имел о таком.

– Ему звонил мужчина или женщина?

– Мужчина.

– Дойл обращался к нему по имени?

Отец Том нахмурил лоб, припоминая.

– Боб? Нет, Барри. Нет, постой. Бенни. Точно, Бенни, – наконец определился он.

– Уверен?

– Абсолютно. Дойл несколько раз произнес это имя.

Единственный Бенни, о котором могла идти речь, это Бенни Розелли, бывший полицейский, тупой, как деревяшка, начальник охраны в казино «Дикий-дикий Запад». С чего это Дойлу вздумалось говорить о религии с Бенни?

Они вернулись к собору. У дверей стояла молодая пара, их лица горели от волнения. Отец Том представил их как жениха и невесту такого-то и такую-то. Они так сияли от счастья, что Валентайн не сдержал улыбки.

– Приятно было поболтать, Тони, – сказал священник. – Сообщи, если что-то узнаешь.

– Хорошо, – пообещал Валентайн.

– И вот еще что…

– Да, отец Том.

– Постарайся не влипнуть в неприятности.

Глаза священника сверкали так, как будто он понимал, что просит о невозможном.

– А если не получится, приходи ко мне, – закончил отец Том.

28

Бенни

Музыка в стиле кантри и ковбойская музыка никогда не доставляли Валентайну удовольствия. Когда же ему приходилось такое слушать, он считал это почти пыткой. То, что «Дикий-дикий Запад», единственное игорное заведение Атлантик-Сити, имевшее узкую музыкальную направленность, крутило такие тошнотворные песни и при этом умудрялось зарабатывать деньги, оставалось одним из самых больших чудес Нью-Джерси. Отвратительнее всего были наряды, в которые силком обряжали дилеров на блэкджеке и крупье. Белые ковбойские сапоги и узкие мини-юбки для женщин. Ковбойские шляпы и галстуки-шнурки для мужчин. В общем, бесконечный кошмар.

Он выслушал серенаду гнусавого баритона Дуайта Йоакамы, пока ехал в лифте на второй этаж, где находилась комната видеонаблюдения. Часы показывали четверть четвертого. Валентайн позвонил Бенни Розелли из машины и сказал, что хочет поговорить. Бенни согласился, пояснив, что не очень занят.

– Здорово, старик, – приветствовал Валентайн, когда Бенни открыл дверь без таблички в комнату видеонаблюдения.

– Да ладно тебе, – ответил Бенни и запер за ним дверь.

В комнате царил полумрак, и Валентайн подождал, пока привыкнут глаза. За столами, выстроенными в ряд, сидело человек двадцать служащих видеонаблюдения. По восемь часов в день они не сводили глаз со стены с мониторами. Экраны мигали, передавая черно-белое изображение того, что творилось в казино под ними.

Бенни пересек комнату и поднялся на возвышение, где располагался пульт начальника. Пульт представлял собой новейшее техническое чудо и вмещал огромный экран, похожий на матрицу, в каждой ячейке которой шло изображение от камеры, снимавшей под разными углами. Как король на троне, Бенни мог следить одновременно за подчиненными и за тем, что происходит на первом этаже.

В комнате не нашлось стула для Валентайна и никто не поспешил его предложить, поэтому он прислонился к пульту.

– Можешь мне не верить, но я был рад твоему звонку, – признался Бенни.

– С чего это?

– Да с того, что нас обворовывают.

Бенни коснулся джойстика на пульте, по экрану пронеслась белая стрелка. Потом появилась картинка. Это был снимок стола блэкджека: шесть игроков и словоохотливый дилер.

– Подозреваемый на третьем номере, – объяснил Бенни.

Камеры видеонаблюдения не жалели тех, кто носил парики, и казалось, что у подозреваемого на голове сидит скунс.

– Я его на прошлой неделе заприметил, – продолжал Бенни. – Выиграл пять штук, вернулся через день и снова пять штук загреб. Ну как пить дать он мошенничает.

Валентайн внимательно вгляделся в экран. Через минуту он уже знал, в чем заключается мошенничество, но подождал еще немного, прежде чем заговорить. Бенни потерял работу в дорожной полиции Нью-Джерси, потому что не мог управляться с радаром. Он знал, что глуп, но это не означало, что Валентайн мог ткнуть его в это носом.

– Он двигает пулю, – сказал Валентайн.

– Отлично, – кивнул Бенни. – А теперь то же самое, но по-английски.

– Человек в парике прячет в руке дюжину заранее припасенных карт. Это называется «пуля». С помощью ловкости рук он подсовывает пулю дилеру, когда тот собирает сброшенные карты. Ты последи за ним.

Бенни сосредоточенно уставился на экран. Потом поморщился.

– Так и дилер замешан?

Валентайн кивнул.

– Посмотри за дилером, когда он тасует. Он присматривает за пулей, пока тасует, потом отмечает, куда она попала в колоде, положив одну карту сверху и сдвинув эту карту назад на пару сантиметров. Это называется «вставка».

– А как он это делает?

– Тренировка.

– Да иди ты.

Они наблюдали за тем, как дилер предлагает подрезать колоду. Человек в парике подрезал по вставке, и пуля оказалась сверху колоды. Дилер раздал карты.

– Смотри, – сказал Валентайн. – У первого, третьего и шестого – блэкджек. Остальные проиграли.

Бенни разинул рот.

– Хочешь сказать, что замешаны дилер и три игрока?

Валентайн кивнул.

– Пуля подтасовывается, чтобы трое выиграли, а остальные трое проиграли. Так легче утаивать украденные деньги. А потом дилер незаметно вытащит пулю.

– Можно вопрос?

– Давай.

– Сколько ты берешь за то, чтобы выступить свидетелем-экспертом?

– По тысяче в день. Плюс расходы.

Бенни откинулся на спинку стула. Чтобы подать в суд, ему нужно предоставить окружному прокурору достаточно улик, иначе заявление не примут. А поскольку камеры не фиксируют мошенничество, показания свидетеля-эксперта в этом деле решают все.

– А как насчет небольшого бартера? – предложил он.

– А именно?

– Твои показания в обмен на то, о чем ты хочешь меня спросить.