Государство Солнца (с иллюстрациями В. Милашевского) - Смирнов Николай Николаевич - Страница 10

— Я рад, что с вами не спутался. В Большерецке купцы пронюхали, что вы убежать собираетесь. Обязательно Нилову донесут.

На один миг я опять увидел в Ваньке моего старого, верного друга. Не стал врать, а просто спросил:

— Откуда знаешь?

— Мне Казаринова сын по секрету говорил.

— Спасибо тебе, Ванька, за сообщение. Я тебе добром отплачу. Всё сделаю, чтобы на Тапробану ты попал.

Ванька как-то криво ухмыльнулся.

— Нет уж, поезжай лучше один. Мы и здесь проживём.

Разговаривать мне с ним было некогда. Я бросил бежать в посёлок. По дороге встретил Беспойска, который верхом на олене ехал к Нилову. Рассказал ему неприятную весть.

На Беспойска сообщение не подействовало. Он спросил только:

— Кто говорит?

— Казаринов.

— Это он потому, что я его в шахматы вчера пять раз обыграл. Ничего не будет…

Ударил по оленю пятками и поехал дальше тихо — быстро ещё не выучился.

Я долго смотрел ему вслед.

Спокойствие Беспойска меня подбодрило. Однако на этот раз поляк ошибался.

9. Встреча Нового года

Тем временем декабрь пришёл к концу. Под новый, 1771 год решено было собраться в доме у Хрущёва и несколько охотников пригласить, чтобы поговорить обо всём обстоятельно. Для того чтобы не застал нас караул врасплох, Хрущёв придумал устроить собрание под видом новогодней пирушки. Отец и Панов сходили на охоту и принесли десятка два белых куропаток и лебедя. Беспойск привёл из Большерецка целого оленя, которого мы должны были зажарить. Заботу о водке взял на себя Степанов.

Мои обязанности были маленькие: сесть на порог и ощипать птицу. Беспойск, увидевши куропаток, заявил, что их надо жарить на вертеле, и тут же объяснил, как это делать.

В это время из Большерецка пришёл приказчик купца Казаринова и принёс подарки учителям: Панову и Хрущёву по собольей шапке, а Беспойску два фунта чая и мешочек с сахаром. Поляк через приказчика поблагодарил купца, а потом, немного подумавши, решил один фунт чая и полмешочка сахару послать Нилову. Велел мне бросить куропаток и идти в Большерецк. Научил, как я должен поздравить Нилова и как передать подарок. Я стряхнул с себя перья и пошёл.

Через крепостные ворота я прошёл важно. Сказал часовому, что несу подарок начальнику. Потом вошёл в кухню Нилова и там увидел Ваську, его сына, и солдата. Васька ел кедровые орехи, которые для него грыз солдат. Я закричал Ваське:

— Поди отца позови! Нужен по важному делу.

Васька съел орех и сказал наставительно:

— Ты чего орёшь? Здесь не тундра. Невежа!

Меня это возмутило. Я ответил ему в тон:

— Сам ты невежа. Я «Юности честное зерцало» наизусть знаю. Дурак!

Васька плюнул в меня разжёванным орехом и вышел. А я стал посередине кухни, выставив вперёд узелок с чаем и сахаром.

Нилов вышел в собольих туфлях и с длинной трубкой. На пальце у него было широкое золотое кольцо. Он грозно сдвинул брови и долго глядел на меня. Потом выпустил дым и закричал:

— Что такое случилось? Даже под праздник покоя нет.

Я низко поклонился, как велел мне Беспойск, и нежным голосом сказал:

— Ссыльные поздравляют ваше благородие с Новым годом, желают вам доброго здравия и просят принять сей скромный дар.

И протянул узелок.

Нилов сейчас же смилостивился. Улыбнулся.

— Какой такой скромный дар?

Взял узелок и начал разворачивать. Увидел чай с сахаром, смягчился окончательно. Прикинул сахар на руке. Спросил:

— Ты чей?

— Ссыльного Степана Полозьева сын.

— Водку пьёшь?

— Никак нет.

— Ладно, ступай тогда. Передай Беспойску, чтобы завтра пораньше ко мне чай пить приходил.

Повернулся и зашлёпал своими мягкими туфелями.

Когда я пришёл в посёлок к дому Хрущёва, куропатки были уже ощипаны. И оленя отец успел заколоть. Мне осталось только подбрасывать дрова в печку да поворачивать птиц на вертеле.

Встреча Нового года удалась на славу. Мы наелись до отвала, я даже выпил стаканчик водки. Многие офицеры подпили, а Степанов напился до того, что улёгся на полу под столом и хватал всех за ноги. Беспойск ничего не пил. Зато съел один почти всего лебедя, а когда ужин кончился, постучал по столу и велел молчать.

Сейчас же все затихли, а он сказал громко:

— Друзья мой, я видел многие страны и прошёл всю Сибирь насквозь. И должен сказать вам, что нет на свете страны несчастнее Камчатки. Нас загнали сюда в расчёте, что все мы погибнем здесь. Но мы не погибнем. Камчатка — не край света. Земля — шар. Мы найдём отсюда дорогу к свободе…

Все закричали «ура», но Беспойск просил помолчать ещё.

— Друзья мои, — продолжал он. — Царица распорядилась, чтобы мы, ссыльные, здесь работали на неё добывали горностаевые меха для её мантии. Что ж, к пасхе мы пошлём её величеству такой подарочек, от которого ей не поздоровится. Налейте мне водки. За счастливое плавание в новом году!

Он залпом выпил целый стакан водки, а потом разбил стакан.

Тут вскочил Хрущёв. Должно быть, он вспомнил свои офицерские пирушки в Петербурге и тоже захотел сказать речь. Стукнул по стакану, чтобы мы замолчали. Заговорил:

— Друзья, мы все — жертвы безумной тирании. Девятый год пойдёт завтра, как я влачу здесь своё жалкое существование. Сейчас в Петербурге Екатерина, мать отечества, тоже встречает Новый год. Она не услышит меня через Сибирь и Урал… Но всё-таки я приготовил ей пожелание. Я пью за то, чтобы царица-матушка скорее издохла…

Ссыльные и охотники закричали «ура». Но вдруг поднялся бледный офицер Леонтьев.

— Господа, — сказал он слабым голосом, — хорошо ли, что мы произносим здесь такие речи? Нам вырвут языки и отрубят головы, если это дойдёт до Нилова. Давайте лучше напишем прошение в Петербург царице. Она добра и простит нас, если мы поклянёмся отблагодарить её на полях битвы, сражаясь за величие России…

— Нет, — закричал Панов, — просить надо не словами, а вот чем…

И он взмахнул кулаком.

Все присоединились к Панову, и Леонтьев сейчас же замолчал и сел.

В это время Магнус Медер вынул свои часы и сказал:

— Полночь.

Ссыльные начали поздравлять друг друга. Все верили в то, что новый год принесёт освобождение и счастье. Каждый старался сказать что-нибудь. Только отец ничего не говорил. Он не выпил ни одного глотка водки, слушал речи и время от времени брал топор и выходил на двор. Боялся, что нас кто-нибудь подслушает. Но всякий раз возвращался успокоенный и усаживался на своё место.

Когда все поздравили друг друга, из-под стола выскочил пьяный Степанов. Он схватил ружьё и предложил сейчас же идти в крепость к Нилову. Ему надоело лежать под столом, и он решил поразмяться. Едва уговорили его поставить ружьё и успокоиться. Он сумрачно уселся и начал ругать Беспойска за то, что тот трус.

Так прошла ночь в разговорах и речах. В шесть часов утра собрались расходиться, но Хрущёв не хотел никого отпускать. Предложил выпить чаю и поставил на огонь большой котёл с водой. Все согласились, и речи опять потекли. Когда Кузнецов заявил, что чай готов, никто на него внимания не обратил, слушая речи Винбланда, который ломаным русским языком говорил о том, что нам надо потихоньку заклепать в крепости пушки.

В это время свободный охотник Чурин-дранка (ему медведь когтями попортил лицо) страшно закричал, схватился за живот и грохнулся на пол. На миг воцарилось молчание. Потом все бросились к Чурину. Медер вместе с Хрущёвым уложил его на лавку. Пока Медер осматривал охотника, такой же припадок случился с Кузнецовым. Он не закричал, а только весь позеленел и лёг на пол.

— Должно быть, это от сахару, — сказал он тихо. — Мы с Чуриным первые начали пить чай.

— Безусловно отравление! — закричал Медер. — Пусть никто больше не съедает сахара. И дафайте его мне.

Он долго осматривал сахар сквозь свои очки и даже попробовал кусочек кончиком языка. Все смотрели на него молча. Наконец он сказал: