Государство Солнца (с иллюстрациями В. Милашевского) - Смирнов Николай Николаевич - Страница 29

«ТАПРОБАНА»

У меня руки опустились. Что же это такое? Даже у японцев на карте имеется Тапробана, а нам говорят, что её нет на земле. Я хотел крикнуть Андреянову и Ерофееву, чтоб они подошли, но вспомнил, что они неграмотны. Я хотел закричать японцу: «Мы плывём на Тапробану!»

Но Винбланд уже разыскал Европу, указал на неё и произнёс:

— Эуропа.

Карту сейчас же унесли, и я только и видел Тапробану.

Остальные переговоры меня занимали мало. Винбланд передал японцу письмо, тот прижал его к груди, но показал знаками, что прочесть не может. Тогда Винбланд велел разложить шкуры и стал объяснять, что отдаёт их губернатору. Но тот отрицательно качал головой и показывал, что его повесят, если он возьмёт меха. Потом Винбланд стал открывать рот и делал вид, что пьёт и ест. Это японец понял и закивал головой. Немного погодя нас увели в соседнюю комнату. Там какая-то женщина с большой осторожностью взяла наши меха, а взамен передала Винбланду корзиночку с цветами. Потом явился японец с двумя саблями и знаками объяснил, что будет провожать меня на корабль.

Теперь я уже ничего не замечал, что творилось вокруг меня. Нас донесли в носилках до берега, и в сопровождении японцев мы уселись в шлюпку. Вместе с нами шли две японские лодки, полные провизии.

Я смотрел на воду, на берег, но ничего не видел. Меня занимала только одна мысль. Если Тапробана занесена на карты, то как открыть всему экипажу обман офицеров? Как направить наш корабль к берегам счастливого государства?

Возвращение на Остров Воды теперь мне казалось ни с чем не сравнимым несчастьем. Поведение офицеров я считал преступным. А нас всех, охотников и матросов, я ругал невежественными дураками, от которых можно скрыть огромный остров, обозначенный на картах. Я попытался заговорить с Андреяновым о Тапробане. Но он сказал мне грубо:

— Ладно! Довольно с нас этих сказок!

И это отбило у меня охоту продолжать разговор. От горя я даже закрыл глаза.

Беспойск нас встретил на палубе, одетый в кафтан Хрущёва и его же белые чулки. Он очень вежливо поздоровался с японцем и велел подать на палубу табуретки. Мы все толпились кругом. Японец произнёс длинную речь, но никто ничего не понял. Беспойск ответил ему по-голландски. И опять никто не понял, в том числе и японец.

К этому времени я уже немного отделался от тяжёлых мыслей. Поэтому, когда после речи Беспойска воцарилось молчание, я сказал тихо:

— Капитан, штурман Бочкарёв на Камчатке хвастался, что знает японский язык.

Беспойск закричал:

— Позвать сюда Бочкарёва!

Пришёл Бочкарёв. Сначала он заявил, что забыл все японские слова. Но потом сказал что-то японцу, тот ответил:

— Спросите у него, можно ли здесь купить скот! — закричал Беспойск.

Бочкарёв заговорил медленно, подбирая слова. Японец ответил, штурман перевёл:

— Он говорит, что у них скота мало и они его не продают. Он говорит, что по японским законам нельзя торговать с иностранцами. Он просит, чтобы никто из наших больше не съезжал на землю.

Так в конце концов мы начали понимать японцев. Разговор долго тянулся. Я же сделал знак Ваньке, и мы спустились на вторую палубу. Там я сказал ему, что видел на карте Тапробану и что она гораздо ближе к нам, чем Европа.

Ванька удивился, даже разволновался, но ничего путного посоветовать мне не мог. Мы решили выжидать и дальше действовать, смотря по обстоятельствам, а главное — препятствовать всеми силами возвращению на Остров Воды.

Когда мы вернулись на палубу, переговоры с японцем уже окончились. Договорились на том, что Беспойск сам поедет к губернатору и будет просить у него разрешения купить скот. Японец уехал, попросивши принять провизию в подарок.

Сейчас же после его отъезда мы начали разгружать японские лодки. На них оказалось двадцать мешков с рисом, ящик с чаем, солёная рыба, шесть ящиков с сушёными фруктами, бочка рисовой водки. Кроме того, несколько корзин с апельсинами, которых раньше мы никогда не едали. Мы попробовали их и поняли, что есть на свете вещи повкуснее кедровых орехов.

На другой день Беспойск собрался ехать на берег, подобрал себе в свиту людей самых высоких и бородатых, чтобы удивить японцев. Поэтому меня не взяли. Поехали с ним Сибаев, Батурин, Лапин, Панов и Бочкарёв. Мы им в шлюпку спустили много мехов и несколько бутылок с русской водкой. Кроме этого, Беспойск взял с собой пробы нашего золота, чтобы дать на исследование японским учёным.

Целый день с большим нетерпением ждали мы их возвращения. Ведь от этого посольства зависело всё наше дальнейшее плавание!

Но до поздней ночи Беспойск не возвращался. Когда уже совсем стемнело, с воды раздался крик:

— Эй, спускайте лестницу!

Это Панов кричал. Мы выскочили ему навстречу, и первые его слова были:

— Бросайте, ребята, золото в воду! Как я говорил, так и оказалось. Японцы нас на смех подняли…

Сибаев подтвердил слова Панова. Матросы сначала зашумели, а потом принялись расшвыривать обманку. Особенно в этом деле помогали мы с Ванькой, хоть руда была не наша. Так мы рады были, что с золотом дело кончено.

Беспойск не вернулся на корабль вместе с Пановым — остался ночевать у губернатора. Панов и Сибаев рассказывали, что губернатор принял их хорошо и даже угощал чаем, но без сахара. Деловые переговоры отложены до завтра. Чтоб эти переговоры лучше пошли, Панов приехал на корабль за подарками. Забрал с собой водки, пистолеты, несколько ружей и опять уехал на берег.

На другой день утром Панов привёз на корабль несколько богатых японцев. Прежде чем подниматься на палубу, японцы потребовали, чтобы мы заткнули пушки. Мы заложили жерла тряпками, и японцы взошли на корабль. Всё осматривали подробным образом, один даже на бумажку все мачты и реи срисовал. После осмотра корабля Хрущёв угощал японцев водкой. Они быстро напились, начали громко смеяться и уехали с корабля неохотно.

Беспойск вернулся от губернатора только на третий день. Собрал на палубе всех и заявил, что переговоры ни к чему не привели. Губернатор рад торговать с нами, да по японским законам для торговли с иностранцами надо просить разрешения у самого императора, а на это потребуется не меньше полугода времени. Поэтому губернатор советовал нам плыть на юг Японии. Там и скота больше, и торговля с иностранцами свободнее.

Когда Беспойск кончил доклад, Панов закричал:

— На кой нам пёс теперь скот, раз золота нет на острове! Неужели назад поплывём? Образумьтесь, братцы!

Все охотники и матросы ответили:

— Нельзя остров бросать! Сколько земли зря пропадает! Обязательно назад поплывём. Ведь земля-то какая там — сплошной чернозём! А лес какой!.. А речка… Как можно от такого острова отказаться? Острова — они не валяются.

Одним словом, ребята расшумелись, и в конце было постановлено: закупить скот на юге Японии и назад плыть.

Но Панов не унимался. Никак он не мог примириться с мыслью, что мы не в Европу плывём. Всё кричал:

— Я назад не поеду! Лучше на берег слезу! Да не один я…

На него, однако, внимания не обратили, так как Беспойск и остальные офицеры молчали.

На другой день рано утром японский губернатор прислал подарки Беспойску: целую корзину посуды, разрисованной рыбами и раками. Две штуки шёлка — красного и синего. Ящик писчей бумаги, тушь и кисточки. Саблю в золоте.

Кроме того, приехал на корабль японский мальчишка лет шестнадцати в жёлтом халате, без штанов. Его губернатор просил подвезти на юг, чтобы он мог в Европу пробраться. Беспойск познакомил меня с ним:

— Вот тебе, Лёнька, новый товарищ, зовут его Ринзо. Вместе будете по-французски учиться.

Я подумал: многому ты меня выучил! Да и как с таким товарищем разговоришься? Однако приезду Ринзо я обрадовался: может, теперь действительно учение наладится. Для начала Беспойск велел мне показать японцу латинские буквы и объяснить, как они произносятся. Я ему растолковал, но с большим трудом.

2 августа часа в три дня капитан приказал выстрелить семь раз из пушки. Потом мы заворотили «Петра», поставили паруса и пошли от города Узильпачара. Рыбаки с гавани нам кричали вслед: