Ведьмино отродье - Булыга Сергей Алексеевич - Страница 35

Однако все вышло иначе. Овчар, как только рассказал, так сразу встал и сказал:

— Ну, я пошел.

— Стой! Погоди. Да мы сейчас…

Овчар остановился. Глаза их встретились… И Рыжий понял — нет, Овчар не согласится, не рискнет. Вот разве что… И тихо, но жестко спросил:

— А если вдруг… я на тебя сошлюсь…Ты как тогда?

— …Д-да! — мрачно выдавил Овчар. — Да, я сказал! И если будет надо, повторю! — а после кивнул на прощанье и вышел.

Вновь наступила тишина. Да и темно еще, не рассвело, и, значит, можно… нужно спешно выйти и также спешно пасть в каталку — и ты еще успеешь, Рыжий! Ведь то, о чем тебе Овчар нарассказал и о чем князь предупреждал, что даже Бэк…

Бэк! Р-ра! Да кто бы тогда мог такое предположить?! В прошлом году на глуховском базаре был пойман тощий, грязный рык. Потом его пытали — он молчал. Потом его морили голодом и жаждой — опять бесполезно. Тогда его кинули в яму — подумать. Он не думал. Прошло два месяца, и тут явился ты. Душила, глуховский удельный, сопровождал тебя по городу, и ты проверил там, проверил сям, разгневался — кругом были сплошные недоимки, воровство, потом пришел в острог, велел, чтоб доставали ямных, стал их выслушивать, расспрашивать — и раз за разом подтверждать: и этому сидеть, и этому, и этому. А после привели его, того как будто бы лазутчика. А был он… никакой. То есть такой, как и все рыки, — в глаза не смотрит, щерится, болотом от него разит, и вообще… просто очень противно, и все! Южаки терпеть не могут рыков. И Рыжий их поначалу тоже не терпел. А потом, особенно после того, как он поднялся на Верх, когда уже мог делать все, что хотел… рыки ему стали просто безразличны. Так было и тогда, в том глуховском остроге. Да и дело тогда было уже к вечеру, Рыжий успел сильно устать и потому уже прилег. Тут к нему ввели Бэка. Рыжий мельком глянул на него, сразу понял, что перед ним не заводной, а так, какой-то серогорбый, и потому велел, чтоб он скорей, без размазни, рассказывал. Вот рык и рассказал. Он, Бэк из Гиблого Болота, а это здесь недалеко, в Ближнем Лесу, заспорил при дележке. Его изгнали. Он бежал. Плутал, потом прибился к южакам, работал на хозяина, скопил деньжат, явился на базар… И там его схватили! Вначале обвиняли в воровстве, а когда воровство не прилипло, так тогда они стали кричать, что он будто лазутчик. Он огрызался, отбивался, спорил. Тогда они его связали, занесли к себе в сторожку и кликнули туда его хозяина. Хозяин пришел, посмотрел, испугался, как бы и его ко всему этому невзначай не примазали, — и, на всякий случай, для верности, отказался от него, от Бэка, сказал, что прежде никогда его не видел. И вот тогда…

И тут Бэк замолчал — надолго. А после все-таки сказал:

— Только зачем тебе все это? Ты же все равно меня не оправдаешь.

— А это еще почему? — неприятно удивился Рыжий.

— Да потому что ты такой же, как и я, мы с тобой одна кровь, вот только ты оказался удачливей, чем я. И поэтому теперь для того, чтобы не потерять эту удачу, а то вдруг еще станут говорить, что ты, сам рык, стал выгораживать…

— Хва! — гневно рявкнул Рыжий.

Бэк замолчал. И Рыжий тоже сперва помолчал, а потом спокойно, как ни в чем не бывало, сказал:

— Рык я или не рык, это сейчас не важно. Сейчас важно только то, что я, как первый воевода, хочу, чтобы все здесь было сделано по закону.

И так оно и было: сперва нашли того хозяина и взяли его под ребро. Хозяин сразу вспомнил Бэка. Потом нашли свидетелей того, как его хватали на базаре, но там и до ребра довести не успели — свидетели наперебой все очень четко и ясно рассказали. Бэк был оправдан и освобожден…

И в тот же день он вдруг исчез, куда — никто не знал. Но тут и сомневаться было нечего — его тогда же сразу и убили, не зря ведь Душила потом так странно усмехался. Но тогда это были одни только догадки, домыслы. А вот теперь все это подтвердилось: Овчар пришел, сказал, что тот, кого они теперь там выдают за Бэка, совсем даже не рык, а так, непонятно откуда взявшийся липарь. Мало того, Беляй, доверенный Душилы, еще вчера…

Р-ра! Шум, шаги. Рыжий вскочил, глянул в окно. Ого, уже светает! Так, значит…

Да!

— Двор-р! — прокричал Брудастый. — Двор-р!

И тотчас же забегали, затопали по лестнице. И пусть себе бегут, им надо. Вот, значит, как оно, вот, что они задумали. Ну что ж, пусть тешатся, но мы еще посмотрим, кто из нас дичь и кто кого очень скоро погонит! Ну а пока…

Рыжий еще немного полежал и подождал, а после, сладко потянувшись, встал и не спеша спустился вниз.

Там, во дворе, все были уже в сборе: строй лучших, воеводы, князь. Так, хорошо! Рыжий сошел с крыльца, остановился. Князь подошел к нему, хотел было что-то сказать, скорей всего предупредить… да не успел — их обступили воеводы. И началась пустая, глупая беседа. Умор — болтливый, как всегда, — пытался рассказать последнюю смехушку: дружинник возвращается с войны и встречает соседа, сосед говорит… Всезнай его перебивал, то и дело уточнял, подсказывал. Князь хмурился. Душила ухмылялся. Рыжий молчал…

Тут подогнали крытую каталку. Князь сел в нее. Брудастый закричал:

— Порс! Порс!

И тягуны помчали со двора. А следом — Рыжий, воеводы, а уже после княжеские лучшие. Рыжий бежал легко, едва ли не вприпрыжку, а воеводы… Х-ха! Потеха! Ну, Растерзай еще хорош, ну, Душила. А остальные все… Поотвыкали напрочь! Раскормились! Но здесь вам не уделы — Дымск, здесь если князь садится в крытую каталку, то, значит, прочим всем — только за ним и только своим ходом! Вот и бегут они, удельные, салом трясут, пыхтят и задыхаются. Порс! Порс! Вдоль, вдоль по улицам. Наддай, еще наддай!

Ну и наддали, а куда ж ты денешься! И кое-как добежали. Теперь стоят они, развесив языки, и им теперь, поди, уже не до бесед! Да и когда беседовать?!

— Ар-ра-ра-ар! Ар-ар! — взвыла толпа.

И дальше, как всегда перед Большим Походом, они всем войском и всем городом встречали Солнце. И князь кричал, звал Одного-Из-Нас. И все они кричали. Потом был смотр на пустыре: четырнадцать дружин сходились, расходились. Народ визжал. И все бы хорошо, да Слома что-то нет и нет, Слом не пришел пока. И еще нет Урвана. Ну, Слом — это понятно, Слом в Копытове, и с ним Ага, и это хорошо, по уговору, Слом — это наша сторона. А вот Урван… И, может, оттого, что его не было, князь злобно хмурился, зевал. И никого за смотр не похвалил, не отличил. Потом, когда пошел к коляске, вдруг оглянулся и окликнул Рыжего. Тот подошел к нему. Вдвоем они сели в каталку. Князь рявкнул:

— Порс!

И тягуны рванули. Князь повернулся к Рыжему и уже начал было говорить: «мне донесли»… Но тут Душила и Всезнай вскочили на запятки. Князь, бешено сверкнув глазами, отвернулся.

Молчали. Ехали. Душила, стоя на запятках, ухмылялся. Рыжий сидел к нему спиной, щелкал орешки да смотрел по сторонам. Порой через плечо пошвыривал скорлупки. Случалось, попадал прямо в Душилу. Тот терпел.

— Ар-ра-ра-ра! Ар-ра! — кричали лучшие…

Да, лучшие, отборные бойцы, твои давнишние друзья — все они здесь. И здесь же князь, который тебе верит. И вот еще немного погодя ты встанешь за столом и все как есть расскажешь, потом Овчар все подтвердит. И что тогда? Вот то-то же! Душилу — под ребро. Беляя — под ребро. И… Р-ра! Вот будет славная охота!

И вот они уже приехали. Поднялись по крыльцу: князь, следом за ним Рыжий, а уже после остальные воеводы — эти скопом. Шли через сени — тоже чин по чину. А подошли к столу… И сразу толкотня! Ну и ладно. Рыжий, оттертый Растерзаем, сел между Клыном и Умором. Князь, увидав такое, поднял брови… Однако Рыжий тотчас подал знак — мол, это пустяки, — и князь смолчал. Завыл ухтырь, запели певуны — и дальше все опять пошло, как это шло всегда: пили за Дымск, за князя, за Равнину, за поход. Бобка плясал. И наконец…

Всезнай вскочил, провозгласил:

— За Рыжего! Он, первый воевода, поведет!

Все взяли миски, встали. Все… Нет, не все! Душила не вставал. Тогда не встал и Рыжий. Князь, воеводы, княжеские лучшие — стоят и ждут. Ждут. Ждут…