Люда Влассовская - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 43

— Так говорите же, какая награда заставляет вас возиться со мной? — нетерпеливо и раздраженно произнес больной.

— Успокойтесь, Андро. Вам вредно волноваться, — произнесла я, ласково кладя руку на его пылающий лоб, — я говорю не о денежной награде, нет! Одно сознание того, что я могу принести пользу страдающему человеку, уже есть великая награда для меня!

Он посмотрел на меня широко раскрытыми от изумления глазами и, помолчав немного, спросил:

— И в принесении пользы животному, значит, вы находите себе отраду, потому что и дед, и Тамара, и все люди считают Андро диким шакалом, свирепым туром, всем, чем хотите, но только не человеком…

— Вы слишком подозрительны, Андро… Вас никто не считает тем, что вы думаете… Напротив, все заботятся о вас… любят вас… хотя вы не заслужили этого вашим поступком, Андро… Ведь одна только жадность к деньгам руководила вами, когда вы кинулись в горящий дом Сторка!

— Сама судьба посылала мне золото; я не дурак, чтобы отказаться от него! — сверкнув глазами, произнес юноша.

— Золото могло сделать вас калекой, Андро…

— О, пускай! Пускай калекой — лишь бы богатым, — горячо возразил он. — О, вы не знаете всю силу золота, mademoiselle! Чтобы оценить его, надо стать богачом, каким я стал теперь…

— Ну и прекрасно… Вы богаты, Андро, и теперь остается только поправиться, чтобы умело воспользоваться вашим богатством! — сказала я спокойно, чтобы не раздражать спором больного.

— О, я и воспользуюсь им, — убежденно проговорил он. — Я смотрю иначе на вещи, нежели вы, mademoiselle! Пусть князь Кашидзе сыграл роль простого наемника Иринии Сторка, спасая из огня ее сокровища, но если он за это получает такую награду, то Бог с нею, с родовитой гордостью нашего дома! — неожиданно заключил он.

Долгий разговор утомил мальчика. Глаза его закрылись, и он откинулся на подушку головой. Я думала, что Андро заснул, но через минуту снова его легкий шепот достиг моего слуха:

— Mademoiselle! Правду ли вы сказали о том, что радость от сознания принесенной пользы ближнему может заменить золото?

— Вполне правду, Андро…

— Даже если бы ближний этот был душманом или грабителем?

— Даже и тогда, Андро, потому что облегчить страдания тех, кто приносит нам неприятности, значит отплатить добром за зло, а это лучшее благо…

— Значит, вы можете радоваться, mademoiselle, потому что принесли облегчение вору, так как я вор: я унес ваш медальон и часы тогда ночью…

— Я уверена, что вы только пошутили, Андро! — сказала я.

— О нет, это неправда, mademoiselle! Вы знали, что это была не шутка, и все же не пошли жаловаться на меня старику… Почему, mademoiselle!

— Потому что я не хотела вам причинять зла, Андро! Ваш дедушка строг и наказал бы вас за это!

— А-а! — протянул он как-то смущенно, — значит, в Гори нашлась одна добрая душа, не желавшая мне зла! Я был бы настоящим злодеем, если бы отплатил ей злом за добро. Mademoiselle, в кармане моего бешмета вы найдете ваши вещи. К счастью, я не успел еще распорядиться ими.

— О, благодарю вас, Андро! — вскричала я радостно и, быстро наклонясь к нему, поцеловала его горячий, влажный лоб.

Он с минуту лежал молча, потом, взглянув на него пристально, я увидела слезы в его громадных глазах.

— Mademoiselle Люда, — чуть внятно залепетали его губы, запекшиеся от жару. — Знаете ли вы, что я чувствую сейчас?

— Что, Андро?

— Я чувствую приближение Божьего ангела… и мне так хорошо, так светло теперь… У вас, наверное, была мать, mademoiselle Люда, которая целовала, крестила вас на ночь, баюкала на коленях, когда вы были ребенком. Она — ваша мать — радовалась вашими радостями, печалилась вашими печалями… Она играла с вами, и вы засыпали под звуки песни, которую она вам пела… И у меня была мать, mademoiselle Люда… Нарядная, ласковая, красивая! Но ее ласки принадлежали только сестре Тамаре; меня же она не ласкала никогда… Я был слишком шаловлив, дик, безобразен… Никогда-никогда она не касалась моего лба губами, как это сделали вы сейчас… И я не испытывал материнской ласки. А она была такая чудесная, ласковая и нежная к сестре! И за это я возненавидел Тамару… Когда мать умерла, нас взял к себе дедушка Кашидзе. Дедушка твердо держался мнения, что мальчик должен расти в строгой дисциплине и не знать роскоши. «Мужчина, — говорил дедушка, — обязан сам зарабатывать себе хлеб и прокладывать дорогу», — и поэтому сделал свое завещание в пользу сестры, ей одной решил оставить все свое состояние… Я рано понял цену золота, mademoiselle Люда… Грузинские и армянские юноши не хотели дружить со мной, потому что я был беден. Они смеялись над тем, что Бог не дал мне способностей и что я не могу научиться всему тому, что мне следует знать, как внуку князя Кашидзе… Я понял, что, будь я богат, они иначе бы смотрели на меня, и я возненавидел весь мир, mademoiselle Люда, а больше всех деда Кашидзе и сестру Тамару, как главных виновников моего несчастья… Я был очень несчастлив, но теперь я вполне вознагражден за все. Слава Святой Нине, покровительнице Грузии! Я богат, благодаря несчастью Иринии Сторка. У меня есть золото, mademoiselle Люда! И я могу купить на него себе друзей и приверженцев!

— Бедный Андро! — воскликнула я с непритворным сожалением. — Как ошибаетесь вы, дитя мое! Купленные друзья будут видеть в вас только ваше золото, но не душевные достоинства и ум.

— Так что же мне делать?! — вскричал он жалобно. — Научите вы меня, чтобы я не ощущал такого одиночества, как теперь. Вы первая приласкали меня, и я вам этого никогда не забуду! Теперь мне будет еще труднее прожить без ласки, mademoiselle Люда! Помогите мне, научите, что сделать, чтобы люди полюбили меня и не считали больше диким волчонком и хищным шакалом.

Он был так жалок в эту минуту, что невольные слезы выкатились из моих глаз и упали на его исхудалые щеки.

— Вы плачете, mademoiselle Люда! Плачете из-за меня, из-за бедного, негодного Андро? — прошептал глубоко потрясенный мальчик и вдруг, неожиданно схватив мои обе руки в свои, простонал, рыдая: — О, mademoiselle Люда! Вы — Божий ангел, прилетевший под нашу кровлю! Помирите меня с дедушкой, с сестрой Тамарой и с целым миром!

«Бедный ребенок, бедный мальчик, отнюдь не испорченный, но озлобленный и глубоко несчастный! Я сделаю для тебя все, что только будет в моих силах», — пронеслось в моих мыслях.

Я склонилась к его изголовью и говорила ему тихо и ласково все то, что, по моему мнению, он должен был делать.

— Будьте ласковым и преданным, Андро, — сказала я, — и своей покорностью и нежностью заставьте дедушку позабыть о всех прежних провинностях ваших и проступках!

И князь Андро обещал мне исполнить мои советы.

Он положил мою руку на свои больные глаза и затих, полный покоя, охватившего эту юную, пробужденную от долгого нравственного сна душу.

ГЛАВА X

Примирение

С этого дня князь Андро стал быстро поправляться. Он уже встал с постели и ходил по комнатам, опираясь на мою руку. Синие очки, надетые на его больные глаза, и до корней волос выбритая голова совершенно изменили внешний облик мальчика.

Но и внутренний его образ круто переменился. Тихий и молчаливый, бродил он по всему дому, стараясь возможно ласковее отвечать на вопросы, задаваемые ему сестрой и слугами. Деда он еще не видел после болезни: князь умышленно или случайно не попадался внуку на глаза, чтобы дать ему оправиться и окрепнуть.

Андро не приказывал больше слугам тем прежним требовательным тоном, к которому так привыкли все в доме. Напротив, его голос теперь звучал просительно и мягко.

Ко мне князь Андро относился исключительно. Он не благодарил меня за заботы о нем, не ласкался ко мне, но в его глазах, устремленных на меня, была видна такая беззаветная преданность, что один этот взгляд несчастного одинокого ребенка мог вознаградить меня за все, что я сделала для него.

И старик Кашидзе понял свою вину по отношению к Андро. Я передала ему весь разговор мой с юношей, и добрый, справедливый, хотя взбалмошный князь дал мне слово приласкать внука.