Покорившие судьбу - Кинг Валери - Страница 24

– Устала? – заботливо спросил он, когда они повернули обратно.

Она покачала головой.

– Ни капельки. Честное слово. Как замечательно, что ты привез меня сюда. В кои-то веки я могу вздохнуть свободно и не думать ни о каких неприятностях. Правда, я очень тебе благодарна.

Он с улыбкой повернулся к ней, их взгляды встретились. Казалось, весь предыдущий день сосредоточился в одном этом мгновении. Сверху на них падала тень от скалы. Она шагнула в его объятья так легко и естественно, словно делала это всю жизнь, и Эдвард, как и в прошлый раз, тотчас завладел ее ртом. Целуя ее, он развязал ленты у нее под подбородком, и, прежде чем она успела опомниться, ее белая шелковая шляпка полетела на траву. Пальцы Эдварда, ласкавшие ее шею, скользнули вниз, к груди, но она не отстранилась и не отвела его руки. Она хотела этого, хотела, чтобы Эдвард Блэкторн трогал и ласкал ее, как муж ласкает жену. Увы, она не могла быть его женой, и, возможно, именно поэтому позволяла ему то, чего не должна была позволять.

Летний день, жизнь со всеми ее невзгодами – все кануло куда-то, остались только прикосновения его губ, рук, языка. Словно мощный поток нес ее вперед. Прижав к себе голову Эдварда, она развязала ленточку у него на затылке и запустила пальцы в густые черные пряди. Ленточка упала на землю.

Тотчас он обнял ее крепче, и его поцелуи сделались более властными и горячими. Джулия ощущала всем телом, как он хочет ее, и ею владела одна-единственная мысль: Эдвард мой, мой, пусть всего лишь на минуту – но он мой! Ее пальцы скользнули под синий редингот, потом под застежку белой рубахи, слегка влажной от пота… Он застонал и снова притянул ее к себе.

– Джулия, милая… – шептали его губы.

Не в силах вымолвить ни слова, она лишь льнула к нему всем телом.

Неожиданно он перестал ее целовать и замер, не разжимая объятий. Стало слышно, что оба дышат с трудом.

– Что будем делать? – хриплым шепотом спросил он.

В голове у Джулии неожиданно замелькали мысли, которые она гнала от себя до сих пор: об отце, о лорде Питере, о заросшем бурьяном огороде. Она прижалась лбом к его груди. Безнадежно, бесполезно.

– Я придумаю что-нибудь, – сказал он. – Что-нибудь, чтобы мы могли быть вместе. – Он отклонился назад и, держа ее за плечи, долго всматривался в изумрудно-зеленые глаза. – Джулия, послушай меня. Ты должна мне верить. Я обязательно найду какой-нибудь выход, но мне нужно время.

– Я хочу тебе верить, Эдвард, очень хочу. Только времени у меня нет.

– Не может быть, чтобы твой отец совершенно разорился. Наверняка что-то еще можно спасти.

– Я… я не знаю. Но меня не оставляет ощущение, что моей семье грозит какая-то страшная опасность – словно мы стоим на краю высокого утеса и малейший ветерок может сбросить всех нас в пропасть.

– Как бы то ни было, – сказал он, все еще держа ее за плечи, – ты не выходишь ни за лорда Питера, ни за кого другого. С этой минуты ты моя… Впрочем, возможно, ты была моей еще в те времена, когда я катал тебя верхом.

– Или привязывал к дереву и понарошку сжигал? – Она улыбнулась сквозь слезы.

– Да, – сказал он и крепко прижал ее к себе. – Я люблю тебя, Джулия. Я люблю тебя.

– Я люблю тебя, Эдвард.

Они еще долго стояли обнявшись, потом, подобрав в траве белую шелковую шляпку и черную ленточку, двинулись назад по ущелью, но по пути больше смотрели друг другу в глаза, чем любовались красотами природы. Позже, когда они ехали в двуколке домой, Джулия витала среди грез. Ей представлялось будущее с Эдвардом: их семья, маленькая ферма, домик у моря. Он, разумеется, уйдет из армии, а она нарожает ему десяток детей.

Во время этой прогулки по ущелью Джулия словно бы впала в любовный столбняк, в котором пребывала до сих пор. Везде, куда бы она ни посмотрела, ей мерещились картины семейного счастья с Эдвардом.

Когда повозка в очередной раз подпрыгнула на колдобине и мелодия песни украсилась очередной визгливой руладой сестер, Джулия наконец вернулась к настоящему.

Бурый мерин тащился кое-как, но Эдвард не особенно его торопил. Он продолжал держать вожжи одной рукой, другая же его рука тем временем нашла пальцы Джулии и ласково сжала их.

– О чем ты думала? – спросил он. – Ты так долго молчала.

– О вчерашнем дне, – ответила она.

Он оглядел ее и улыбнулся.

– Ты просто чудо, Джулия. Мне ужасно хочется забрать тебя отсюда и увезти в Лондон. Мои друзья лопнули бы от зависти при виде такой красавицы. – Он мечтательно вздохнул.

Наконец повозка выехала на просторный луг. Густая высокая – по колено – трава расстилалась до самого подножия холмов, на которых Джулия и Элизабет играли когда-то с Эдвардом и его братьями. На пологих склонах между дубовыми и буковыми рощицами светились синие ковры колокольчиков. Посередине луга протекал ручей; около него Эдвард и остановил повозку. Когда он распряг мерина и собирался подвести его к воде, Каролина заявила, что сделает это сама и вдобавок протрет травой лошадиные бока.

– Лошади – моя слабость. Вы не представляете, как я горевала, когда папа распродал чуть не всю конюшню. Я ведь целыми днями не отходила от лошадей, так что Чилтон, наш конюх, уже не знал, куда от меня деваться.

Бурый мерин тряхнул головой, словно в подтверждение ее слов. Каролина завела его в прозрачный неглубокий поток, а Эдвард, по просьбе Элизабет, взялся за огромную корзину. Для девушек она оказалась слишком тяжела, хоть они и пытались поднять ее все втроем: Джулия за одну ручку, Элизабет с Аннабеллой за другую.

Отстранив Джулию, Эдвард без особых усилий опустил драгоценную ношу на траву.

Аннабелла радостно устремилась к корзине.

– Я умираю с голоду! – объявила она, откидывая крышку. – Кроме того, эти яблочные тарталетки всю дорогу так одуряюще пахли, что я едва дотерпела.

Из корзины были извлечены: холодная курятина; горячие пироги с голубиным мясом, обложенные нагретыми кирпичами в полотенцах; груши в лимонном сиропе; а также свежеиспеченный хлеб, сливочное масло, джем из куманики и упомянутые уже яблочные тарталетки. Еда казалась Джулии божественной. От свежего воздуха, пенистого вина и непринужденной беседы вся компания скоро впала в счастливое и умиротворенное состояние. Каролина то и дело принималась декламировать стихи – Вордсворта или Байрона, – но всякий раз прерывала себя на полуслове и тянулась то за ломтиком мягкого хлеба, то за грушевым десертом.

Когда полдник завершился и Аннабелла начала складывать посуду обратно в корзину, а Элизабет задремала у Каролины на коленях, Эдвард предложил сестрам подняться на холм и подышать лесным воздухом.

– Ой, правда, пойдемте, – с воодушевлением подхватила Джулия и, дернув за шелковые ленты под подбородком, забросила свою соломенную шляпку прямо в повозку.

– Что? – Элизабет сонно подняла голову. – Гулять в лес? После погуляем. Сейчас я хочу спать. – И снова уютно свернулась на сестриных коленях.

Зато Аннабелла немедленно захлопнула крышку корзины и подскочила на ноги.

– А я пойду, – объявила она и тут же шлепнулась на одеяло, потому что Каролина крепко ухватила ее за подол желтого с коричневым ситцевого платья и, видимо, не собиралась отпускать.

– Куда это ты собралась? – строго осведомилась она. – Ты что, забыла, что сейчас твоя очередь читать вслух? Вот и читай. – Она сунула Аннабелле в руки томик стихов.

– Но… – Аннабелла в растерянности уставилась на книгу.

– Ну ты же обещала! – ласково улыбнулась ей Каролина и обернулась к Джулии. – Ступайте! Аннабелла посидит с нами.

Только тут зеленые глаза Аннабеллы обратились к старшей сестре, и она зарделась от смущения.

– Да-да, конечно… ступайте! Я ведь и правда обещала Каролине. Просто… как-то вылетело из головы.

Джулия, которая, конечно, все поняла, не знала, сердиться ли ей на сестер или радоваться. Их хитрость была шита белыми нитками. Что подумает Эдвард? Он ведь может заподозрить, что она сама все подстроила. Впрочем, какая разница? Главное, у них будет возможность побыть вдвоем.