Вторая Нина - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 26

— Слушайте вы, как вас… Не смейте так говорить со мной, не смейте касаться моей руки… или… или… я выцарапаю вам глаза, клянусь Богом!

И кинулась вон из комнаты.

Глава шестнадцатая

СНОВА УЗНИЦА. ИЗ МРАКА К СВЕТУ И СНОВА МРАК. ИЗБАВЛЕНИЕ

Первым моим побуждением было бежать в башню к Гуль-Гуль, рассказать ей все и просить помощи. Но пока я намеревалась исполнить это, кто-то сзади сильно сжал мои локти, поднял на плечи и понес. Разумеется, это была Мариам.

Великанша втащила меня в мою комнату и тотчас вышла, заперев за собой дверь.

Я снова очутилась в заточении. На этот раз я уже не билась, не кричала и не выходила из себя в диком неистовстве. Я хорошо понимала все безрассудство подобного поведения. Меня охватило отчаяние, тихое, молчаливое отчаяние, которое доводит человека до состояния оцепенения, небытия. Что бабушка сказала правду, и меня завтра ждет отъезд с гадким, более того — отвратительным человеком в его Гурийское поместье, в этом я уже не сомневалась. Из своего окна, я видела как старый Николай открыл дверь покосившегося от времени сарая, вывел оттуда пару вороных лошадей и выволок огромный старомодный фаэтон. Экипаж он старательно вымыл, а лошадей принялся чистить скребницей. По двору пронеслась великанша с моим чемоданом на плече. Сомнений не было — меня увезут с зарей.

Я стиснула зубы в бессильном бешенстве.

Меня поведут во двор, лишь только небо зарумянится ранним восходом, поведут и посадят в фаэтон, — может быть, одну, может быть, с Николаем или великаншей. Доуров поедет подле верхом и… и…

Дальше я не могла думать. Мне казалось ужасным это насилие над моей судьбой, моей волей… Жить в чужой семье, учиться хорошим манерам и получить воспитание у чужих людей, чтобы стать в конце-концов женой ненавистного Доурова, — о, это было уже слишком! Уж слишком несправедливо, слишком безжалостно обходилась со мной судьба…

О, как я раскаивалась, вспоминая разговор в башне… Если бы я послушалась Гуль-Гуль и согласилась, чтобы Керим выручил меня из неволи! Но я гордо отклонила ее предложение. Я сказала, что меня никто не притесняет. Да разве я знала? Разве знал покойный папа о той участи, которая постигнет меня здесь, когда решился отдать меня под опеку бабушки? О, если бы только людям был дан дар предвидения, — я никогда не очутилась бы в этих старых развалинах с этими странными бессердечными людьми. Нет! Разумеется, нет! Или я сама виновата во всем? Виновата, что была слишком шумна, непочтительна и непокорна, и бабушке захотелось как можно скорей отделаться от меня? Может быть, она права по-своему, может быть… Но какое мне дело — права она или нет, я хочу избавиться от нее, от Доурова, от поездки в Гурию, избавиться во чтобы то ни стало! Хочу и не могу! Да, не могу! Не могу! Бог всесильный, Ты видишь мою беззащитность!..

Я упала головой на окно, возле которого стояла, и забылась…

Очнулась я на холодном полу под окном. Когда я подняла голову, бледный месяц заглядывал в комнату. Была ночь, чудно-прекрасная, дивно-таинственная кавказская ночь. Облака, принимая причудливые формы гигантов-людей, странных волшебных предметов и животных, медленно проплывали по небу. Глухой рев Терека казался еще воинственнее среди спящей природы. Как завороженная, вслушивалась я в голос воды, в котором то сливаясь воедино, то перебивая друг друга, звучали ропот и клич, смех и скорбное рыдание… И вдруг чуткое, напряженное ухо уловило какой-то неясный посторонний шум — звуки, явно чуждые речным завываниям… Источник этих звуков не за стенами, а в самом замке… Неужели кто-то осторожной, крадущейся походкой пробирается к моей комнате в тишине ночи?

Сердце тревожно забилось, глаза жадно всматривались в темноту. Неужели Гуль-Гуль! Неужели милая, отважная моя подружка, тщетно прождав меня в башне и не дождавшись, почувствовала грозящую мне опасность и спешит на выручку?

Милая, смелая красавица Гуль-Гуль! Спаси ее, Боже, от встречи с Доуровым или жителями замка. Спаси ее, милосердный Господь!..

Между тем шаги все-таки приближаются… Вот кто-то остановился у двери, трогает и чуть слышно поворачивает задвижку… Мое сердце замирает, на мгновение перестав биться. Дверь бесшумно распахивается…

— Керим! — облегченно вздыхаю я.

Да, это он, Керим-ага бек-Джамала, в своем обычном наряде, со своим гордым, независимым видом вождя горных душманов, каким я его узнала в пещере Уплис-цихе в ту темную грозовую ночь.

— Керим, вы?.. Здесь?.. Как неосторожно! — в волнении прошептала я, протягивая к нему руки.

— Не бойся, княжна, ничего не бойся… Керим у жены был… У Гуль-Гуль в башне. Жена сказала: княжна несчастна, по своим тоскует, по Гори… А в полдень Керим на Тереке уруса-офицера видел… Дурной человек этот урус. Хорошего от него ждать нечего. Вот и решил Керим на выручку к княжне пробраться. Жаль, что мои абреки далеко, помочь не могут. А то бы!.. — он загадочно улыбнулся, недобро сверкнув горящими глазами. — Помогли бы Кериму напасть на замок, схватить Доура и… Счастье уруса, что Керим не за местью к нему, не для канлы пришел. Его счастье. А теперь, княжна, тебе говорю — бежим. В Гори провожу тебя, хочешь? А не хочешь, — в Мцхет, где родные есть, туда и доставлю. Что тебе здесь, в замке, жить со старыми воронами да серыми мышами. Идем на волю, княжна. На заре будешь в Гори.

— Да, да! — прервала я восторженным шепотом его речь, — да, да, спасите меня! Спасите меня, ради Бога, Керим! А то… а то…

Задыхаясь от негодования и волнения, я рассказала, как решила поступить со мной старая княгиня.

Рассказ мой произвел на Керима тяжелое впечатление. Он выпрямился, ноздри его тонкого носа гневно раздувались, глаза засверкали бешеным огнем.

— Клянусь, в другое время он поплатился бы мне за это! — вскричал он, хватаясь за рукоятку кинжала, но разом поборов волнение, Керим заговорил, сжимая мою руку своей небольшой, но сильной рукой:

— Спеши, княжна… Время не ждет… Внизу у Терека мой конь пасется… До утра надо быть в Гори… Спеши! Спеши!

И, не выпуская моей руки, Керим повлек меня к двери.

Я не осмеливалась спросить, как он пробрался сюда, оставшись незамеченным Николаем и Мариам, которая, впрочем, почему-то не выходила в последние ночи на крышу. Я еле успевала за моим избавителем, минуя одну за другой темные, как могилы, комнаты замка. Вот мы почти у цели: еще один небольшой коридорчик — и мы окажемся в столовой замка, а там останется пройти самую незначительную и наименее опасную часть пути.

— Княжна удивляется, как попал Керим в жилые помещения замка? — раздался у самого уха голос моего спутника, будто угадавшего мои мысли, и мне послышалось, что голос дрогнул от сдержанного смеха. — Подземный ход ведет из башни, — тут же пояснил он чуть слышно, — в столовую замка ведет, сейчас его увидишь, сию минуту.

И, шепнув мне это, Керим толкнул крошечную дверцу, перед которой мы остановились.

В ту же минуту дикий, бешеный крик проклятия вырвался из его груди. Следом раздался выстрел. Керим, как подкошенный, упал навзничь.

Столовая была освещена потайным ручным фонариком. Перед самыми дверями стоял Доуров с дымящимся револьвером в руке, рядом с ним Николай и великанша, оба, — вооруженные кинжалами. Несколько поодаль находилась бабушка, вся — олицетворенное бесстрашие и гнев. Очевидно, они выследили бедного Керима, когда он пробирался в башню, и устроили ему ловушку.

Страх за моего бесстрашного избавителя, отчаяние, гнев на этих людей, устроивших на Керима облаву, как на дикого зверя, — все это разом закипело в моей душе.

— Вы ранены, Керим! О Боже, вы ранены! — прошептала я, опустившись на колени перед упавшим беком, с ужасом глядя на огромную лужу крови у его ног.

Доуров, очевидно, всадил весь заряд в колени, желая преградить врагу отступление.

Керим не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Лицо его белое, как мел, было искажено нечеловеческим страданием и злостью. Огромные горящие, как уголья, глаза не сдавались, грозя гибелью своему победителю-врагу. Но рука тщетно пыталась вырвать кинжал из-за пояса. Силы покинули его.