Прощайте, любимые - Горулев Николай - Страница 43

Все было как наяву. Сергей сидел с Верой в бомбоубежище института, смотрел на чуть тлеющую под потолком слабую электрическую лампочку и удивлялся тишине, царящей вокруг.

Странно, что они сидят здесь, когда над городом нет никаких самолетов.

— Пойдем отсюда, — зовет Веру Сергей.

— Куда? — удивленно смотрит на него Вера. — Там нас убьют.

— Чепуха, — шепчет Сергей. — Это все враки. Никаких самолетов нет. Пойдем ко мне домой. Я скажу родителям, что ты моя жена.

— Они и так знают... — говорит Вера.

— Я должен им сказать, и они поймут, потому что я не могу без тебя.

Они поднимаются и идут к двери. Их провожают удивленными и испуганными взглядами.

Сергей толкает дверь. Она неслышно открывается прямо в вестибюль. А в вестибюле, высоком и светлом, верхом на лошади сидит Милявский. Он в военной форме, и лошадь под ним взмыленная, беспокойная. Она то и дело становится на дыбы. Но Милявский натягивает поводья и успокаивает ее.

— Вы что, с ума сошли, в институт на лошади? — кричит Сергей и вскидывает винтовку.

— Не надо, Сережа, не убивай его, видишь, он в армию уезжает.

Они выходят на Ленинскую и идут по совершенно пустынному городу. Онемевшие от испуга дома смотрят на них черными глазницами. «А вдруг ни отца, ни матери не застанем», — думает Сергей, но поворачивать назад не хочется — там, наверное, еще скачет на своем Коне Милявский.

Они открывают дверь в квартиру Сергея и... что такое? Навстречу им поднимается отец Веры и говорит:

— Ну, наконец-то. А я все приготовил к вашей свадьбе. Вон и стол накрыт. Живите, будьте счастливы. — Отец обнимает Сергея и хлопает его по плечу.

Сергей удивленно смотрит на него — откуда у больного такая сила.

Сергей чувствует, что кто-то трясет его за плечо, и просыпается. Вокруг светло.

— Ну и ну! — говорит Федор. — Наполеон, чистый Наполеон. Уверен в исходе сражения и храпит.

— Что там?. — кивнув в сторону поля, спрашивает Сергей.

— Пока тихо. А я, брат, глаз не сомкнул. Боюсь, что ли?

— А я заснул незаметно, — признался Сергей.

В это время вдалеке послышался нарастающий гул моторов.

— Вот гады, опять на город идут, — сказал Федор. — Давай раскурим одну на двоих. Может, полегчает... — Он вынул папироску, прикурил и жадно затянулся.

Самолеты вынырнули из-за дальней опушки и наполнили все поле оглушающим ревом. Потом Сергей почувствовал, как вздрогнула земля, словно ее ударили чем-то тяжелым, и вслед за этим раздался взрыв. Один, второй, третий... Песок посыпался со стен окопа. Сергей до боли втискивал плечи в эту осыпающуюся стену, словно хотел слиться с нею.

Стоял сплошной грохот. Сергей не слышал, о чем кричал ему Федор, только видел, как тот отполз в сторону и упал на дно окопа вниз лицом, а Сергей не помнил, сколько продолжалась бомбежка, — ему казалось — целую вечность, и, когда самолеты улетели и над полем появились белые столбы разрывов — била артиллерия, — он даже приподнялся из окопа, с любопытством следя, как вырастают эти столбы то тут, то там. Казалось, сама земля выбрасывала вверх камни, осколки и белый дым, словно на ней проснулись дремавшие до сих пор небольшие вулканы.

По ходу сообщения бежал Валентин!

— Приготовиться! Сейчас пойдут в атаку! Приготовиться! Сейчас пойдут в атаку!

Сергею показалось, что Валентин очень испуган и повторяет эти три слова команды только для того, чтобы успокоить себя. Он пробежал по ходу сообщения туда и обратно и где-то застрял в окопе.

Наконец артиллерия утихла. Сергей почувствовал, что начинает привыкать к этому сплошному реву и грохоту. Не успели отгреметь снаряды, как на дальней опушке заревели моторы и на поле появились танки. Все ополченцы, как по команде, вскочили на ноги и прижались к брустверам окопов. Постреливая из пушек, танки направились к шоссе, где через противотанковый ров был наведен мост. Надрывно ревели моторы. Шла сила, которая завоевала почти всю Европу, а за 15 дней войны продвинулась на нашу территорию более чем на 500 километров. «Вот они какие... — подумал Сергей и замер. — А нам надо остановить их...» В это время сзади ударили орудия. Первый же снаряд подбил одну из машин. Она завертелась на месте, как заведенный волчок, а потом наклонилась и задымила. Сверху открылся люк, и выскочил танкист. Сергей вскинул на бруствер винтовку, прицелился и выстрелил. Как раз в тот момент, когда танкист спрыгнул на землю. Немец упал. Потом отполз немного и замер. Сергей не знал, чья пуля настигла танкиста, потому что одновременно раздалось несколько выстрелов. Стрелял кто-то из студентов и там, в правой стороне, куда рвались фашистские танки.

Потом задымил еще один и еще. Танки, рвавшиеся к шоссе, вдруг повернули левее, но тут перед ними был глубокий ров, и они начали его обходить, подставив артиллеристам боковую броню. Теперь ударили ближе — Сергей догадался, что стреляли противотанковые. Танки вспыхивали один за другим. На поле перед позициями их уже стояло больше десятка. Кто-то в студенческих траншеях не выдержал и закричал «ура». Возглас этот поначалу был каким-то неожиданным и неестественным. В нем были и страх отчаяния, и вздох облегчения, и радость, непомерная радость, с которой ничто не могло сравниться. Этот крик подхватили все студенты. И, словно услышав их, уходя от метких бронебойщиков, танки повернули к позициям студентов.

Студенты притихли. Но они уже знали, что танки с черно-белыми крестами можно остановить, и пусть они не очень-то пугают, стреляя из пушек в белый свет, как в копейку. «Привыкли к легкой жизни», — злорадно подумал Сергей, но в это время за его спиной раздался взрыв. Сергей упал на дно окопа, а когда поднялся, увидел — часть танков подвернула в густой ольшаник, а один, обойдя противотанковый ров, шел прямо на их траншею.

— Связки гранат! — раздался громкий голос Валентина. — Подготовить связки гранат!

А танк приближался, лязгая гусеницами, стреляя из пушки, видно, по позициям артиллеристов, но стоило кому-нибудь из ополченцев подняться над бруствером, как танк бил пулеметными очередями. Кто-то, кажется из первокурсников, побоялся подпустить его поближе и вскочил, чтобы метнуть связку гранат. Прогремела очередь, и, не выпустив из рук связки, парень рухнул в свою стрелковую ячейку. А через мгновение в ней прогремел оглушительный взрыв...

Сергей уже слышал, как подрагивали стенки его окопа. После трагической неудачи первокурсника никто не мог решиться на единоборство с танком. И когда казалось, что он навалится всей своей тяжестью на Сергея он метнул, не поднимаясь, на звук гусениц одну за другой две бутылки с жидкостью и упал на дно окопа.

— Горит, горит! — раздался над траншеей чей-то истошный крик.

Сергей приподнялся и увидел, как пламя от башни растекалось все ниже и ниже. Он стоял совсем рядом, ошалело вращая орудийной башней. Сергей для верности бросил под гусеницу связку. А потом выскакивали танкисты, и студенты открыли такую пальбу, словно перед ними было не три мишени, а по меньшей мере батальон. Стреляли от сознания побежденного страха. От боли первой утраты товарища, от неутоленного желания мстить.

Наконец наступила тишина. Удивительная, мертвая, до звона в ушах. Обе стороны ждали дальнейшего развития событий. Поскольку наши молчали, гитлеровцы решили, что дело сделано и остается закрепить достигнутый успех. Так, по крайней мере, подумал Сергей, когда увидел на шоссе командирскую машину, а за нею грузовики, в которых, как на параде, сидели автоматчики.

Сергей услышал позади какое-то движение. Кто-то бежал к нему по ходу сообщения. Сергей обернулся и обомлел от радости — пригибаясь, по траншее бежала Вера. Была она в солдатской гимнастерке, белой косынке с красным крестом, с тяжелой сумкой на боку. Сергей руками загородил ей проход, и Вера буквально упала ему на грудь.

— Ты?!

— Я.

— Какими судьбами?

— Потом. Раненые есть?

— Не знаю. Один убит... На кусочки... А может, и без кусочков.