Проклятие любви - Гейдж Паулина - Страница 72

17

В конце первого зимнего месяца Тейе покинула Малкатту. Когда новость о ее решении достигла Ахетатона, она получила восторженное письмо от фараона, осторожные приветствия от Эйе и ни слова от Нефертити. Царица решительно не хотела заглядывать в будущее. Пока управляющие целеустремленно шагали по коридорам дворца со свитками в руках, озабоченно хмурясь, а бесчисленные слуги носили и таскали, паковали и перепаковывали вещи, Тейе в последний раз поддалась очарованию Малкатты, растворившись в своих воспоминаниях. Сидя под балдахином у озера, она вспоминала, как ее, маленькую царевну, недавно избранную для уже тогда огромного гарема фараона, переправили через реку, чтобы она могла взглянуть на неокрашенные комнаты, взрыхленную, вперемешку с камнями землю, на надсмотрщиков с хлыстами, громко раздающих указания, и напряженные спины феллахов. Она стояла вместе с юной, стройной Тиа-ха и другими царевнами посреди удивительного великолепия покоев императрицы, пока еще никем не занятых, заложив руки за спину и устремив в потолок обведенные черной краской глаза, а Херуф описывал планы фараона относительно его нового дворца. Многие женщины были молчаливы и скованны, стараясь не думать о близости мертвых и о тех ночах, которые им предстояло провести отделенными только стеной от тех, кто лежал, упокоившись навеки в своих саркофагах. Тейе тоже молчала, но не от страха. Она размышляла, зачем ее супруг решил перенести двор с его древнего и почитаемого места на восточном берегу недалеко от Карнака. Человек с такой безграничной властью и богатством мог делать все, что ему захочется, однако это казалось бесцельной, нерациональной тратой золота и сил. В этот момент она спиной почувствовала взгляд и, обернувшись, увидела, что молодой фараон, окруженный своими управителями, смотрит на нее. Ей следовало немедленно отвести взгляд, но вместо этого она в свою очередь принялась рассматривать его. Хотя брачный договор был скреплен печатью, и она находилась в гареме уже больше месяца, она еще не подходила к своему супругу ближе, чем на расстояние, которое пролетит брошенный камень. К тому же они виделись лишь на официальных торжествах. Теперь он повелительно поманил ее пальцем. Она храбро подошла к нему, рухнула на землю у его ног и не двигалась, пока палец ноги легонько не подтолкнул ее в ухо. Поднявшись, за спиной фараона она увидела отца. Он важно подмигнул ей.

– Царевна Тейе, что там такого интересного на потолке? – поинтересовался фараон.

– Вовсе ничего, божественный Гор, – ответила она, застигнутая врасплох. – Я даже не думала о потолке.

– Ясно. И о чем же думают маленькие девочки, глядя в небеса с раскрытым ртом?

Его свита засмеялась.

Тейе вспыхнула. Проявляй с ним твердость, наставлял отец в те дни, когда ее готовили стать царской женой. Не будь покорной. Ты не так красива. Если хочешь пленить его, ты должна показать свой характер.

– Я размышляла, Могучий Бык, почему это великий правитель захотел построить дворец здесь, когда у тебя уже есть вполне хороший дворец на восточном берегу. Ты доставляешь своим женщинам, своим управителям и всем иноземным посланникам огромные хлопоты с переездом.

– Да, и при этом наслаждаюсь каждым моментом. Херуф! – Хранитель дверей гарема протиснулся вперед и поклонился. Аменхотеп указал на Тейе. – Сегодня эту, но прежде лучше заткни ей рот. Иуйя, не знаю, как ты ее воспитывал, но, верно, не много истратил на обучение. Она дерзкая.

Однако, когда дворец был успешно закончен и готов к заселению, именно Тейе переехала в роскошные покои императрицы. Теперь она улыбалась, снова слыша его голос, вспоминая и свою робость, и решительность. Если богам будет угодно, Сменхара переедет обратно, когда наступит его время стать воплощением бога, и, возможно, Мериатон будет распаковывать свои сундуки там, где маленькой непокорной девчонкой стояла сама Тейе. Мысль о пустой и медленно разрушающейся с годами Малкатте была чересчур болезненной. Задолго до того, как наступил день отправления, она до дна осушила чашу воспоминаний, живущих в каждой комнате, и ступила на сходни ладьи, не оглянувшись.

Она путешествовала в одиночестве. Сменхара и Бекетатон плыли на ладье, идущей следом, и Тутанхатон с няньками – в следующей. За царскими ладьями тянулись друг за другом в быстром течении дюжины судов со слугами и домашним скарбом на борту. С обеих сторон располагались военные ладьи, в которых плыла стража Тейе. День был прохладный и ясный. Приятный ветерок задувал с севера, натягивая паруса и высушивая весла, он перебирал короткие зеленые колосья и шелестел в свежей зимней листве. Музыка и щебетание женщин гарема, наблюдавших за отбытием императрицы с крыши своих покоев, вскоре стихли, сменившись плеском воды о борта и ритмичными покрикиваниями надсмотрщика, задававшего неспешный ритм гребцам. Тейе, удобно устроившись на палубе под навесом, взглянула на восточный берег и позвала Хайю.

– Почему толпы собрались на пристанях Фив? Сегодня день бога? Я не слышу, чтобы они кричали что-то.

– Сегодня не день бога, если только нет праздника в честь какого-нибудь местного божества, – ответил Хайя. – Они собрались посмотреть на твой отъезд, царица.

Тейе задумчиво посмотрела на них. Воздух был туманным от зимней влажности, а ее ладья держалась западного берега, поэтому она не могла разглядеть в толпе отдельные лица, но все они были, без сомнения, печальны. Несколько маленьких ветхих суденышек были пришвартованы у пристани, но большинство причалов были пусты, и некоторые, как заметила Тейе, уже подгнили, накренившись к воде. Много времени прошло с тех пор, как она отваживалась покидать пределы Малкатты.

– Опусти занавес, – велела она. – Я перейду внутрь. У них нет права так разглядывать богиню.

Но не успела она откинуться на подушки, разбросанные в золотистом полумраке кабины, как услышала громкий окрик, и ладья остановилась. Она подождала. Через некоторое время сквозь занавес к ней обратился кормчий:

– Царица, это лодка из Карнака. Верховный жрец просит принять его.

– Пусть поднимется на борт.

Я отказываюсь считать себя виновной за судьбу Фив, – думала она, слыша, как Мэйя взбирается на ладью. – Городу просто нужно подождать немного.

На занавес упала тень.

– Можешь поднять занавес и встать на колени там, – сказала она. – Почему ты не приехал в Малкатту, Мэйя? Я недовольна.

Занавес поднялся, и она увидела бледное, удрученное лицо верховного жреца.

– Императрица, мы в Карнаке не могли поверить, что ты действительно покинешь нас. Если ты уедешь, чья же божественность будет хранить нас? Амон, несомненно, спит!

– Может быть, ему нужно отдохнуть, – неприветливо бросила Тейе, но потом отругала себя за легкомыслие. – Мэйя, – мягко сказала она, – фараон нуждается во мне. Ты не понимаешь всей сложности ситуации. Все, что ты видишь сейчас, – это пустой храм и обнищавшие Фивы. Я приказываю тебе набраться терпения и преданно заботиться об Амоне. Я не отзываю свое покровительство. Это все.

Он склонил голову и опустил занавес. Она слышала, как он перебрался на храмовую ладью, потом кормчий отдал приказ, и судно закачалось. Но еще много тысяч локтей она тягостно размышляла, представляя себе удрученное лицо верховного жреца и страдания многих несчастных, которых она бросала на произвол судьбы.

И все же она наслаждалась видом своего любимого Египта, проплывающего мимо во вдохновенном блаженстве новой зимы. Иногда ладья шла на веслах, но чаще течение само быстро несло их вперед, и нужно было только участие кормчего. На ночь они приставали в пустынных бухтах. Зажигали факелы, расстилали ковры, и она ужинала с детьми под громкое пение лягушек, прячущихся в иле, и отдаленный рев бегемотов на болотах. Ночи были прохладные. Тейе хорошо спалось под грудой одеял в маленькой кабине, куда все же проникал свежий, чистый воздух. Врачеватель предупреждал ее, что не стоит купаться в зимней реке, поэтому каждое утро она сидела на палубе в шерстяном плаще, вкушая раннюю трапезу и глядя, как Сменхара, ловя ртом воздух, плещется на мелководье, прежде чем присоединиться к ней.