Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 1 - Афанасьев Александр Николаевич - Страница 83

83

Ета падходзиць ён — мядзведзь — к няму близка, к самому ка пню. Мядзведзь е?тага и ни внываиць[694], що цалавек стаиць; ён думаиць, що ета пень стаиць, и падходзиць к няму близка. Ён сийцас са пня, и цап яго за ву?ши, и схватив; ета схватив и притиснув к зямли яго. Мядзведзь думаиць: що таке?й, и хацев паправитца; ну вуж по?зна ён яму и папя?сца[695] ня дав, узяв яго етай аброттю забратав[696] и дамо?в повёв. И вёв ён яго дамо?в, мядзвездь какоя дзерива захвациць — з корним вароциць. Ну, и привёв ён яго дамо?в, привязав сиред двара к сталбу и приходзиць у вызбу. «Ну ты, госпадзи, — гаво?риць, — какая лошадзь, дзедушка, разъелась! Как я умарився, тянумши яе дамо?в!» Дзед вышав на двор и вжахнувся[697]. «Пасматри-тка, — гаво?риць, — доц мая любезная, що твой сынок, а мой унуцык здзелав» — и кольки время дзивавилися яны. Ён ‹внук› гаво?риць: «Ни дзивуйцися, а гаво?рьти, що мы над етай лошаддю дзелаць будзим, как яна сильна дужа, и що на ёй рабатаць?» — «Вази, — кажиць дзед, — унуцык, дро?вы».

Взяв ён етага мядзведзя и запрёг яго у цялегу, и панёс ён вазиць дро?вы на мядзведзю, и у три дня усе цыста[698] загрузив, абклав кругом усё сяление. Етим прицетникам ни выйци, ни выихаць; усё загрузив цыста! И приходзяць ети прицетники к етаму свящельнику и гаво?рюць: «Дзе хоцьте дзеньте яго, щоб ён ня быв; що ж ета за аказия, що у три дни усё сяло загрузив, ни выйци, ни выихаць никак нивазможна». — «Ах, доц мая, — гаво?риць дзед, — що мы будзим дзелаць! Жалка табе сына, а мне унука; ну ж по?шлим яго, куды хош ён — туды и ступай!» Ну, призываиць ён к сабе унука и гаво?риць: «Ну, унук мой любезнай, приходзяць прицетники з прозьбай; жалка мне цибе а ступай ты, унуцык, куда ты уздумав, на все цатыри стораны». — «Эх, дзедушка мой любезнай! Вы б давно и сказали мне евта, я и пашов бы, никольки ня медлимши. Матушка мая любезная! Спяки мне каравашицку»[699]. Маць яго спякла яму каравашицку, улажила у хатомацку[700].

Вставав ён ранёшинька, вмывався бялёшинька. Узяв ён евту хатомацку, надзев яе на плецы, блаславився: «Матушка мая любезная и дзедушка мой радзимай, блаславице на пуць, на дарогу». Памалився ён богу и пашов, и вышав ён у цыста поля, и наставив[701] ён ни пуцём, ни дарогай, и наставив ён ляса?м дрямуцым, грязям тапу?цым, и ишов ён семь дён без полдён, рот на апашку и язык наатмашку; вышав ён у тридзевятую землю, у тридзесятая чарства, и выходзиць ён у цыстая поля, у крутые горы, — и гуляиць Гарыня-багатырь и горы капком[702] капаиць. Приходзиць Надзей, папов унук, к няму и гаво?риць: «Бог помаць, Гарыня-багатырь! Куды какая в цибе сила нязметная. Как ты, — гаво?риць, — гарам капаишь, как шулугу?» А ён гаво?риць яму: «Эх, — гаво?риць, — удал моладзиц! Ни вдивляйся ты маей сили. В тридзевятай земли, у тридзесятам чарстви, — гаво?риць, — как ёсь Надзей, папов унук, так у таго ня евтакая сила! Как привёв ён мядзведзя з лесу, да на мядзведзи усё цысто сяло загрузив. Яго, — гаво?риць, — во?ран кастёв ни заносиць, добрай маладой конь ни завозиць!» А ён гаво?риць: «Ах, брат Гарыня-багатырь! Ни во?ран кости заносиць, а сам добрай моладзиц заходзиць». А ён гаво?риць: «Ах, брат, тык евта ты Надзей, папов унук! Вазьми, брат, мяне у мяньшие братья». Ён яго и узяв, и яны многа хадзили, и многа багатырёв пабядзили, и многа гарадов захвацили; патом яны пажанились и багата жили.

Летучий корабль

№144[703]

Был себе дед да баба, у них было три сына: два разумных, а третий дурень. Первых баба любила, чисто одевала; а последний завсегда был одет худо — в черной сорочке ходил. Послышали они, что пришла от царя бумага: «кто состроит такой корабль, чтобы мог летать, за того выдаст замуж царевну». Старшие братья решились идти пробовать счастья и попросили у стариков благословения; мать снарядила их в дорогу, надавала им белых паляниц[704], разного мясного и фляжку горелки и выпроводила в путь-дорогу. Увидя то, дурень начал и себе проситься, чтобы и его отпустили. Мать стала его уговаривать, чтоб не ходил: «Куда тебе, дурню; тебя волки съедят!» Но дурень заладил одно: пойду да пойду! Баба видит, что с ним не сладишь, дала ему на дорогу черных паляниц и фляжку воды и выпроводила из дому.

Дурень шел-шел и повстречал старика. Поздоровались. Старик спрашивает дурня: «Куда идешь?» — «Да царь обещал отдать свою дочку за того, кто сделает летучий корабль». — «Разве ты можешь сделать такой корабль?» — «Нет, не сумею!» — «Так зачем же ты идешь?» — «А бог его знает!» — «Ну, если так, — сказал старик, — то садись здесь; отдохнем вместе и закусим; вынимай, что у тебя есть в торбе». — «Да тут такое, что и показать стыдно людям!» — «Ничего, вынимай; что бог дал — то и поснедаем!» Дурень развязал торбу — и глазам своим не верит: вместо черных паляниц лежат белые булки и разные приправы; подал старику. «Видишь, — сказал ему старик, — как бог дурней жалует! Хоть родная мать тебя и не любит, а вот и ты не обделен... Давай же выпьем наперед горелки». Во фляжке наместо воды очутилась горелка; выпили, перекусили, и говорит старик дурню: «Слушай же — ступай в лес, подойди к первому дереву, перекрестись три раза и ударь в дерево топором, а сам упади наземь ничком и жди, пока тебя не разбудят. Тогда увидишь перед собою готовый корабль, садись в него и лети, куда надобно; да по дороге забирай к себе всякого встречного».

Дурень поблагодарил старика, распрощался с ним и пошел к лесу. Подошел к первому дереву, сделал все так, как ему велено: три раза перекрестился, тюкнул по дереву секирою[705], упал на землю ничком и заснул. Спустя несколько времени начал кто-то будить его. Дурень проснулся и видит готовый корабль; не стал долго думать, сел в него — и корабль полетел по воздуху.

Летел-летел, глядь — лежит внизу на дороге человек, ухом к сырой земле припал. «Здоров, дядьку!» — «Здоров, небоже». — «Что ты делаешь?» — «Слушаю, что на том свете делается». — «Садись со мною на корабль». Тот не захотел отговариваться, сел на корабль, и полетели они дальше. Летели-летели, глядь — идет человек на одной ноге, а другая до уха привязана. «Здоров, дядьку! Что ты на одной ноге скачешь?» — «Да коли б я другую отвязал, так за один бы шаг весь свет перешагнул!» — «Садись с нами!» Тот сел, и опять полетели. Летели-летели, глядь — стоит человек с ружьем, прицеливается, а во что — неведомо. «Здоров, дядьку! Куда ты метишь? Ни одной птицы не видно». — «Как же, стану я стрелять близко! Мне бы застрелить зверя или птицу верст за тысячу отсюда: то по мне стрельба!» — «Садись же с нами!» Сел и этот, и полетели они дальше.

Летели-летели, глядь — несет человек за спиною полон мех хлеба. «Здоров, дядьку! Куда идешь?» — «Иду, — говорит, — добывать хлеба на обед». — «Да у тебя и так полон мешок за спиною». — «Что тут! Для меня этого хлеба и на один раз укусить нечего». — «Садись-ка с нами!» Объедало сел на корабль, и полетели дальше. Летели-летели, глядь — ходит человек вокруг озера. «Здоров, дядьку!» Чего ищешь?» — «Пить хочется, да воды не найду». — «Да перед тобой целое озеро; что ж ты не пьешь?» — «Эка! Этой воды на один глоток мне не станет». — «Так садись с нами!» Он сел, и опять полетели. Летели-летели, глядь — идет человек в лес, а за плечами вязанка дров. «Здоров, дядьку! Зачем в лес дрова несешь?» — «Да это не простые дрова». — «А какие же?» — «Да такие: коли разбросить их, так вдруг целое войско явится». — «Садись с нами!» Сел он к ним, и полетели дальше. Летели-летели, глядь — человек несет куль соломы. «Здоров, дядьку! Куда несешь солому?» — «В село». — «Разве в селе-то мало соломы?» — «Да это такая солома, что как ни будь жарко лето, а коли разбросаешь ее — так зараз холодно сделается: снег да мороз!» — «Садись и ты с нами!» — «Пожалуй!» Это была последняя встреча; скоро прилетели они до царского двора.

вернуться

551

Не унывает.

вернуться

552

Поправиться.

вернуться

553

Надел о?броть — зануздал.

вернуться

554

Ужаснулся.

вернуться

555

Чисто.

вернуться

556

Коврига хлеба.

вернуться

557

Котомку.

вернуться

558

Направился.

вернуться

559

Ногою.

вернуться

995

Записано в Пирятинском уезде Полтавской губ. AT 513 В (Летучий корабль). В AT учтены тексты, записанные в ряде стран Европы, преимущественно в восточной ее части, и на французском, английском языках в Северной Америке; отмечены также записи, сделанные в Вест-Индии от негров. Русских вариантов — 7 (не считая сказки сборника Афанасьева, которая вероятно является переводом с украинского), украинских — 7, белорусских — 1. Сюжет связан с такими древними сказками Востока, как «Шестеро побратимов» индийского сборника «Двадцать пять рассказов Веталы» и переведенного с санскрита тибетского сборника «Игра Веталы с человеком». Высказывалось в научной литературе предположение, что сюжеты о чудесных искусниках и о летучем корабле первоначально сложились в гомеровско-микенскую эпоху, приблизительно в VII в. до н. э. (Liungman, S. 135—138). Для большинства украинских, русских и белорусских сказок типа 513 В, для многих латышских, литовских и некоторых других характерно такое, как и в сказке сборника Афанасьева, начальное развитие действия. Иную завязку имеет западноевропейская разновидность типа 513 В, которая представлена, например, известной сказкой бр. Гримм «Птица Гриф». Приведенный Афанасьевым в примечании вариант окончания сказки напоминает сюжет «Деревянный орел» (AT 575), генетически связанный с сюжетом о летучем корабле и получивший особенно яркую, подробную разработку в «Тысяче и одной ночи» (ночи 357—370). Русских вариантов типа 575 — 23, украинских — 5, белорусских — 1. В сноске Афанасьев отметил: «К сожалению, записавший сказку не подорожил малороссийским текстом и передал ее на великорусском наречии». Однако имеется украинский текст (Рудченко, II, № 25), дословно совпадающий с текстом Афанасьева. Источник последнего не выяснен. Вариант второй задачи царя (с. 255): «Съешь за один раз столько хлеба, сколько в сорока печах будет испечено». Вариант окончания сказки: «Царь задает дураку разные задачи, он исполняет их с помощью своих необыкновенных товарищей; наконец приказал царь вырыть глубокую яму, налить ее горячею смолою и поверх протянуть веревку. Говорит дураку: «Пройди взад и вперед!» — «Я не сумею; покажи, как делать». Царь стал на веревку, а дурак выхватил меч и перерубил ее; царь повалился в горячую смолу. Тут набежала стража, подхватила виновного и повела на виселицу. Дурак начал просить, чтобы позволили ему в последний раз перед смертью поездить на своем крылатом коне. Судьи позволили; он сел на коня, конь поднялся на воздух и понес его на родину. Увидела это царевна, ударилась оземь, обратилась голубем, догнала дурака, села с ним вместе: «Возьми меня с собою; я иду за тебя замуж». Долго летели они, захотелось дураку отдохнуть, он остановил коня и спустился на чистое поле. «Ложись ко мне на колени, — говорит царевна, — я у тебя в голове поищу». Он лег и крепко уснул; царевна положила его голову на кочку, а сама села на лошадь и воротилась в свое царство взять свои драгоценные вещи. Как скоро дурак проснулся да увидал, что нет ни коня, ни царевны, то горько восплакал: «Вот когда пропал я, несчастный!» Глянул на небо, а царевна назад летит; спустилась, посадила его, и полетели вместе куда надо. После обвенчались и стали жить-поживать, добра наживать».

вернуться

560

Лепешки (Ред.).

вернуться

561

Топором.