Бремя прошлого - Адлер Элизабет - Страница 16

Подрастая, Лилли становилась все более бесшабашной, задиристой и кокетливой. Сил говорила, что Лилли никогда не думала о последствиях своих выходок, но зато потом ее раскаяние бывало поистине безграничным. Слезы, рыдания, клятвы, что она больше не будет так вести себя.

В доме перебывало множество гувернанток из самых разных стран Европы, но ни одна не задержалась надолго. Найти новую гувернантку с каждым разом становилось все труднее, так как об ужасных проделках детей Молино судачили во всех гостиных Лондона.

Сил рассказывала, что они подкладывали колючки в постели гувернанток, бросали мышей в молоко, натягивали веревки поперек галереи, чтобы они споткнулись, и многое другое.

Дурная слава Лилли быстро распространилась в округе. Слуги рассказывали знакомым об ее выходках, на ее счет посмеивались мужчины в кабачках, а женщины собирались кучками, чтобы посплетничать о ней. Лилли была для них вроде кинозвезды: красивая, знатная и богатая.

Однако назвать ее злой было нельзя. Сил говорила, что Лилли всегда была добра к деревенским детям. Никогда не задирала нос, давала покататься верхом на своем пони и угощала их ирисками. Дети ее просто обожали и хвастались ее вниманием.

При всем ее легкомыслии и необузданности у Лилли, как и у ее матери, было доброе сердце, и ее было легко растрогать.

– Теперь вы знаете основное о том далеком времени, – сказала я своим новым друзьям. – Завтра, после обеда, обещаю рассказать вам о Лилли и Финне О'Киффи.

Пожелав им спокойной ночи, я ушла в свою спальню.

12

Эдди Шеридан подложил в камин полено и повернулся, чтобы посмотреть на Шэннон, сидящую в кресле. Лицо ее было бледным, а под прекрасными серыми глазами лежали тени. Ее рыжие волосы вспыхивали красными бликами от огня в камине. В своем длинном черном платье она выглядела строгой и печальной.

– Должно быть, последние несколько месяцев были действительно трудными для вашего отца? – заметил он.

Шэннон кивнула:

– Но папа всегда говорил, что Киффи могут выжить в любой ситуации, и я не могу смириться с мыслью, что его нет.

Они замолчали, глядя на занимавшееся огнем полено в камине. Потом Шэннон спросила:

– Зачем вы сюда приехали?

– У меня здесь коттедж, рядом с Белым Домом. – Эдди пожал плечами. – Там долгие годы никто не жил. Я вырос в Калифорнии, и иногда мы приезжали сюда, правда, очень редко. Моя голова была слишком забита колледжем, Беркли, а потом и Театральной школой Йельского университета. Видно, я иду по стопам своего прадеда, Нэда Шеридана.

– Вы на него очень похожи. – Шэннон в смущении залилась краской. – Я должна кое в чем вам признаться. Я осмотрела дом Нэда. Дверь была открыта, я не смогла удержаться и вошла. И похитила его фотографию. Теперь она у меня. Может быть, мне следует вернуть ее вам? В конце концов, вы полноправный владелец дома.

– Храните ее у себя, – улыбнулся Эдди. – Так, стало быть, вы хотите побольше узнать о Лилли и Нэде?

– И выяснить, кто убил моего отца.

Ошеломленный, Эдди посмотрел на Шэннон:

– Но возможно ли это?! Разве его убили?!

– Думаю, что да, но мне никто не верит. Кроме Моди и Бриджид. А почему вас интересует Лилли?

– Видите ли, ее имя с детства связано у меня с какой-то зловещей тайной. Ее образ незримо присутствует в нашей семье. Я здесь для того, чтобы окончательно разобраться в этой темной истории.

– Вы имеете в виду слух о том, что Лилли разорила Нэда?

– В том числе и это.

Эдди откинулся на подушки дивана и задумался, сцепив руки за головой.

– Дело в том, что я стал мечтать о профессии актера после рассказов моего деда о Нэде Шеридане и его романтической судьбе. Грэмпс говорил, что он был великолепен на сцене. Мог заставить публику лить слезы, а через минуту вызвать у нее гомерический смех. Он был одной из звезд Бродвея. Но прежде чем к нему пришла слава, он годами скитался по пыльным театрам самых мелких городков по всей Америке. В одном из них он встретил мою прабабушку Джульетту. Ее нельзя было назвать хорошенькой – я видел ее фотографии, но Грэмпс говорил, что на сцене она преображалась в настоящую красавицу. Она была актрисой школы великой Сары Бернар и Эллен Тери, а Нэда можно было сравнить с Оливье; их игра зачаровывала зрителей.

Эдди печально вздохнул и улыбнулся Шэннон.

– Да, это было время… Я иногда думаю, что, может быть, я родился не в свою эпоху, что мне следовало жить тогда, когда жил мой прадед Нэд.

Мой дедушка, Грэмпс, был их единственным сыном и никогда не хотел быть актером. Он говорил, что ненавидит постоянные переезды и хлопоты, тяжбы с агентами и менеджерами, конфликты с другими актерами. Все это ему претило. Он мечтал о собственном доме, где все они жили бы вместе. И, в конце концов, дом появился. Даже два: прекрасный дом на Лонг-Айленде, ставший продолжением театра – те же люди, та же вечная суматоха, та же борьба. И Белый Дом в Сконсете, где Нэд с друзьями отдыхали и веселились.

Грэмпс говорил мне, что всегда в воспоминаниях Нэда присутствовала эта таинственная Лилли Молино. Джульетта была капризной женщиной, и каждый раз, когда они с Нэдом ссорились, что бывало нередко, его мать кричала, что во всем виновата Лилли Молино, что Нэд по-прежнему в нее влюблен, и стоит ей только поманить его, как он побежит за нею. И она была права. Сам Нэд понимал это и говорил, что Лилли его погубила.

«Но как, Грэмпс, каким образом?» – спрашивал я, цепляясь за каждое его слово. Но старик качал головой: «Все это слишком сложно, чтобы такой безусый юнец, как ты, мог это понять». Так я от него ничего и не добился.

Это сводило меня с ума, – продолжал Эдди. – Я даже не знал, как выглядела Лилли. И так и не узнал, кем она была, потому что никто не хотел о ней говорить. Потом, когда мне было одиннадцать лет, умер папа, так и не объяснив мне, что тогда происходило, а затем и Грэмпс. А Мом вообще ничего не знал об этом. И в один прекрасный день я поклялся себе в том, что, когда вырасту, обязательно докопаюсь до истины, чтобы полностью удовлетворить свое любопытство. Если и существует какая-то семейная тайна, то я обязан знать, в чем она заключается.

Я начал с семейных архивов и именно там наткнулся на имя Лилли и адрес в Бостоне, на Бикон-Хилл. Я отправился туда, но прошло слишком много лет, и из моих тамошних собеседников никто о ней даже ничего не слышал. Другим адресом, который я обнаружил на письме Сил к Нэду, была Арднаварнха. И вот я здесь… – развел руками Эд.

– Я могу сказать вам, как выглядела Лилли, – заметила Шэннон. – Она была красавица. Может быть, поэтому к ней и ревновала ваша прабабушка Джульетта. У нее были длинные, черные, вьющиеся волосы, ослепительные голубые глаза и чувственный рот. Весь вид ее говорил о том, что это была избалованная, сексапильная, богатая девушка. И привыкшая все делать по-своему. По крайней мере, такой она казалась в семнадцать лет, когда был написан портрет.

– Так расскажет ли нам все-таки мисс Моди о том, что тогда происходило? Или просто будет дразнить нас отдельными подробностями, чтобы навсегда заточить в Арднаварнхе?

Шэннон рассмеялась:

– Что до меня, то я была бы счастлива стать пленницей в Арднаварнхе. Могу понять, почему Лилли не хотела уезжать отсюда. Это райский уголок!

Она встала, собираясь попрощаться с Эдди.

– Как-то странно: мы говорили весь вечер о Лилли, но ни словом не обмолвились о том, что было в ее душе.

– Душа Лилли… – задумчиво произнес Эд, шевельнув щипцами полено, из-под которого вырвался сноп искр. – А вы уверены в том, что у нее была душа?

Они вместе поднялись по лестнице. У самой комнаты Шэннон Эдвард взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. Они улыбнулись, явно довольные друг другом.

– Спокойной ночи, Ромео, – прошептала Шэннон, открывая дверь в свою комнату.

– Шэннон, – громким шепотом окликнул он ее.