Бремя прошлого - Адлер Элизабет - Страница 74

Как конгрессмен от Бостона, Дэн ежедневно читал все массачусетские газеты и просто не мог пропустить сообщения о внезапной кончине одного из самых знаменитых бостонских ученых, к тому же принадлежавшего к одному из лучших семейств Бостона. Он с завистью читал о научных достижениях Джона Портера Адамса, его ученых степенях, полученных в Гарварде и Оксфорде, и о почестях, возданных ему коллегами, потому что единственное, что его всегда мучило, так это то, что у него не было образования.

Читая отчет о похоронах в «Бостон геральд», он узнал, что список присутствующих возглавляла госпожа Лилли Адамс и что там же был знаменитый актер Нэд Шеридан, пришедший поддержать ее в горе. А позднее Дэн вычитал в небольшой газетенке, что госпожа Адамс, родившая сына всего за несколько дней до смерти мужа, была не кем иным, как Лилли Молино из Ирландии, а также что она бывшая экономка господина Адамса, унаследовавшая его огромное состояние.

Дэн отодвинул обитое потертой кожей кресло, положил ноги на свой письменный стол, сдвинул на затылок котелок и задумчиво уставился в пространство. Так. Значит, Лилли Молино вернулась, чтобы снова преследовать Финна, разве нет? Он схватил газету и перечитал снова все сказанное об ее роскошном доме на Маунт-Вертон-стрит, о том, что ее покойный муж умер в возрасте шестидесяти лет и что его сын родился всего за несколько дней до его смерти.

Дэн помнил, что дом Финна стоял на углу Маунт-Вертон-стрит, и задумался над этим совпадением. Разумеется, его брат Финн не мог, живя так близко от Лилли, не встретиться с нею. Но он никогда ему об этом не говорил. Финн жил своей собственной деловой жизнью в Нью-Йорке. Насколько было известно Дэниелу, через его руки прошла целая вереница блестящих леди, но за все годы с его губ ни разу не сорвалось имя Лилли. Он не знал, превратилось ли пламя его любви в ненависть, или полностью выдохлось, но одно знал твердо: он, Дэн, повидается с Лилли.

Несмотря на то, что Лилли заполнила цветами огромный молчаливый дом на Маунт-Вертон-стрит и поддерживала яркий огонь в камине, сидя одна за ужином в освещенной свечами столовой, он по-прежнему казался гробницей всех умерших Адамсов, а не веселым домом нового сына и наследника, которому суждено носить их имя. Потому что, как кратко объяснил Финн, когда снова привел ее жизнь к нулю, у нее не было никакой возможности доказать, что этот ребенок не был сыном ее мужа. Но насколько она не желала признавать своего первого сына, настолько обожала второго. Порой, когда особенно бесконечно тянулись дни ее одиночества, Лилли думала, что ей не для чего было бы жить, не будь у нее ребенка.

Она назвала своего сына Лайэмом, что было ирландским вариантом имени ее брата Уильяма, и дала ему второе имя Джон, по мужу. Она отомстила бостонским аристократам, дав сыну имя одного из знатнейших семейств Ирландии. Она понимала, что они воспримут это как величайшее унижение, тогда как сама гордо считала это шагом наверх.

– Эти жалкие, чопорные, трусливые старые дамы вполне уживаются с изрядной долей ирландской крови в своих венах, – сказала она вслух, так и не прикоснувшись к ужину.

Последнее время она часто разговаривала сама с собой, – с кем ей еще было разговаривать? Разве что с ребенком, однако, пока все, что ему требовалось, это еда. Его няня была довольно бесцеремонной женщиной из Филадельфии, чувствовавшей превосходство над своей пользовавшейся плохой репутацией хозяйкой. Лилли могла бы ее уволить, но она очень хорошо управлялась с ребенком, а Лайэм был ее главной заботой.

Лайэм был ее ставкой на будущее. Теперь у нее было о ком думать, кроме себя самой. Она будет проводить с ним много времени, тщательно планировать его жизнь: обучение в школе, в колледже, его карьеру и светскую жизнь, хотя и не знала, как все будет складываться для него при такой матери, как она. Если, конечно, в период между настоящим и будущим не произойдет какого-нибудь чуда.

Но все это относилось к будущему. Она отодвинула эти проблемы на второй план своего сознания, отставила в сторону тарелку с нетронутой едой и, взяв с собой стакан вина, перешла в библиотеку.

Звон дверного колокольчика заставил ее вскочить со своего места.

– Кто бы это мог быть? – вслух спросила она себя, потому что никто никогда не заходил в ее дом, кроме разве доктора. Лилли услышала мужской голос и в ответ на него приглашение горничной войти. Послышались шаги горничной по направлению к библиотеке.

«Это идет Финн, – с горечью подумала Лилли. – Я убью его».

Горничная подала ей на серебряном подносе визитную карточку конгрессмена Дэниела О'Киффи.

Лилли поправила волосы и нервным движением расправила юбку. Она говорила себе, что если Дэн пришел просить прощения за Финна, то она даст ему ясно понять, что думает о его бессовестном брате. Скажет ему, что ее отец был прав, когда говорил, что все О'Киффи не больше чем кучка сладкоречивых подлецов. С нарастающим раздражением ожидала она появления в библиотеке горничной с Дэном.

Ей показалось, что он заполнил всю комнату, подходя к ней с распростертыми руками и с выражением симпатии и восхищения на красивом рыжебородом лице. Лилли забыла, что Дэн был очень высокого роста. Рыжеволосый, с властной осанкой, он был не менее красив, чем его брат, но по-иному.

– Мисс Лилли, госпожа Адамс… простите мне визит в такой поздний час без предварительного звонка по телефону, – заговорил он так, словно они виделись не далее как накануне. – Но я прочел в «Геральд» о вашей прискорбной утрате и почувствовал себя обязанным снова вас повидать и засвидетельствовать свою симпатию.

– Вы говорите, как настоящий политик, Дэн, – отвечала Лилли, нехотя подавая ему руку. Он склонился к ней с таким светским апломбом, что она невольно рассмеялась. – Когда я видела вас в последний раз, вы были покрыты слоем угольной пыли.

Дэн улыбнулся, в свою очередь, вспоминая тот далекий день.

– Я этого не забыл. А вы выглядели, как беспризорный ребенок. Брошенная, одинокая девочка. Ведь вы были тогда еще ребенком, мисс Лилли.

– Мне было семнадцать лет, достаточно, чтобы понимать, что хорошо, а что плохо, – с горечью в голосе заметила она.

– Вам мешало ваше воспитание. Вы были отгорожены от мира и реальной жизни положением и богатством вашей семьи, и большинство из нас это понимали. Девушки, подобные вам, горя не знали.

Она устало посмотрела на своего собеседника.

– Уж не ваше ли красноречие сделало из вас конгрессмена?

– Оно самое. И еще то, что я обещал бороться за лучшие условия труда, сокращение рабочего дня и за увеличение заработной платы, а также помощь, которую я оказывал рабочим и их детям в улучшении их жизни. Вы, наверное, не слышали о Летнем лагере Дэниела О'Киффи? Туда приезжают дети, живущие в трущобах; пару недель дышат свежим деревенским воздухом и едят здоровую пищу. Они содержатся главным образом за мой счет, и мне удается получать для этих целей кое-что от ирландцев, которые сумели сколотить в Америке свои состояния. И я признателен за это также и вам, – заключил он, поднимая на Лилли взгляд, не оставлявший у нее сомнения в том, что он считает себя в равном с нею положении.

Она вспомнила, что Финн говорил то же самое, и взволнованно заметила:

– Это звучит как что-то очень достойное.

– Разумеется, теперь, когда у вас есть сын, вы понимаете, что значит быть матерью, иметь возможность правильно его воспитать, обеспечить ему достойную жизнь.

Лилли вскинула подбородок и взглянула на Дэна, ожидая, что он скажет, что пришел потому, что Финн просит прощения и хочет быть со своим сыном.

Дэн поколебался, тщательно подбирая слова.

– А тот, другой ребенок, мисс Лилли, – стараясь быть тактичным, спросил он, – он?..

– Умер, – быстро солгала она, отворачиваясь и краснея.

– Простите меня. Разумеется, он не был сыном моего брата…

– Нет, – с горечью отвечала Лилли, – не был.

Дэн все еще не дошел до цели своего визита, и она резко спросила: