Изумрудное пламя - Грант Лаура - Страница 16

– Вот, леди Джоанна, я хочу вам подарить, – объявила девочка, когда Джоанна стала надевать новое теплое платье. – В него вы можете зашить ваши деньги, так делают все паломники, – и она торжественно протянула ей маленький кожаный кошелек, который можно носить на поясе.

Растроганная Джоанна чуть не расплакалась. Она знала, что будет скучать по Элеоноре не меньше, чем та по ней.

– Ведите себя хорошо, принцесса Элеонора. Слушайтесь ее милость и леди Габриэлу и не обижайте девушку, которая придет на мое место.

– Никто не придет на ваше место, – ответила принцесса. – Если вы раздумаете выходить замуж, приезжайте и будьте со мной.

Когда же Габриэла раскрыла объятия, Джоанна не выдержала и слезы закапали у нее из глаз.

– Будьте осторожны, дорогая, – напутствовала ее кастилька. – Vaua соп Dios. Помолитесь за меня Пречистой Деве Марии.

– Я привезу вам святого молока, – пообещала Джоанна сквозь рыдания.

– Ах, дорогая, не забудьте попросить, чтобы она наставила вас в выборе мужа, – Габриэла была серьезна, как никогда. – Откройте Святой Деве ваше сердце, ведь она тоже все-таки была женой.

Джоанна удивилась, поняв, что Габриэла против Годфри, хотя до этого та не сказала о нем ни одного худого слова. Однако они не могли говорить в присутствии принцессы, да и, если честно, Джоанна не желала слушать похвалы Ричарду Кингслиру после того, как обручилась с другим. Так или иначе, но уже пора было бежать.

Джоанна распрощалась с леди Габриэлой и принцессой Элеонорой в своей комнате, чтобы не устраивать прилюдных сцен. Да и что еще могли они сказать друг другу? Джоанне надо было справиться со своими страхами, а этому никак не способствовали их озабоченные лица.

Ее конь, которого привел паж, вдруг заржал и переступил с ноги на ногу, и, подняв голову, леди Джоанна увидела направляющихся к ней монахов в серых рясах.

– Доброе утро, мадемуазель. Это вы леди Джоанна Хокингем? – спросил один из монахов, подошедший к ней первым.

Учтиво присев в реверансе, Джоанна кивнула. Монахи, которые должны были повести паломников, были не похожи друг на друга, как день и ночь. Тот, который заговорил первым, назвал себя братом Уиллибрандом. Он был высокий, тощий, с горящими серыми глазами и с лысой головой.

Другой монах, брат Томас, был, наоборот, толстым и с густой шевелюрой вокруг тонзуры.

Он одарил Джоанну широкой улыбкой.

– Бог в помощь, леди Джоанна. Хорошее утро нам выпало для начала!

И словно не было туч, и дождь не мочил ей лицо. Он ей сразу понравился, и только через некоторое время она поняла, что это брат Уиллибранд знал дорогу и отвечал за безопасность паломников, а его веселый напарник полагался на счастливый случай и уповал на лучшее.

– Остальные скоро будут, – сказал брат Томас, и, как по команде, из-за угла показались четыре человека.

Из четырех только одна женщина была верхом на старом муле. Еще две – монахини-бенедиктинки, а четвертый – серьезный молодой человек с посохом, к которому он привязал свою котомку.

Все начали знакомиться друг с другом. Джоанна кивнула, когда ее представили пожилой женщине, вдове торговца, по имени Марджери Эпплфилд, и та тоже ответила ей кивком. Глаза у нее были красные, словно она недавно плакала. Монахинь звали сестра Мария-Анжелика и сестра Егелина, и глаза у них блестели, как у девчонок, вырвавшихся на волю.

Молодой человек по имени Адам Фифилд улыбнуться не пожелал, и Джоанна подумала, что он больше подходит в напарники брату Уиллибранду, чем весельчак брат Томас.

– Ну что ж, пойдемте, – сказал брат Уиллибранд, взглянув на небо, где солнце вроде бы начало пробиваться сквозь тучи. – До Лондона мы дойдем за два дня, даже если не будем особенно торопиться.

– Жаль, что мы только две на лошадях, фыркнула Марджери Эпплфилд, подгоняя своего мула, чтобы он шел рядом с конем Джоанны. – Так будет гораздо дольше.

Она даже не позаботилась понизить голос, словно остальные, не запасшись лошадьми, нанесли ей публичное оскорбление.

– У меня богатый отец, и у него целая конюшня, – сухо проговорил Адам Фифилд, – но я подумал, что паломникам больше приличествует идти пешком.

– Ну нет, молодой человек, не все тут молодые и здоровые, – возмутилась вдова и посмотрела сверху на Адама. – Не понимаю я вашего благочестия, если вы не почитаете старших, тем более вдову, недавно потерявшую... – и слезы закапали на ее морщинистые щеки.

– Всех нас Господь Бог не оставит своей милостью за наше святое желание помолиться у гроба его матери, все равно как мы туда будем добираться, – поспешила вмешаться в спор сестра Мария-Анжелика.

– Пожалуйста, я могу время от времени идти пешком, если кто устанет, – предложила Джоанна, почувствовав себя виноватой, стоило ей заметить раскрасневшиеся щеки брата Томаса, одолевшего всего несколько сотен ярдов.

Никто не бросился тут же ловить ее на слове, но по заулыбавшимся лицам она поняла, что достигла своей цели и открестилась от хныкавшей вдовы.

Они уже были за чертой города и шли по дороге, повторявшей все извивы Темзы, на которую то и дело поглядывала Джоанна. Король Эдуард созвал Большой Парламент, чтобы утвердить несколько новых законов, и только вчера вечером отправился в Лондон по реке. Как было бы приятно сидеть на барже и смотреть, как она тихо плывет мимо лесистых берегов. Но Джоанна тут же одернула себя. Приятное путешествие не имеет ничего общего с паломничеством!

Они молча спускались в зеленую долину с холма, на котором был воздвигнут норманнский замок, а вокруг вырос город. Миновали охотничий домик саксонских королей, стоявший в лесу еще до прихода завоевателей. Солнце наконец-то пробилось сквозь тучи и принялось разгонять туман, без которого не обходится ни один даже самый короткий дождь. На деревьях весело запели птички.

– Давайте рассказывать, почему каждый из нас отправился в паломничество, это нас немножко развлечет, – предложил брат Томас, вытирая рукавом рясы пот со лба. – Это наше с братом Уиллибрандом четвертое паломничество с тех пор, как умер старый король и воцарился мир, – объявил он и беспокойно взглянул на Джоанну. – Может, мне не надо было этого говорить, поскольку вы подопечная короля?

Она улыбнулась ему, показывая, что ему нечего бояться.

– Я не принадлежу к королевской, семье, добрый брат. Мне было совсем мало лет, когда король Генрих и бароны под предводительством Симона де Монфора сражались в Льюисе и Ившеме, но я до сих пор помню, сколько шума было из-за этого тогда. Даже королю Эдуарду, я думаю, известно, что немногие оплакивают его отца. Исполняя же вашу просьбу, могу сказать только, что совершаю паломничество, дабы помолиться о душе моей сестры, графини Алисии Уиллоуби, которая умерла в родах около пяти лет назад.

Джоанна медленно переводила взгляд с одного лица на другое, но эти люди, жившие совсем в другом мире, не слышали о позоре Алисии и сочувственно кивали головами.

– Она была очень молодой, ваша сестра? Как ужасно, – пожалела ее сестра Егелина. – Что касается моей сестры и меня, то нам повезло. Мы представляем наш монастырь, и нам доверили сделать особое подношение святой Деве, чтобы она заступилась за нас в наших непреходящих бедах.

– О чем вы, сестра? – спросил ее брат Уиллибранд.

– Брат, умерла наша аббатиса, – продолжала сестра Мария-Анжелика. – И мы не знаем, которой из двух наших сестер занять ее место. Ни одна не хочет уступить другой. Мы уж и постились, и молились, да все без толку. Так что мы подумали, может, Матерь-Заступница окажет нам такую милость и вразумит нас.

– Я отправился в паломничество, чтобы доказать отцу, что мое истинное призвание монастырь, а не сыромятня, – заявил Адам Фифилд. – Хочу уйти от мира, а не то придется мне провести всю жизнь среди вонючих шкур.

– И ваш отец поверит вам? – не утерпел брат Томас.

– Да он не знает, где я, потому что я убежал от него. А когда я вернусь, скажу ему, что мне было видение Святой Девы, и ему придется мне поверить. Ведь будет видение, правда?