Моя долгожданная любовь - Грегори Джил - Страница 58

— Ничего плохого в этом нет, моя куколка! — заверил он, глядя в ее бледное лицо. — Я не собираюсь обижать тебя. Но я не слепой. Вижу, что ты хочешь этого так же, как и я. Ты хочешь этого, querida. Ты хочешь, чтобы я любил тебя.

— Нет.

— Да.

Она попыталась выбраться из-под него, когда он вновь начал ее целовать. На этот раз ей удалось совладать с пламенем, бушевавшим у нее в крови. Из ее горла вырвалось рыдание.

— Нет! — выдохнула она, и он отчаянно чертыхнулся. — Прекрати! Пожалуйста! Я… не хочу… этого!

Он вновь чертыхнулся, увидев слезы на ее щеках, и, резко отпустив ее, встал с постели.

С минуту они молча взирали друг на друга. Понемногу она приподнялась, часто дыша. Прижав ладони к вискам, она прошептала:

— Оставь меня, уходи… отсюда.

Глаза ее распухли от слез.

Техас Джим Логан глубоко вздохнул. Сначала он собрался было заговорить, но затем передумал и крепко сжал зубы. Лицо его потемнело и помрачнело. Не сказав ни слова, он повернулся на каблуках и вышел.

Брайони появилась из спаленки гораздо позже. Ей пришлось бороться с наплывшими мятежными чувствами. В конце концов это удалось ей. Целый час она думала о Фрэнке, напоминая себе о супружеской верности, стыдя себя и ненавидя все то, что пробудил в ней Техас Джим Логан.

«Это просто вожделение, и ничего больше! — зло упрекала она себя. — Поддаться этому чувству — мерзость и слабость. Не обращай на него внимания. Забудь о нем. Выкинь его из головы».

Она шагала по комнате и плакала, злясь на собственную слабость и клянясь, что будет сильной. Наконец, успокоившись, она вытерла слезы, пригладила пальцами растрепанные волосы и аккуратно заправила рубашку в сидевшие на ней в обтяжку брюки.

Однако в ту самую минуту, когда она вышла из заточения спальни в горницу и увидела Джима сидящим в кухне за квадратным столом из сосновых досок, такого закаленного и сильного, но выглядевшего таким одиноким, ее предосторожность и решимость улетучились, как дымок в горах на октябрьском ветру.

В тот короткий миг, когда он еще не заметил ее прихода, выражение его лица невыразимой болью задело ее за душу. Он выглядел таким печальным, погруженным в тоскливые мысли, что у Брайони от изумления защемило сердце. Затем внезапно он очнулся от меланхолического забытья, заметив ее, и выражение его лица изменилось. Джим встал, вежливый и отстраненный, и сказал холодным, ровным тоном:

— Ты, верно, голодна. У нас есть вяленая говядина, бисквиты и апельсины, из тех, что мы покупали в деревне. А также кофе. Хотя, может быть, ты предпочитаешь текилу?

Она разглядела открытую бутылку на столе перед ним и отрицательно покачала головой.

— Устраивайся. — Он поднял бутылку, отошел от стола и шагнул к грубо сложенному камину у западной стены горницы. Подкинув дров в небольшое пламя и не оборачиваясь, Джим сухо сказал: — Ужинай, я не буду тебе мешать.

Воцарилось молчание, напоминавшее грозовые облака перед бурей. Брайони старалась не думать о том, что перед этим произошло, как она себя чувствовала и как он выглядел, когда она вышла из спальни. Все внимание она обратила на еду и заставила себя поесть.

В хижине было всего две комнатушки — горница с кухней и спаленка. В кухне имелись печка и вдоль стены у окна буфет. У квадратного стола — два стула. Не считая еще нескольких предметов, больше мебели не было. О прежних обитателях напоминали лишь побитые сковородки и плошки, старая оловянная кружка да щетка, разбросанные тут и там. На дощатом полу у камина лежал тканый коврик оранжево-бурого цвета. У очага располагалась деревянная скамья потемневшего дерева. Все нехитрое жилище было крохотным и скудно обставленным. Не просто было устроиться в таком домике мужчине и женщине, чувства которых были воспламенены. Убрав остатки ужина, Брайони бросила осторожный взгляд на Техаса, но он стоял спиной к ней, всматриваясь в пламя. Потом он поднял бутылку с текилой и сделал большой глоток. У Брайони засосало под ложечкой.

Когда все было убрано и кухня подметена, она прошла к окну со стороны фасада. На горы спустилась тьма, густая и плотная, непроницаемая ни для звезд, ни для луны. Ночь была тиха и насыщена ароматом хвои. Неожиданно почувствовав жажду пространства и покоя подальше от мужчины, беспокойно мерившего шагами горницу, подальше от напряженной тишины, повисшей в этих четырех стенах, она пошла к выходу, открыла дверь и вышла на крыльцо.

В этот миг раздался такой удар грома, что от испуга она ринулась обратно в дверной проем и громко взвизгнула. Раскаты грома лавиной прокатились по небу и отозвались оглушительным эхом в горах. Ее пронизал холодный ветер. По земле, хижине и деревьям застучали тяжелые капли дождя. Из бездны неба на горы обрушилась дикая и своенравная буря.

Джим схватил Брайони за руку и втащил в хижину, крепко захлопнув дверь. Она тяжело дышала, пораженная внезапным налетом бури.

— Пожалуй, следует тотчас закрыть все окна на засовы, — заметил он. — Погода разыгрывается не на шутку.

— Откуда взялась эта гроза? — поинтересовалась девушка, следуя за ним в спальню, где он закрепил деревянные ставни на окнах, предохранив от ударов ветра, который грозил разбить их о стену. — Вечернее небо было таким ясным, погода была такой тихой. Ведь при заходе солнца не было ни облачка.

— В горах бури налетают внезапно, — коротко ответил он, устремившись обратно в горницу, где быстро и ловко также закрепил ставни. Затем подбросил еще дров в очаг. — Как удачно, что эту ночь мы проведем под крышей!

— Да, это просто здорово.

Брайони вновь быстро оглядела хижину, довольная тем, что их уютно защищают стены и кровля, а в камине пылает огонь. За окнами резко похолодало, наступила прохладная октябрьская ночь. По окнам барабанили капли дождя, снова загремел гром, и она передвинулась поближе к мерцающему оранжевым светом пламени. Джим принес одеяло и укутал ей плечи. Это было то самое индейское одеяло, которое навеяло ей там, в деревне, какой-то отблеск воспоминаний. Брайони посмотрела на него.

— Ты дрожала, — спокойно сказал он. — Иди сюда поближе.

Она устроилась на коврике перед камином и устремила взор на бушующие языки пламени, в котором постреливали дрова. А Логан отошел к окну и прислонился к стенке. Когда началась гроза, он отставил в сторону бутылку с текилой и больше не прикасался к ней. Теперь в тишине он смотрел на девушку, которая примостилась на коврике, обняв колени и устремив взгляд на огонь.

В конце концов Брайони не могла больше выносить это молчание. Она подняла голову и встретилась с Джимом глазами; от выражения его лица у нее екнуло сердце. Под густыми каштановыми волосами, пряди которых беспорядочно падали на красивый лоб, горели глаза, в которых читалась такая тоска, такая тяжкая печаль, что у девушки заныло сердце.

Его живые и умные голубые глаза потемнели наподобие грозовой ночи за окном и наполнились такой жуткой тоской, которую уже не могли скрыть его обычная показная беззаботность и холодность. Вокруг рта образовались мрачные складки, и тень легла на бронзовое от загара лицо. Казалось, его преследовали призраки; печаль, отражавшаяся на его лице, шла откуда-то из самых глубин души. Точно такое же лицо у него было, когда она неожиданно появилась из спальни, застав его врасплох, после чего он мгновенно переменился. Но теперь, казалось, он не осознает того отчаяния, которое она читала в его глазах. Он смотрел на нее, а у нее расширились глаза и сердце болело так, будто его пронзили кинжалом.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Брайони протянула к нему руку. В мгновение ока он был рядом, встал на колени и взял ее за руку.

— О Техас, — шепнула она с комком в горле, ибо нельзя было ошибиться: его глаза засияли, как звезды, когда она протянула к нему руку.

— Что нужно сделать? — спросила она, потираясь щекой о его ладонь. — Я не могу видеть тебя таким несчастным. Это из-за меня?

Она сама не верила, что это возможно, но ее сердце неудержимо билось от предположения, что она может так влиять на его настроение. Горькая усмешка появилась на его губах.