Вайдекр, или темная страсть - Грегори Филиппа - Страница 10

Фенни разбухла от весенних дождей и сейчас вся кипела и крутилась новенькими водоворотами, что вполне соответствовало моему настроению. На буках уже шелестела первая нежная и блестящая листва. Птицы щебетали как оглашенные. Весь мир Вайдекра трепетал от ожидания весны и любви, все вокруг, включая мою новенькую амазонку, было зеленым, как сама жизнь.

Ральф сидел у реки, прислонившись к поваленной сосне и крутя в пальцах какую-то палочку. Он обернулся на звук копыт и улыбнулся без всякого удивления. Этот юноша казался мне такой же частью моего любимого Вайдекра, как и эти деревья. Мы не договаривались о встрече, но она не могла не произойти. Ральф, сидя у реки, притягивал меня к себе так же неизбежно, как водоворот затягивает упавшую ветку.

Я привязала Беллу к высокому кусту, и она тут же принялась щипать траву. Под моими шагами захрустели прошлогодние листья, и вот я уже стою, ожидая чего-то, перед Ральфом.

Он поднял голову и улыбнулся, щурясь от сияния весеннего неба за моею спиной.

— Я скучал по тебе, — неожиданно сказал он, и мое сердце подпрыгнуло, как будто от испуга.

— Я не могла уйти из дома, — сказала я. Мне пришлось спрятать руки за спину, чтобы Ральф не видел, как они дрожат. Но в глазах стояли слезы, и я не могла унять дрожь моих губ. Я спрятала руки, никто бы не догадался, как дрожат мои колени под зеленой юбкой, но мое лицо было открытым, как будто меня застигли во сне… Я рискнула взглянуть украдкой на Ральфа и увидела, что он пристально на меня смотрит. Его легкое доверие ко мне ушло. Он был напряжен, как будто видел перед собой ловушку, и дышал неровно, как после бега. Неожиданно я шагнула вперед и погладила его густые черные волосы. Мягким непредсказуемым движением он схватил мою руку и рывком усадил меня рядом с собой. Положив обе руки на мои плечи, он вглядывался в мое лицо с таким выражением, как будто колебался между желанием убить меня или поцеловать. Мысли мои смешались. Я отвела глаза, не в силах больше смотреть на него.

И тогда опасное, дикое выражение ушло из его глаз, и он тепло улыбнулся мне.

— О, Беатрис, — прошептал он протяжно. Его руки соскользнули с моих плеч на талию, и он стал нежно целовать мои глаза, веки, губы, шею. Затем мы долго сидели рядом друг с другом, моя голова лежала на его плече, а он крепко обнимал меня. Мы ни о чем не думали, не отводя глаз от реки.

Мы мало говорили, поскольку были все-таки деревенскими детьми. Когда поплавок его удочки дрогнул и ушел под воду, Ральф резко подсек леску, а я подставила ему шапку для пойманной рыбы так же быстро и уверенно, как делала это в детстве. Собрав сухие листья и обломанные ветки, мы разложили костер и, пока Ральф чистил форель, я разожгла его. Я мало ела за эти три дня, и поджаристая корочка форели показалась мне необыкновенно вкусной. Конечно, она была немного сырая, но кто бы стал заботиться о таких вещах, поджаривая свою собственную форель из своей собственной реки на костре из своих собственных сухих листьев. Поев, я вымыла руки и губы в воде и откинулась назад, прижавшись к Ральфу, а он опять крепко обнял меня.

Молодых леди, потомков знатных фамилий, конечно, предупреждают о регулярных недомоганиях, болезненной потере невинности, о тяжести родов. Ограничиваясь намеками и недомолвками, мама ознакомила меня с обязанностями жены, включая рождение наследника, и подчеркнула, что эта задача весьма болезненна и неприятна. Возможно, это так. Возможно, совокупляться с незнакомым вам человеком, выбранным для вас вашими родителями, лежа в старинной фамильной кровати и чувствуя при этом ответственность, возглагаемую на вас знатным происхождением — возможно, это и неприятно. Но я знаю наверняка, что обниматься с любимым под деревьями и небом Вайдекра, ощущать всем телом пульс своей земли, — это счастье.

Мы сплетались вместе, как неопытные, но веселые зверьки. Неожиданно во мне поднялось странное, необъяснимое и неожиданное чувство, восторг наслаждения, заставивший меня задыхаться и плакать на плече Ральфа.

Потом мы лежали вместе, тесно прижавшись друг к другу, как переплетенные пальцы ладони. Вскоре мы заснули. Проснулись мы замерзшие, с затекшими конечностями. К моей спине пристали ветки и листья, а на лбу Ральфа отпечаталась красная полоса от палки, на которой он лежал. Мы кое-как оделись и обнялись, чтобы согреться, так как быстрые весенние сумерки уже протянули длинные тени от кустов и деревьев. Затем Ральф поднял меня на руки и перенес в седло. Мы обменялись теплым, не нуждавшимся в словах взглядом, и я повернула лошадь к дому. Я мечтала о горячей ванне и хорошем обеде. Я была божественно счастлива.

Наши почти безмолвные страстные встречи длились всю весну и раннее лето, когда дни становились все жарче и длиннее. Заботы о ягнятах и коровах с телятами, сев позволяли мне отсутствовать целыми днями. Если я успевала справиться со своей работой, я была вольна делать что захочу. Ральф знал много укромных мест в лесу, гораздо больше, чем когда мы были маленькими, и иногда мы проводили время там, а иногда на старой мельнице. Вылупившиеся, а затем подросшие птенцы были невольными свидетелями нашей любви. А мы слушали, как их голодный писк день ото дня становился все громче и громче, и, наконец, увидели, как они первый раз вылетели из гнезда. Это было единственное, что я запомнила от того времени.

Переход от весны к лету, казалось, был бесконечным в этом году. Сама земля старалась продлить наше счастье, получше спрятать нас в роскошно пенящейся зелени. Погода стояла изумительная. Отец даже сказал однажды, что это, должно быть, чье-то колдовство, чтобы урожай созрел поскорее.

Да, несомненно, это было колдовство. Мне казалось, что Ральф проходит по нашей земле, как юный, темноволосый бог, делая ее обильной и плодородной, а наша страсть и наша любовь заставляют ярче светить солнце, а ночью выманивают на небо яркие чистые звезды.

Мы становились все опытнее, даря друг другу все более и более острые наслаждения, но нас никогда не покидал какой-то странный страх. Даже когда мы лежали вместе у подножия высоких, раскидистых, уходящих в небо буков или прятались в папоротниках, я не переставала изумляться чуду нашей любви. Мы позволяли друг другу все, что только могли вообразить, с нежностью и смехом, едва дыша от волнения. Мы часами лежали нагими, разглядывая и лаская друг друга.

— Тебе приятно, когда я делаю так? А так? А вот так? — спрашивала я, в то время как мои пальцы, лицо, язык исследовали каждый дюйм его тела.

— Да, о да!

Нас волновало чувство близкой опасности. Однажды мы случайно встретились в нашем саду, когда Ральф принес на кухню зайца, а я в это время рвала розы для мамы. Я обернулась, увидела его, и маленькая корзинка с розами мгновенно упала из моих рук. Не обращая никакого внимания на открытые в доме окна, Ральф шагнул ко мне, взял меня за руку и повел в беседку. Он крепко сжал меня в объятиях и, не обращая никакого внимания на то, что мнет мое нарядное шелковое платье, стал целовать мою грудь. Мы оба задыхались от невыразимого волнения. И тут мы рассмеялись и все никак не могли остановиться, в восторге от нашей неслыханной дерзости, от того, что мы любим друг друга в разгаре дня, перед окном маминой гостиной, прямо в нашем саду.

В мае был мой день рождения. Я проснулась ранним утром, разбуженная пением птиц в нашем саду, и первым долгом подумала не о дорогих подарках от мамы и отца, а о том, что может подарить мне Ральф.

Мне больше не спалось. Я вскочила с кровати и пока, умываясь, плескала водой себе в лицо, перед окном раздался долгий тихий свист. Одетая в одну ночную рубашку, я выглянула в окно и увидела Ральфа, счастливо улыбавшегося мне навстречу.

— С днем рождения, — громким шепотом сказал он, — я принес тебе подарок.

Я спрыгнула с подоконника, подбежала к своему туалетному столику и схватила клубок пряжи. Как принцесса из сказки, я спустила ее из окна, и Ральф привязал к ней крошечную ивовую корзиночку. Я осторожно подтянула ее наверх и поставила на подоконник рядом с собой.