Вайдекр, или темная страсть - Грегори Филиппа - Страница 31

В моих ушах чисто и настойчиво звенела песня, я знала, что это не жаворонок поет высоко в небе, — это звучит волшебная песнь Вайдекра, и сейчас стремительно поворачивается колесо моей судьбы.

— Ты — человек сильных страстей, — продолжала я свою мысль.

Профиль Гарри, стоявшего рядом с моей лошадью отвернувшись от меня, был строгим и чистым, как профиль греческой статуи.

— С этим мне ничего не поделать, — ответил он, и его щеки порозовели.

— Я понимаю, со мной происходит то же самое. Это у нас в крови, я думаю.

Гарри быстро повернулся и уставился на меня.

— Леди всегда воплощает собой совершенство, — продолжала я. — На людях ее поведение должно быть безупречным, но с тем, кого она любит и кого она выбрала, следует быть всегда ласковой.

Гарри продолжал смотреть на меня. Я не находила больше слов. Я просто смотрела на него, не скрывая своей любви и желания и не понять этого было нельзя.

— У тебя есть жених? — изумленно спросил он.

— Да нет же, — взорвалась я. — И никогда не будет.

Я наклонилась с седла и протянула ему руки. Он опустил меня на землю, и я схватилась за лацканы его сюртука, близкая к истерике от гнева и горечи.

— О, Гарри! — простонала я, и мой голос прервался рыданием. Боль в сердце была такой сильной, что даже заглушила песню, звучавшую у меня в ушах. — О, Гарри! О, Гарри, любовь моя!

Он замер от моих слов, будто они превратили его в камень. Я не могла унять слезы. Я погибла, он никогда не полюбит меня, а я не могу сдержаться. Я так ждала его и так стремилась к нему, что теперь, когда его руки обнимали меня, я не находила в себе сил разыгрывать из себя невинное создание вроде Селии. Я схватилась за его сюртук, будто бы тонула. Он продолжал стоять, не двигаясь, но его руки обхватывали меня крепко, как клещи. Мои рыдания стали стихать, и я прикусила изнутри щеки, чтобы успокоиться. Медленно, с трудом я слегка отодвинулась от него, чтобы взглянуть в его лицо.

Глаза Гарри стали темными от желания, и его сердце под моей рукой билось, как сумасшедшее. Его губы дрожали, и он смотрел на меня так, будто бы хотел съесть живьем.

— Это грех, — низким голосом сказал он.

Мир перевернулся для меня. Я не находила слов, чтобы возразить ему.

— Нет, — заторопилась я. — Совсем не так. Так надо, Гарри. Ты сам чувствуешь, что так надо. Это не грех. Совсем нет.

Голова Гарри медленно наклонилась ко мне, и мои глаза закрылись, ожидая его поцелуя. Он был так близко, что я чувствовала его дыхание и, приоткрыв рот, ловила каждый его вдох. Но он не целовал меня.

— Это грех, — повторил он тихо.

— Гораздо худший грех жениться на женщине, которая холодна как лед, — пробормотала я. — Гораздо хуже жить с женщиной, которая не может любить тебя, не знает, как ей любить тебя, в то время, как я провожу все дни, сгорая от любви к тебе. О, пожалей меня, Гарри! Если ты не можешь любить меня, то хотя бы пожалей.

— Я люблю тебя, — возразил он дрожащим голосом. — О, Беатрис, если б ты только знала. Но это грех.

Он повторял эти слова, как заклятие, чтобы держать себя в руках. Я чувствовала, как его тело напряглось от желания, но он все еще контролировал свои чувства. Он любил меня, он хотел меня, но не прикасался ко мне. Я больше не могла выносить этой пытки и, быстро изогнувшись, со всей силы укусила его дразнящий пленительный рот. Моя рука все еще держала кнут для верховой езды, и теперь я изо всех сил стукнула его рукояткой по груди Гарри и прорыдала:

— Гарри, я убью тебя. — Я действительно могла бы это сделать.

Я поранила ему губу. Гарри прижал руку ко рту, и, когда отнял ее, на его пальцах была кровь. Увидев это, он вскрикнул и всем телом обрушился на меня. Разрывая на мне платье, он впился в мою грудь, целуя и кусая меня без жалости. Извиваясь, я стягивала с него бриджи, а он пытался поднять мои юбки, путаясь в них.

Все еще наполовину одетые и не осознающие, что делаем, мы катались по земле, и Гарри нетерпеливыми, неопытными толчками вколачивал тяжесть своего тела в мои икры, спину, ягодицы, не находя меня. Но уже через секунду у него все получилось, и это было пугающе, как падение с дерева, и больно, как удар кинжалом. На мгновение мы оба замерли от неожиданности, а потом он принялся терзать мое тело, как терьер терзает пойманную мышь. Я кричала, мои руки и ноги обхватили его спину, и мы, наверное, были похожи на какую-то фантастическую змею. Издав низкий стон, Гарри замер, а я, голодная, неудовлетворенная, выгибала и выгибала аркой свою спину, пока, наконец, не затихла тоже со стоном облегчения.

Медленно я открыла глаза и увидела голову Гарри на фоне нашего голубого неба и наших жаворонков, поющих где-то высоко-высоко. Владелец Вайдекра тяжело лежал на мне. Его семя было во мне, его земля была под нашими сплетенными телами, наша трава была судорожно зажата в одной из моих рук, и маленькие луговые цветы впитывали мой пот. Наконец, наконец-то, я обладаю и Вайдекром, и его хозяином. Наша земля под нами, а он внутри меня. У меня вырвалось рыдание. Та боль желания, которая, казалось, сопровождала меня всю жизнь, и моя тревожная ревность отпустили меня.

Услышав мое рыдание, Гарри поднял голову, его лицо было воплощением вины и раскаяния.

— О, Господи, Беатрис, что я могу сказать? — беспомощно произнес он. Он сел и спрятал лицо в руки, опустив виновато плечи. Запахнув на груди платье, но постаравшись сделать это не слишком плотно, я села рядом с ним, мягко положив голову на его плечо. Мое тело еще дрожало после его грубого вторжения, мой разум был еще затуманен от счастья, и я не могла понять, что происходит с Гарри.

Он поднял голову в ответ на мое прикосновение и посмотрел на меня с жалким выражением лица.

— Господи, Беатрис! Я, должно быть, так тяжело обидел тебя! А я так сильно люблю тебя. Что я могу сказать? Мне так стыдно!

Минуту я смотрела на него, ничего не понимая, но постепенно его слова проникли в мое сознание, и я поняла, что все случившееся он воспринимает как своего рода насилие.

— Это моя вина, — сказал он. — Я так хотел тебя с того самого дня, когда спас тебя из рук этого чудовища. Господи, прости меня, но я все время представлял тебя обнаженной, как тогда на полу. О, неужели я спас тебя для того лишь, чтобы погубить самому. — И он опять уронил голову в отчаянии. — Беатрис, клянусь небом, я никогда не хотел этого. Я — негодяй, но Бог свидетель, я не замышлял против тебя ничего плохого. Я даже не думал, что такие вещи возможны между братом и сестрой. Я страшно виноват и не отрицаю своей вины. Но, Беатрис, я даже не знал, что так бывает.

Я мягко положила руку на его глупенькую голову.

— Ты совсем не виноват, — успокаивающе произнесла я. — Тут нет ничьей вины. Ты мечтал обо мне, а я мечтала о тебе. Ты не должен винить себя.

Гарри поднял наполненные слезами глаза, и в них мелькнул лучик надежды.

— Но это большой грех, — неопределенно проговорил он.

Я пожала плечами, и от этого движения мое платье немного распахнулось, и взгляд Гарри мгновенно оказался прикованным к моему плечу и округлой груди.

— Я не думаю, что это грех, — ответила я. — Я всегда знаю, когда делаю что-нибудь плохое, а сейчас совсем не так. Я ждала этого всю мою жизнь. И я не вижу в этом ничего плохого.

— Все равно я поступил неправильно, — возражал Гарри, не отводя глаз от моей груди. — Это очень плохо, — повторил он снова. — И никто не может оправдать мои действия, только потому что я не…

Его голос, голос опытного мужчины, совсем упал, когда я легла на спину и закрыла глаза. Гарри вытянулся рядом со мной, опершись на локоть.

— Твои рассуждения нелогичны, Беатрис… — начал он, но я не дала ему продолжить. Он склонился ко мне и поцеловал мои закрытые веки так легко, как касается бабочка своими крылышками цветка.

Я не двигалась и едва дышала. Я лежала тихо, как лист, а Гарри прокладывал дорожку поцелуев по щеке, по шее и вниз к ложбинке на моей груди. Он отодвинул лбом платье и потерся о мою грудь лицом настолько бережно, насколько до этого был груб, а затем взял в рот мой сосок.