Капелька скандала - Грей Амелия - Страница 50

– Вы преувеличиваете важность моей поддержки.

Миллисент вздохнула, уткнувшись в тепло его фрака.

– Мне все еще трудно поверить, что леди Хиткоут оказалась светским вором. По приезде в Лондон я столько времени провела с ней.

–Очень печально, что этой женщине пришлось прибегнуть к воровству, чтобы поправить свои дела.

– А вы верите, что виконт ни о чем не догадывался, как он это угверждает?

– Думаю, что да. Когда виконтесса вынула из кармана серебряный чайник, лицо у него буквально посерело. И в конце концов, он ведь настаивал, чтобы она доказала, что ничего не прячет.

Чандлер прижал Миллисент к себе и поцеловал ее в макушку. Карета двигалась быстро. Ему хотелось повернуть девушку к себе и осыпать поцелуями и ласками, но, помня о ее ране, Чандлер вел себя спокойно.

– Надеюсь, виконтесса расскажет полиций всю правду, и вещи, которые она украла, будут найдены. Я знаю, как вам хочется вернуть своего ворона.

Но почему-то ворон уже не казался Чандлеру таким важным.

– Я уверен, что она не стала бы говорить об этих вещах, если бы их у нее не было.

– Нет, вы только представьте себе: она украла драгоценности, картину, вашего золотого ворона, а потом вдруг поняла, что не знает, как их можно продать.

Чандлер коротко рассмеялся.

– Нам повезло, что она не обратилась к ростовщикам, чтобы те нашли покупателя.

– Да.

Карета остановилась. Чандлер открыл дверцу и спрыгнул на землю. Он внимательно осмотрел обе стороны улицы и только потом помог Миллисент сойти, накинув ей на голову свой плащ, так что если бы кто-то и оказался поблизости, то не смог бы ее узнать. Он велел кучеру ждать, чтобы потом отвезти Миллисент домой.

Уинстон открыл дверь особняка, и они быстро вошли. В передней гостиной горел свет, поэтому Чандлер провел Миллисент туда и помог ей снять плащ.

– Уинстон, мисс Блэр поранилась.

Камердинер шагнул вперед.

– Что я могу сделать, сэр? Позвать врача?

– Нет, – одновременно сказали Чандлер и Миллисент, а Чандлер добавил:

– Не думаю, что это настолько серьезно, чтобы требовалось вмешательство врача. Принесите воды, салфетку и мазь.

– Слушаю, сэр, – сказал Уинстон и сразу же отправился за медикаментами.

– Садитесь вот сюда. – Чандлер зажег лампу, стоявшую на столе у небольшого диванчика. Потом подошел к буфету и налил два бокала бренди.

Один он подал Миллисент.

– Выпейте вот это. Вам станет лучше.

– Благодарю вас. – Она взяла бокал и сделала глоток.

– Вам не холодно? Я могу развести огонь.

– Нет, мне хорошо. Право же, не было никакой необходимости привозить меня к вам в дом, но я рада, что вы это сделали. Если только это ненадолго. Мне нужно поторопиться. Мне бы очень не хотелось, чтобы рассказы о сегодняшнем вечере дошли до леди Беатрисы прежде, чем я вернусь домой.

Чандлер все еще стоял, глядя на нее.

– Я уверен, что этого не произойдет.

– Вот, сэр, – сказал Уинстон, внося серебряный поднос, на котором стояли миска с водой и баночка с мазью и лежала салфетка.

Камердинер поставил поднос на круглый столик палисандрового дерева, стоящий рядом с диванчиком.

– Благодарю вас, Уинстон.

– Да, сэр. Могу я сделать что-нибудь еще?

– Нет. Теперь я сам обо всем позабочусь. Покойной ночи.

– Очень хорошо, сэр. Покойной ночи. – И Уинстон вышел, закрыв за собой дверь.

– Он, кажется, знает свое дело, – сказала Миллисент.

– Знает. – Давным-давно Чандлер сказал Уинстону, что слова «покойной ночи» означают, что больше к нему не следует входить в этот вечер.

– Вам стало лучше после бренди? – спросил он, садясь рядом с Миллисент.

– Да. – Она улыбнулась. – В третий раз говорю вам, что я чувствую себя нормально и вполне успокоилась. Даже голова почти прошла. Не нужно больше спрашивать.

– Хорошо. Давайте промоем рану.

Чандлер окунул салфетку в холодную воду и осторожно смыл кровь с раны и с кожи вокруг нее. Его лицо было совсем рядом с лицом Миллисент, и Чандлера так и подмывало поцеловать ее, но он молча и ласково ухаживал за девушкой. Когда он спросил, не больно ли ей, она молча покачала головой и сидела смирно, пока он накладывал мазь на рану.

– Ну вот. Готово. К счастью, все не так страшно, как я думал. Когда заживет, не будет даже шрама. Допейте бренди.

– Благодарю вас, – кивнула Миллисент.

Чандлер взял поднос и отнес его на стол, стоявший у окна.

– Приятно знать, что я выживу.

Чандлер вернулся к диванчику и снова сел рядом с Миллисент; гораздо ближе, чем следовало, взял свой бокал и сделал еще один глоток янтарного напитка, так похожего цветом на глаза Миллисент. Он не знал, бренди ли это согрело его или присутствие Миллисент у него в доме. Его вдруг охватило огромное желание обнять ее. Не стоило отсылать Уинстона спать. Быть наедине с Миллисент – это слишком большое искушение.

– Да, и доживете вы до той поры, когда будете рассказывать внукам, как вы обнаружили светского вора. У вас, быть может, все же останется небольшой шрам, так что будет доказательство вашего геройского поступка.

Миллисент рассмеялась.

– О, вы действительно представляете это событие гораздо более рискованным, чем то было на самом деле, но не забывайте, это вы первый заметили, что с юбкой леди Хиткоут не все в порядке.

Чандлер улыбнулся и провел тыльной стороной ладони по ее шеке.

– Нет, нет. Вся заслуга принадлежит вам, и ваше ранение – лучшее тому доказательство.

– Завидуете? – пошутила она.

– Ради вас я бы согласился на любое увечье. Я не хочу, чтобы с вами что-то случалось.

Ее лицо вдруг стало серьезным.

– Чандлер, могу я попросить вас кое о чем?

– Конечно. О чем хотите.

– Вы будете сегодня меня любить?

«Все, кроме этого!»

От этих слов у него похолодело в груди. Она, конечно, не знает, о чем говорит. Лучше пусть и дальше все идет в шутливом тоне. Она вызывает у него слишком большое желание, чтобы перейти на серьезный тон.

– Разрешите взглянуть еще раз на ваш лоб. Боюсь, дело обстоит хуже, чем мне показалось сначала. – И он притворился, что внимательно рассматривает рану.

А Миллисент потянулась и легонько поцеловала его в губы.

– Вы сказали, что сделаете все, – напомнила она ему с самым серьезным видом.

Улыбка Чандлера угасла.

– Все, кроме этого. Вы – порядочная девушка, Миллисент. И я бы не хотел этого менять. Как бы ни заманчива была ваша просьба.

Он взял у нее пустой бокал и поставил его на стол. Не стоило давать ей крепкого спиртного. Оно ударило ей в голову и заставило говорить такие вещи, которых в другое время она никогда бы не сказала.

– Пора отвезти вас домой, – сказал Чандлер.

Миллисент удержала его руку и не дала встать.

– Я говорю серьезно, Чандлер. Удар в голову и бренди здесь ни при чем. Я так чувствую в своем сердце. Сегодня я хочу принадлежать вам.

– Вы сами не знаете, о чем говорите. – Голос его так охрип от возбуждения, что было трудно говорить. Никогда, даже в самых своих безумных фантазиях не думал он, что Миллисент предложит ему себя. Но если у него и шла голова кругом при мысли о том, что он войдет в нее, согласиться на это он не мог. Нельзя поступить так с ней. Она заслуживает того, чтобы в свою первую брачную ночь быть невинной.

А Миллисент обеими руками взяла его за руку и приложила ее раскрытой ладонью к своему сердцу. И посмотрела на него умоляющими глазами.

– Чувствуете, как мое сердце бьется из-за вас?

У него встал в горле ком от желания согласиться. Он давно уже чувствовал неудовлетворенность. Тело его напряглось от вызванного ею желания, но он смог сказать только одно:

– Миллисент.

Она придвинулась ближе и прижалась к нему бедром.

– Вы преследовали меня с того первого вечера, когда мы встретились. Почему же вы отказываете мне теперь, когда заполучили меня?

Трудно было не обращать внимания на нытье в чреслах, но Чандлеру удалось все же прошептать: